Infernal - Алексей Вилков

Спуском до первого этажа мы не ограничились. Рашид уводил в подвал, а я притормозил, не решаясь идти. Тогда Рашид зловеще посмеялся, что-то побормотал на родном наречии и уставился на меня до тех пор, пока я не испугался его морщинистой рожи и не двинул за ним вниз. В тот момент я понял, что заблудился и напрочь забыл дорогу назад. Одному мне не выбраться из извилистых катакомб. Когда опасливо шагал по подвалу, освещаемому зажигалкой строителя, я понял, что один Рашид способен вывести меня на поверхность.

Посетители к Рашиду наведывались редко. Видимо, ему одиноко, и он затащил меня в свою берлогу скоротать пару часиков. Мы проникли в тесный отсек, и Рашид зажёг светильник на батарейках, с грехом пополам освещавший подземное убежище. Я же способен был разглядеть его неказистую фигуру и грубые черты лица.

Он указал, чтоб я присел на скамейку. На ощупь она была деревянная, сырая, покрытая трухлявым мохом и опилками.

– Это мой дом, – важно сказал он, наклоняясь к ящику.

– Понял, – ответил я, съёжившись как простуженный ёжик. Все мои волоски встали дыбом от мерзости этой дыры. – Ты сам-то откуда?

– Бишкек.

– А…

Догадки оправдались. Откуда же ему ещё быть?!

Рашид достал из ящика старый ободранный пакет, в котором хранилось что-то съедобное. Так решил я, когда Рашид разрезал этот предмет на куски и уложил на сковородку, а на другом ящике стояла электрическая плитка, естественно, работавшая не на солнечных батареях. Видимо, электричество сюда проведено, если Рашид не качал киловатты с надземного щита, подвергая опасности весь микрорайон и провоцируя перегрузку кабеля и короткое замыкание.

Шандарахнуть могло в любой момент, но Рашиду заведомо неизвестны законы физики. Он живёт в каменном веке, слепо пользуясь достижениями прогресса. Не заботясь о технике безопасности и совершенно не понимая законов Ома, как древний туземец, прообраз предков-кочевников, он водил хороводы, когда молния разжигала костёр, поддерживал пламя, прославлял бога огня и, как обезьяны на полинезийских островах, зачарованный смотрел на пламя, не двигаясь с места. Пламя действительно зачаровывало, а Рашида зачаровывала горелка – он так же упорно смотрел на неё и долго не решался зажечь, делая вид, что ему это предстоит впервые.

Рашид не спросил совета, но и я, к своему стыду, не помог бы, потому что никогда не пользовался горелками, фонарями, ящиками и подвальными казематами. Я совершенно из другого мира, и как мне довелось попасть сюда – одному дьяволу известно. В свою очередь, Адель не могла ожидать, что мне предстоит надолго тут задержаться. Пусть помучается, пусть трепещет в догадках. Проверить меня она не рискнёт. Ей остаётся ждать и бояться, прикидывая в уме разные, самые отчаянные варианты моего положения. Любопытно, она бы расстроилась, если б я по совету Рашида сбросился с крыши? Он бы проводил меня в последний путь и осветил мой прыжок своим фонарём и ещё посветил Адель, а она увидела бы настоящий светоч и прониклась священной благодатью. Истинный знак судьбы, уверилась бы она, не догадываясь, что под божественным светочем скрывается грязный фонарь подземного обитателя.

Мне пришлось открыть новый вид. Был человек пещерный, а стал человек подвальный. Никаких костных останков и следов – живой и довольно распространённый вид. Вся Москва кишит Рашидами и Ровшанами в подземных убежищах, а на поверхность они поднимаются ночью. И все об этом догадываются, как знают о крысах, но не понимают масштабов бедствия. Второе татарское нашествие процветает, но уже не татаро-монголами, а киргизо-таджиками. Если их вооружить и всучить немного мозгов, они составят миллионное войско и возьмут столицу империи.

Но что грезить? Они давно уже своё взяли. И наш стольный град покорён ими. Москвичи платят дань, выраженную в стоимости квадратного метра, а Рашиды и Ровшаны сидят по подвалам и охраняют свои несметные богатства – такова новейшая история и суровая реальность дня. И мне суждено сидеть рядом с ханом Рашидом, потчевать его яства и угощаться его выпивкой – это его мир, по-своему потусторонний и непременно адский, как и вся моя жизнь.

Конфорка горела голубым сиянием, когда Рашид достал два стакана, на дне которых плавала жилистая масса. Он выпрыснул её в стенку и всучил мне один стакан. Рукавом я вытер его, дунул и успокоился, не так боясь подхватить какую-нибудь заразу. Я предположил, что у Рашида есть вши или даже блохи, или он носитель тифа, холеры, чумы и прочей смертельной гадости. Неизвестно насчёт последних недугов, но вшей я уже подхватил, отчего навязчиво чесалась спина и затылок.

С потолка капала холодная вода, причём старательно на меня. Сырость и плесень выглядывали из каждых щелей. Зимой здесь не разживёшься. Отопления я не разглядел, но кривые некрашеные трубы уходили в проём. В подвале прохладно и вполне сносно, когда на улице пекло, но осенью здесь наступит холодрыга, однозначно. Я намеревался предложить Рашиду переехать и занять более пристойную квартирку, например, на четвёртом этаже, где я разгадал жестокий обман Адель, тщетно зализывая задницу уязвлённого самолюбия. Это она плюнула мне в душу, осквернив в памяти любовь. Для неё нет ничего святого. Бесчеловечное создание… Подлая тварь, как я всегда называл её. Для неё не существует любви, а есть только нетленные мёртвые рифмы и четверостишия.

Стакан требовал наполнения. Рашид достал открытую бутылку водки с порванной этикеткой и без акцизных знаков. Саданул мне полстакана, а оставшуюся часть вылил себе – последние остатки. Рашид экономил на спиртном. По моим сведениям, киргизы пьют мало и к алкоголизму не склонны, и если начинают лопать по-страшному, то когда наша братия их к тому приучит. Русский строитель – пьяный строитель, потому так часто у нас падают краны, задавливая хмельных мужичков как мух, рушатся аквапарки, разваливаются элитные коттеджи, а канализация считает своим долгом разрядиться фонтаном и затопить все нижние этажи каждый сезон, не реже. И какой наш строитель не пьёт на работе, а сколько он вливает в себя после – киргизам не снилось. Киргиз бережёт себя. Молдаванин – и тот априори спившийся, ведь такой же славянин, как-никак. А таджик или киргиз – другое дело, топить себя в бочке с вином не станет. Не по его масти и не по его вере.

Следуя вековым традициям, Рашид не злоупотреблял, а употреблял по праздникам. Нынче самый торжественный момент – посланник богемы и гламура пожаловал в гости и уже полностью уничтожил пиджак от Roberto Cavаlli и разорвал о прутья брюки от того же маэстро, а рубашка Brioni пропахла зловонием, которым пахло здесь всё. В жилище Рашида нос воротило от мочи и засохшего кала. Отхожее место не выделялось в отдельное помещение.

– Пьём? – резво спросил он.

– Пьём! – резво ответил я и привстал со скамьи.

Но Рашид махнул мне рукой, дескать, это лишнее. Условности ни к чему, он меня и так уважает и принимает со всеми почестями, свойственными восточному человеку. И его я уважаю и не отказываюсь. Мне бы надеть ханский наряд и постелить ковры, но это уже прошлое. Настоящий герой своего времени и кудесник каменного мастерства, Рашид потчевал меня в своём урбанистическом карцере.

– Ты местный? – спросил он, оставив глоток пойла на донышке.

Как все поняли, пойло представляло собой тёплую сорокаградусную водку. Свою, доморощенную, жгучую. Этикетка напоминала привычную «Столичную» – дешёвая водка, какую я никогда не пробовал, но дельная. Не самогон, не бормотуха, не самоделка и не метиловая отрава, уверял я себя, но хотелось закусить. От сковороды пахло подгоревшим мясом. Я бы не удивился, если Рашид приподнёс бы мне плов, но он завернул руки в тряпку и стащил горячую сковороду, поставив её на пару затесавшихся кирпичей.

– Я тоже, – важно сказал он, обнажив полубеззубую пасть.

Клыки у него имелись, иначе он перешёл бы на каши. Зубов двадцать осталось. Все жёлтые и гнилые. Рашид явно не догадывался о существовании щётки и зубной пасты.

– Земляки, – заключил я и поставил пустой стакан.

Рашид допил горькую, но не палёную водку, взял мой стакан и бережно убрал его на место. До следующего торжества, а когда оно будет, Рашид не знал, а я тем более.

– Ешь! – повелительно произнёс он.

– Что это?

– Попробуй!

– Мясо?

– Мясо.

– Говядина?

– Ешь. Не гневи небо.

Рашид протянул перочинный нож. Им следовало пользоваться вместо вилки – неудобно, и можно порезаться. Делать нечего, пришлось кольнуть ножом в поджаристый и прилипший к сковороде кусок и оторвать его вместе с поджаркой. Масла у Рашида не водилось, и он жарил свои котлеты в собственном соку, отчего сковорода была прожжена с обеих сторон, как печная сажа.

Кусок попался горячий, отдавал жаром и просился в рот. Опасливо понюхал его, но дерьмом не пахло. Кусок свежий, как только что заколотая корова. Самый сок.

Не удержавшись, я откусил. Ничего. Есть можно. Не бефстроганов, но и не бигмак. Сойдёт. В полевых условиях – ништяк. Настоящее мясо, напоминало говядину, но жестковато. Смотря как готовить, успокаивал я себя и откусил ещё.