Престолы, Господства - Дороти Ли Сэйерс

— Питер, я не могу уследить за тобой: какое отношение имеет ко всему этому Джерри?

— Никакого, кроме членства в Лётном клубе Оксфордского университета. Он проявил себя с самой лучшей стороны и достал для меня самолёт и пилота. Помнишь Реджи Помфрета, который так влюбился в тебя? [162] Ну, твой воздыхатель-студент? Ты не поверишь, но у него имеется лицензия пилота, и мы полетели в Булонь. Управление воздушным движением контролировало полёт некоего самолёта до Парижа. Конечно, это мог и не быть самолёт короля, но это был Дрэгонфлай. [163] Тут я задумался. Я сказал себе, что король не мог полететь в Париж, поскольку не мог разгуливать в штатском по городу, где его хорошо знают, и разоблачат в две минуты. Он не мог бы доехать до отеля на такси без того, чтобы его фотография не появилась в каждой газете, и тогда случилось бы непоправимое. Король он или нет, но считается, что он не должен покидать страну, никому не говоря ни слова. Поэтому я подумал, что стоит искать его в «Бретёй».

— Где это?

— Около Парижа. Я вспоминал, что, когда он был принцем Уэльским, давным-давно, его посылали в Бретёй для изучения французского языка. Один из ребят из Бретёй был со мной в школе, и у меня создалось впечатление, что принц был дружен с его семьёй. А граф — очень общительный человек, политический посредник.

— И что ты обнаружил?

— Затруднения. Туман. Сначала Помфрет не мог найти место. Затем, когда туман начал подниматься и потёк, как пар из чайника, мы обнаружили замок и приземлились на поле у домашней фермы. Прекрасное здание, абсолютно простое и симметричное с двумя домиками в форме башенок, оформляющих подход. Заставляет Денвер выглядеть похожим на свалку, устроенную каким-то безумным архитектором. Итак, я поплёлся по дорожке — там имеется сухой ров вокруг дома и в нём паслись белый олень и его самка. Всё как во сне. И только я достиг дома, из дверей появляется Его Величество и направляется к ожидающему его автомобилю. И сам Бретёй выходит из дверей, провожая его. Пришлось мне подойти, перехватить короля и попросить тот документ. А он похлопал себя по карманам, нахмурился, а затем улыбнулся — у него такая обезоруживающая улыбка, Харриет — и сказал: «Чёрт побери! Я оставил его где-нибудь в доме. Но вы же найдёте его, Уимзи?»

— И он действительно оставил его в доме?

— Да, оставил. Бретёй принял меня достаточно гостеприимно, и мы отправились на поиски. Бумаги всё ещё были в сумке для документов; не думаю, что он даже открывал их. Но было большим облегчением не обнаружить их лежащими открыто, где их мог увидеть любой. Так или иначе, я присвоил их, а затем мы обнаружили, что туман сгустился, и мы не смогли взлететь. Нам пришлось разгуливать там весь день и найти отель на ночь. Короче говоря, мы проторчали там три дня.

— Но ведь всё хорошо, что хорошо кончается? — спросила Харриет.

Но Питера что-то продолжало тревожить.

— В отеле, где мы остановились, были и другие люди, которых я знал. Например, один из помощников Риббентропа и Саксен-Кобург-Гота. [164] Герцог мотается туда-сюда между Лондоном и Берлином, торгуя своими связями с английской королевской семьёй, и подозревается в симпатиях к фюреру.

— Это не могло быть совпадением, Питер? В отеле около Парижа?

— Возможно. Среди других гостей в Бретёй была некая миссис Симпсон. Она — нынешняя любовница короля.

Он протянул Харриет через стол французскую газету, на которой была изображена худощавая изящная женщина с довольно угловатым лицом, выходящая из автомобиля. Заголовок гласил: «Elle qui sera la Reine d’Angleterre?» [165]

Харриет посмотрела на фото.

— Питер, такая серьёзность не похожа на тебя, — сказала она. — Разве ты сам никогда не мотался в Париж для встречи с любовницей?

— О, ну, в общем, возможно, ты права, — сказал он. — Старею. Но, если говорить о любовницах, Харриет, у меня есть несколько друзей в Вене, которым может понадобиться помощь.

Несколько мгновений Харриет переваривала услышанное. Она знала о некой оперной певице…

— Какая помощь, Питер?

— Помочь выбраться оттуда, — сказал он. — Потому, как развиваются события, еврейская семья предпочла бы иметь нечто больше, чем символическую границу, между собой и герром Гитлером.

— Конечно, ты должен помочь, если сможешь.

— Не думаю, что она захочет обосноваться в Лондоне, — сказал он глубокомысленно. — Таким образом, тебе не придётся иметь с ней дело. Нью-Йорк ей подойдёт больше. Она любила плакаться, что театр, в котором она пела здесь, полон неприятных запахов и влажных Стигийских миазмов, [166] которые плохо влияют на горло. Все певцы — ужасные ипохондрики.

— Она действительно была такой интересной, Питер?

— Очень. И всё ещё остаётся, не сомневаюсь. Ты должна услышать, как она поёт! Ну, и услышишь, если только…

— Если что?

— Если её появление здесь не вызовет у тебя ревности.

Харриет засмеялась. Глубокий, спонтанный смех, как подземный поток, внезапно вышедший на поверхность.

Питер выглядел потрясённым.

— Моя дорогая, я просто обязан сделать тебя счастливой, — сказал он хрипло.

13

Куда, куда ушла моя собачка?

И где, и где, и где она сейчас?

Популярная песня

В каждом преступлении есть что-то вроде мечты о нём самом. Преступления, которым суждено случиться, порождают всё необходимое: жертвы, обстоятельства, мотивы, возможности.

Поль Валери

— Ты нашёл собаку, Чарльз?

— Какой ты проницательный, Питер. Не совсем. Но кровь на ковре была собачьей, а не человеческой.

Двое мужчин вкушали ланч в небольшом кабинете Питера в доме на Одли-Сквер, уничтожая груды сэндвичей приготовленных миссис Трапп и заливая их бочковым пивом, доставленным из комнаты слуг.

— Я так и думал. Что-то ужасное должно было случиться с собакой, иначе она лаяла бы каждый раз, когда Эймери приближался к дому, как в более ранних случаях.

— Это если Эймери говорит правду, — заметил Чарльз.

— Получается, что так и есть. Но он, конечно, сказал мне по крайней мере одну громадную ложь. Поэтому, возможно, есть и ещё. Так неудобно, когда человек сходит с прямой дорожки.

— Боюсь, что он — явный подозреваемый.

— Мммм, — ответил его светлость ртом, набитым сэндвичем, ростбифом и горчицей.

— Ожидаю, что, если мы вообще найдём собаку, то найдём её в реке, — сказал Чарльз.

— С перерезанным горлом, — добавил Питер. — Полагаю, никаких признаков запачканного кровью ножа с отпечатками пальцев?

— Боюсь, ни следа. Наверное, он тоже в реке. Можно поискать.

— Как насчёт запачканной кровью одежды? Она могла бы создать для убийцы ужасные неудобства.

— Пока ничего похожего не нашли, — сказал Чарльз. — На обуви Харвелла была кровь, но этого стоило ожидать, учитывая, что он ходил по дому до того, как вызвать полицию.

— Это дело кажется ужасно аморфным, — сказал Уимзи. — Не во что вцепиться зубами. Давай рассмотрим все возможности, одну за другой, и посмотрим, куда это нас приведёт.

— Правильно, — согласился Чарльз. — С чего начнём?

— Начинай с Харвелла.

— Но он же чист. Алиби — прочное как скала. Никакого мотива.

— Ну, как ты знаешь, дружище, я не люблю мотивы, — сказал Питер. — Игрушки для присяжных. Кто может утверждать что-то о мотивах? Они идут из самых глубинных тайн человеческого сердца и всё такое. Мне всегда подавай способ и возможность!

— Пусть так. Харвелл обедал в своём клубе и, как заметили, уехал в девять вечера. Он мог пойти домой в гараж в Хайд-Хаусе и взять автомобиль — положим на это, скажем, пятнадцать минут, не больше. Он мог поехать в Хэмптон и прибыть туда чуть позже десяти; он мог затем возвратился в Лондон и устроить перебранку, входя в квартиру. Но до полуночи он не мог убить жену, потому что Эймери видел её живой в час ночи. И он не мог покинуть квартиру и возвратился в Хэмптон рано утром, потому что в полночь швейцары запирают все двери и держат их запертыми до половины седьмого. Приходится просить их выпустить вас, а они никого не выпускали. Таким образом, он не уезжал ранее шести тридцати на следующее утро. Видишь, Уимзи, Харвелл чист. И ты не можешь вот так просто взять и отбросить такой факт: парень любил свою жену и ничего не выгадывал от её смерти.

— Известны случаи, когда некто, кого ты любишь, заставляет невыносимо страдать, — сказал Уимзи.

— Кто способен постигнуть тайны человеческого сердца? Но сравни алиби Харвелла со всякой трухлявой мешаниной, предлагаемой другими подозреваемыми.

— Очень хорошо, давай. Наши шантажисты?

— Ну, они признают, что находились в Хэмптоне, скрываясь в саду и имея преступные намерения.