Пламенеющий Меч - Мэгги Фьюри

Чайм старался не выдать мучивших его сомнений, но все же это ему, очевидно, не вполне удалось. Ориэлла нахмурилась.

— Ты сказал: «ради своей цели». Значит ли это, что она расходится с целями Шианната или вообще твоего народа?

Чайм колебался. События последних месяцев полностью отвечали тому давнему видению, с которого, собственно, это все и началось. Он действительно помог Светлым силам, и Шианнат сыграл в этом свою роль. Однако зловещее пророчество насчет того, что появление Ориэллы влечет за собой гибель ксандимского народа, пока не сбылось, и вот уже несколько дней Эфировидца мучила совесть: он не знал, имеет ли право рассказывать об этом видении магам. Разве у Ориэллы без того мало забот, чтобы еще заставлять ее тревожиться о совершенно чужом народе? Правда, если он не предупредит ее о возможных последствиях и случится худшее, не падет ли вина и на него, Чайма? С другой стороны, если пророчество было правдивым, то разве рассказ о грядущем несчастье поможет предотвратить его? Чайм поежился под испытующим взглядом Ориэллы. Анвар тоже начал хмуриться. Видимо, все же придется дать магам объяснения.

— Хорошо, — начал он, — мне, видимо, в любом случае надо рассказать вам…

«Нет! Молчи, смертный!»

Чайм осекся, узнав голос Басилевса. Судя по изумленному лицу Анвара и по легкому вскрику Ориэллы, беззвучная речь Молдана была внятной и для них.

— Гром и молния, кто это? — воскликнула Ориэлла. — Несомненно, это голос того, кто недавно защитил меня от Смерти. Но почему ты должен что-то скрывать от нас? Нам нужно знать все…

«Этого им знать не надо. — Голос Басилевса был суровым. — Ты делаешь ошибку, маленький Эфировидец!»

Ориэлла и Анвар недоуменно хмурились, и Чайм понял, что на сей раз Молдан обращался только к нему и до магов слова Басилевса не дошли.

«Мы с тобой оба знаем, что говорило твое видение, — продолжал Молдан уже более мягким тоном. — Когда Пламенеющий Меч окажется в руках Ориэллы, это может и вправду означать гибель Ксандима, но сейчас ставка гораздо больше, чем даже судьба одного народа».

«Хорошо тебе говорить, — возразил Чайм, и от волнения едва не сказал этого вслух. — Ведь не о твоем же народе идет речь…»

Басилевс вздохнул.

«Маленький Эфировидец, — начал он, — мой народ сам в древности очень и очень тяжело пострадал по вине чародеев. Молдай лучше всех племен и народов знают, какой вред они способны причинить. Но сейчас в их среде зародилось новое зло, и, чтобы спасти от него мир, я готов пожертвовать и собой, и тем, что осталось от моего народа. Может быть, так и случится, и тогда наши народы обречены, а может быть, и нет. Твое пророчество могло быть темным или просто обманчивым, и будем надеяться, что это так и есть. Но в любом случае ты не смеешь обременять этих магов своими сомнениями и страхами, ибо сомнения в битве — опасны, а если победят Темные силы, судьба твоего народа наверняка будет плачевна».

Чайм понимал, что Басилевс прав. Несколько лун назад после своего удивительного видения он думал то же самое. Эфировидец склонил голову в знак уважения к мудрости Молдана. «Я понял, — ответил Эфировидец, на этот раз тщательно стараясь скрыть свои мысли от магов. — Это бремя — только мое».

Отбросив кристалл, Элизеф выругалась. Она так ничего и не узнала! Этой стерве опять удалось обмануть ее — обмануть мага Погоды, столько сил положившую на эту слежку. Миафан будет вне себя!

Слегка успокоившись, волшебница заметила, что охранники вопросительно смотрят на нее, явно ожидая приказаний. Между ними неподвижно стоял Ваннор, скованный заклинанием. Уж не его ли упорное сопротивление помешало ей добиться успеха? Ну ладно, все равно сегодня от него больше толку не будет, однако в будущем придется любыми способами сломить проклятое упрямство купца, прежде чем снова использовать его жизненную силу. Элизеф сняла заклинание, и кровь хлынула из раздробленной руки Ваннора. Ноги у него подкосились, но наемники быстро подхватили его под руки и поставили вертикально.

— Положите его куда-нибудь! — крикнула Элизеф. — Да перевяжите ему руку: не хватает еще, чтобы он умер от потери крови? — И, прихватив кристалл, она вышла из комнаты.

Возвращаясь к себе, волшебница постепенно успокоилась. Кое-что все же удалось выяснить. В конце концов, теперь она хотя бы точно знает, что Ориэлла возвращается на север и попытается воспользоваться помощью ксандимцев. Вернувшись в свои покои, Элизеф решила выпить вина и поесть фруктов, чтобы восстановить силы после магического сеанса. Итак, пришла пора действовать. Неизвестно, что у нее там за таинственные южные союзники, но, если она осмелится вернуться в Нексис, пусть готовится к поражению. А Ваннор послужит отличной приманкой. Теперь Элизеф был нужен какой-нибудь смертный, чтобы послать его к мятежникам. Пусть сообщит им, что их бывший предводитель у нее в плену. И кажется, у нее на примете есть такой человек. Не откладывая дела в долгий ящик, Элизеф накинула теплый и очень темный плащ, взяла свой жезл и вышла из Башни магов.

Она осторожно пересекла двор, стараясь держаться в тени. Одинокий охранник у верхних ворот не заметил волшебницу, а вооруженные наемники, охранявшие нижние ворота, интересовались лишь теми, кто пытался войти, а не выйти. К тому же они были слишком поглощены игрой в кости. Элизеф взяла это на заметку. Завтра эти болваны пожалеют о своем небрежном отношении к службе. Но это потом. По-прежнему стараясь держаться в тени, Элизеф миновала мост и исчезла во тьме.

Глава 11. НОЧНЫЕ УБИЙСТВА

Гринца подгонял голод, и в основном тот, что не давал покоя его маленькому любимцу — щенку по кличке Воин. Поэтому ему пришлось снова покинуть свое надежное убежище в Большом Пассаже. На улицах было холодно и опасно, но все же ловкий воришка, каким был теперь сын Тильды, мог там кое-чем поживиться, особенно если учесть, что Гринц делал большие успехи в своем новом «ремесле».

И все же он с большой неохотой покидал свое гнездышко. Мальчишка уютно устроился в маленькой клетушке в заброшенной части Пассажа. Оберегая свое пристанище от непрошеных гостей, он завалил дверь всяким хламом, оставив узкую щель, в которую мог пролезть лишь костлявый мальчишка. Мало того — Гринц устроил своеобразный туннель в коридоре, положив в один ряд две бочки без днищ. В комнатушке имелось еще высокое окно, забранное железными прутьями. Это окно малолетний воришка завесил старыми мешками для защиты от сквозняков и время от времени использовал в качестве запасного выхода.

В своем убежище мальчишка хранил все, чем ему за это время удалось поживиться — найти или стащить. В кособоком ящике лежала его «посуда» — треснувшая пивная кружка, старый дырявый горшок, две миски — его и Воина, — ложка, которую Гринц выпрямил, как мог, столовый нож со сломанной ручкой, а также — четыре деревянных подноса, предмет особой гордости хозяина, сделанные из днищ тех бочек, что теперь служили входным «коридором» В горшочке из-под каши (первом трофее Гринца), как и в кувшине с крышкой, где когда-то был мед, рачительный хозяин запасал воду (ее приходилось таскать от колонки, и было это дело очень трудоемким).