Семьдесят два градуса ниже нуля - Владимир Санин

Но однажды терпение Алексея лопнуло. В святое время обхода доктор застал в палате весьма эффектную особу, которая сочувственно внимала возвышенным мыслям актера: «О Шекспир! О святое искусство!»

— У меня дама, — с королевским величием заявил актер. — Зайдите позже.

— Пардон, — сдерживая бешенство, с улыбкой проговорил Алексей. — Я только хотел напомнить, чтобы вы не забыли сегодня вечером и завтра утром сделать очистительную клизму с ромашкой!

И, с огромным удовлетворением взглянув на отвисшую челюсть пациента, вышел из палаты. Вслед за ним пулей выскочила особа. Она прислонилась к стене и, всхлипывая, смеялась до слез.

— Хотите валерьянки? — предложил Алексей.

— Какой у него был идиотский вид! — обессилев, пролепетала особа.

— А ведь и в самом деле идиотский! — расхохотался Алексей. — «О Шекспир!..»

— «О святое искусство!» — изнемогала она. — Боже, какая я дуреха!

Так Алексей познакомился с Лелей.

Актер учинил грандиозный скандал, и главный врач потребовал, чтобы доктор Антонов немедленно извинился перед своим пациентом.

— Ни за что на свете! — отрезал Антонов и, сузив глаза, добавил: — Впрочем, извинений не потребуется. Я ухожу по собственному желанию.

— Голубчик, — неожиданно смягчился главный врач, — ну зачем так?.. Я понимаю, что вы… Но, честно говоря, признайтесь, что немножко чересчур, а?

Алексеи пожал плечами и вышел. Когда он через несколько минут принес заявление, главный врач в смущении расхаживал по кабинету.

— Погодите, спрячьте свое заявление, у меня есть одна идея… Вы молоды, сильны… Лет двадцать с лишним назад, в ваши годы, я бы даже не задумывался… Понимаете?

— Пока нет, — терпеливо ответил Алексеи.

— Да, я же еще не сказал… Мне вчера звонили полярники, им срочно нужен хирург в антарктическую экспедицию. Я обещал порекомендовать им человека.

— С удовольствием! — вырвалось у Алексея.

— Ну, тогда решено. — И главный врач снял телефонную трубку.

Через три месяца, простившись на причале с родителями и Лелей, врач-хирург антарктической экспедиции Антонов стоял на палубе «Оби» и смотрел на угасающие вдали огни Ленинграда.

Разговаривать ни с кем не хотелось, а деться некуда, во всех каютах шла отвальная, и Алексей всю ночь просидел в музыкальном салоне, глядя в окно на осеннюю Балтику и думая о своих сложных взаимоотношениях с Лелей.

Они встретились в первый же день их знакомства и поужинали в ресторане на Невском. Почему она пришла навестить этого актера, Леля не объяснила; впрочем, и в дальнейшем она не отчитывалась в своих поступках.

Наутро, уловив взгляд Алексея, она сказала:

— Вижу в твоих глазах вопрос. Спрашивай.

— Нет, что ты, — смутился Алексей.

— Я у тебя какая?

Алексей, краснея, начал бормотать, что-то невнятное. Леля рассмеялась:

— Можешь не отвечать, но и меня ни о чем не спрашивай.

— Мне кажется, мы должны знать друг о друге все.

— Зачем?

— Я люблю тебя.

— Слишком быстро, милый. Ты мне нравишься, но не больше.

В свои двадцать семь лет Алексей отнюдь не был монахом. Обзаводиться семьей он пока не собирался. Родители, ревниво относившиеся к единственному чаду, заранее настроились против будущей невестки и, руководствуясь старой житейской истиной: «Сын не дочь, в подоле не принесет», — были даже довольны, что сын не спешит жениться.

Но связь с Лелей осложнилась одним обстоятельством: Алексей впервые полюбил.

Леля была на два года моложе его, но уже успела пережить неудачное замужество и имела трехлетнюю дочь Зою — Зайку, очаровательное белокурое и темноглазое существо. Воспитывалась Зайка у живших по соседству дедушки и бабушки, которые души в ней не чаяли и полностью освободили маму от родительских хлопот. Леля забегала к дочке, баловала ее часок-другой и не без облегчения уходила «в личную жизнь».

Работала Леля в газете и была на хорошем счету, так как добывала материал там, где пасовали самые опытные репортеры: ей ничего не стоило взять интервью у самого высокого начальства или даже у тренера футбольной команды за полчаса до начала игры — подвиг, который могут оценить только журналисты. Все, в том числе и сама Леля, понимали, что дело не в особом ее журналистском таланте, а в эффектной внешности, но красота, как пошутил один ее коллега, у человечества котируется наравне с талантом, а оплачивается еще выше.

Держалась Леля независимо. Стройная, спортивного склада молодая женщина, всегда аккуратно и модно одетая, она приковывала к себе мужское внимание. Коллеги пытались за ней ухаживать, но с течением времени бросали это бесперспективное занятие, потому что каждого очередного поклонника она выставляла на всеобщее посмешище. Одни поклонники сделали вывод, что «эта разводка — типичная рыба», другие предпочитали молчать, побаиваясь ее предерзкого языка.

И Леля, оставленная в покое сослуживцами, жила в свое удовольствие. Чтобы не давать повода для сплетен, вращалась в далеком от журналистики кругу; дорожа своей свободой, избегала серьезных связей. Поэтому Алексей, без памяти влюбившийся в нее, вскоре попал в немилость.

С другой стороны, она не хотела его терять: Алексей, цельный и чистый человек, принадлежал, по ее мнению, к людям, в которых не было и тени пошлости.

Осознав, что взаимностью, он не пользуется, Алексей продолжал любить Лелю с достоинством, не унижаясь: ничем не обнаруживал ревности, не настаивал на свиданиях. Зато нашел способ заставить саму Лелю искать встреч: уходил гулять с Зайкой, которая обожала «дядю Лешу», и Леле, чтобы увидеть дочку, приходилось бегать по скверу и разыскивать их. Найдя, она сурово отчитывала Алексея, а тот говорил: «Зайка, с кем ты хочешь гулять, с мамой или с дядей Лешей?» Зайка, конечно, кричала, что с дядей Лешей, потому что он рассказывает интересные сказки, а мама только целует.

Леля могла лишь догадываться, чего стоила Алексею его веселость и корректность, и понимала, что на полдороге он не остановится. Она привыкла к своему образу жизни, превыше всего ценила независимость и не желала с ней расставаться даже ради очень хорошего человека, каким, безусловно, был Алексей. Выходить замуж, погружаться в домашние заботы ей решительно не хотелось. Поэтому, исподволь готовясь к неизбежному объяснению, она искала такие слова, чтобы не ответить ни «да», ни «нет», чуточку обнадежить Алексея, отправить его на год зимовать, а там видно будет. И когда тот разговор состоялся, Леля, сделав для виду паузу, сказала, что, быть может, примет предложение, если Алексей не пойдет в экспедицию. Он долго молчал, а Леля, похолодев, ждала: а вдруг согласится? И облегченно вздохнула, услышав: