Пламенеющий Меч - Мэгги Фьюри

Поэтому Гринц решил, что на сегодня хватит. Не стоит рисковать жизнью из-за нескольких медяков. Он боялся даже подумать, какая судьба ожидает Воина, если его хозяина прирежут в какой-нибудь подворотне. Гринцу и самому было невдомек, сколько раз уже белый щенок спасал ему жизнь.

Парнишка уже предвкушал свидание со своим любимцем. Сейчас они вместе поедят, а потом уснут в своей уютной каморке, вдали от этих холодных и опасных улиц. Гринц, хорошо знавший эту часть города, пошел короткой дорогой и вскоре оказался уже недалеко от Пассажа. Тут он замедлил шаг: предстояла едва ли не самая трудная часть путешествия. Никто не должен видеть, как он будет лезть в окно. Никто не должен знать о его убежище.

Прежде чем попасть в узкий переулок, куда выходило окно, Гринцу предстояло пересечь широкую улицу. Здесь следовало быть особенно осторожным: это место облюбовали нищие. С опаской продвигаясь вдоль темных стен, Гринц услышал впереди чьи-то шаги. Он замер на месте, словно заяц, почуявший охотника, и осторожно выглянул из-за угла. Вдали маячила высокая фигура в плаще с капюшоном, и было в ней что-то (Гринц и сам бы не смог объяснить свои чувства), что заставило парнишку съежиться и поспешно спрятаться в тень, пока этот зловещий призрак не заметил его.

Гринц попытался уговорить себя не бояться. Это просто какой-то глупец в такой час возвращается домой, и у него могут быть деньги, убеждал Гринц. Нельзя упускать такой случай! Правда, до карманов этого неизвестного не доберешься, но ведь можно и попросить подаяния… Однако, как ни старался Гринц, ему никак не удавалось уговорить себя попробовать. Казалось, никакая сила не может заставить его приблизиться к этому зловещему черному существу. Ноги парнишки буквально приросли к мостовой. При этом Гринц успел заметить, что улица с появлением неизвестного опустела как по волшебству. Наконец жуткое видение прошло мимо, и Гринц вздохнул с облегчением. Но все равно он не смел двинуться с места, пока неизвестный не скроется из вида. Зажмурив глаза, юный карманник прислушивался к пугающему звуку шагов и неслышно молился, чтобы страшный прохожий поскорее убрался.

Внезапно шаги замерли. Гринц похолодел. Неужели черный человек решил вернуться? Он боялся посмотреть в ту сторону, но неизвестность была еще хуже, и Гринц мужественно заставил себя открыть глаза.

— Смилуйтесь, высокочтимая госпожа! Не пожалейте медяка для бедной слепой старухи!

Гринц с удивлением увидел дряхлую нищенку, которая, шаркая, приближалась к ужасной фигуре. Старуха, похоже, действительно слепая, раз не убежала, как остальные нищие. Но тогда как же она узнала, что перед ней — женщина?

Старуха остановилась, освещенная фонарем, висевшим на углу. Женщина в черном плаще подошла к ней вплотную — и протянула руку. Гринц так и ахнул. Повезло же старой ведьме! А он-то, дурак, чего испугался? Упустить такую возможность!.. Но долго расстраиваться ему не пришлось: в руке высокой женщины что-то блеснуло, и старуха нищенка как подкошенная рухнула на мостовую. Послышался негромкий смех, от которого Гринца передернуло, и фигура в черном скрылась за углом.

Но скоро Гринц пришел в себя и осмелился выйти из своего укрытия. Нищенка по-прежнему валялась посреди улицы. Зверский холод и боязнь за щенка подгоняли мальчонку, но, чтобы добраться до своего окна, Гринц неминуемо должен пройти мимо тела слепой старухи. «Я побегу, — решил Гринц. — Я побегу и не стану смотреть на старуху, нельзя туда смотреть…»

И все же он не смог удержаться и взглянул. Словно чья-то невидимая рука повернула его голову, но потом он всю жизнь жалел о своем любопытстве. Старуха лежала на мостовой вверх лицом, и на нем застыло выражение смертельного ужаса, а на лбу ее, словно клеймо, горел серебристый отпечаток человеческой ладони. Гринц оцепенел от страха, не в силах оторвать глаз от жуткого зрелища.

Придя в себя, он без оглядки кинулся прочь, к своей каморке в Пассаже. Он даже не заметил, как влез в окно и спрыгнул на пол. Выудив щенка из корзинки, он судорожно прижал его к себе и сразу же забрался в постель, кусая губы, чтобы не заплакать. Как хорошо, что у него есть Воин! Не будь щенка, Гринц, кажется, никогда больше не осмелился бы выйти на улицу.

По ночам Нексис, как обычно, принадлежал нищим, проституткам, грабителям и прочему сброду, но Элизеф шла по темным улицам без опаски. Хотя лицо ее трудно было разглядеть под низким капюшоном, ореол власти и опасной силы, окружающий колдунью, мог отпугнуть любого. Лишь один человек осмелился приблизиться к ней, и то это была слепая старуха. Элизеф почти брезгливо отняла жизнь у старой нищенки, чтобы усилить таким образом свою колдовскую власть. К удивлению колдуньи, жизненная сила даже столь немощного существа опьянила ее подобно крепкому вину и принесла с собой чувство бодрости и душевной и телесной крепости. Только теперь Элизеф наконец поняла, почему Миафан так пристрастился к человеческим жертвам. Ну что ж, век живи — век учись, подумала колдунья. Этим, конечно, стоит заняться, но не сейчас. Сейчас у Элизеф были другие дела, и она уже почти дошла до нужного дома, который нашла, глядя в магический кристалл.

Берн починил пол и крышу пекарни, побелил стены. Он усердно трудился, чтобы привести свое заведение в порядок, и ему это удалось во всем, кроме самого главного: выпекать хлеб по-прежнему было нельзя по одной простой причине: во всем Нексисе невозможно было достать муки ни за какие деньги…

Этой ночью пекарь, как обычно, одолеваемый бессонницей, сидел за бутылкой в нижней комнате (которая, собственно, и была пекарней) у старой печки. Каждый день он разжигал огонь в обеих печах — ив старой, и в новой, которая была побольше. Он соорудил ее вскоре после гибели Торла, его отца, когда дело наконец-то перешло к Берну. Огонь, горевший в печах, согревал тело молодого пекаря, но не его душу. Он не мог отделаться от скверного чувства человека, потерпевшего поражение. В свое время Берн выдал повстанцев и убил отца, чтобы завладеть пекарней, и что же? Запасы муки и дрожжей иссякли за время этой бесконечной зимы, а девушка, на которой он хотел жениться, черноволосая дочка овдовевшего портного, жившая по соседству, бросила Берна, не в силах больше сносить его тяжелый нрав и злобные выходки. Берн выругался вслух. Какая несправедливость!

Занятый своими мыслями, Берн незаметно для себя задремал и очнулся от того, что услышал, как хлопнула дверь. Он вскочил и снова хотел выругаться, но замер в изумлении. Перед ним стояла фигура в черном плаще, но лицо ее скрывал низко надвинутый капюшон. Пекарь потянулся за кочергой, лежащей у печки, но рука его застыла в воздухе. Не говоря ни слова, ночной гость откинул капюшон, и, увидев его лицо, пекарь вскрикнул и упал на колени. Он узнал мага Погоды Элизеф.