Звезда Cтриндберга - Ян Валентин

Последние сто метров сбавила темп и пошла шагом, то и дело поглядывая на силуэт замка.

Ребенком она воспринимала этот дом как знак судьбы, подумать только – собственный замок, как у принцессы, такое бывает только в сказках. Забудь про сказки. Собственный замок – горькое напоминание о собственных потерях.

У остекленного входа она остановилась и машинально закинула руку за спину – убедиться, что рюкзак с крестом никуда не исчез. Глубоко вдохнула и вошла в гигантский мраморный зал. Охранники знали ее с детства и тем не менее, холодно поздоровавшись, подвинули ей прибор для дактилоскопической идентификации.

Елена приложила палец, и двери из бронестекла с тихим жужжанием раздвинулись. Она начала подниматься по лестнице. Сложная начинка кроссовок хлюпала на каждом шагу. Она встряхнула головой, чтобы отогнать ненужные мысли.

Наконец лестница кончилась, и она пошла по выстеленному красным ковром коридору направо, к лифту. Лифт поднял ее в приемную дирекции.

Там сидел молодой секретарь с совершенно белыми волосами и сиреневыми веснушками. Ее ждут, равнодушно сообщил он.

Елена обвела взглядом длинный ряд старинных портретов на стенах в позолоченных рамах. Все они были написаны маслом на одинаковом матовом черно-зеленом фоне, хотя художники, насколько ей были известно, разные. Целые поколения строгих, значительных стариков неодобрительно уставились на нее. Она взялась за ручку. Дверь открылась совершенно беззвучно.

Обшитые дубом стены, натертый до льдистого блеска паркет, у стен – бесчисленные ряды сейфов. В сейфах – покрытые пылью свинцовые контейнеры с ампулами.

Елена остановилась, не доходя до большого письменного стола у панорамного окна.

Хотя Фатер сидел к ней спиной, она знала, что он прислушивается к каждому ее движению.

Взгляд его, как всегда, устремлен на крепость. Над непропорционально огромной северной башней плыло большое грозовое облако. Погода менялась, скорее всего, будет дождь.

Его узкое тело возвышалось над спинкой электрического кресла-каталки. Это выглядело противоестественно, словно бы взрослого человека посадили на детский стульчик.

– Елена…

– Да, Фатер.

Она говорила ему в спину.

– Ты оказала Фонду огромную услугу. Но и сделала несколько грубых ошибок.

– Я сознаю это, Фатер.

Она подчеркивала слоги – знала, что он терпеть не может мягкий итальянский акцент, который до сих пор проскальзывал в ее речи.

– Тебе было оказано большое доверие. Задание было не таким уж сложным, но значение его огромно. А ты умудрилась все запутать.

Она догадывалась, что он ждет извинений и оправданий, но знала и другое: лучше молчать.

– И какой смысл в кресте? Без звезды?

Тихо щелкнул электромотор, и коляска, скрипнув, начала медленно разворачиваться вокруг своей оси.

– Крест без звезды – античный, никому не нужный мусор. Не имеет никакой ценности.

Коляска прокатилась мимо покрытой полированной кожей столешницы и остановилась в каком-нибудь метре от нее. Фатер нажал кнопку на правом подлокотнике – еле слышно загудел гидравлический подъемник, и тело его приняло почти вертикальное положение.

Елена никогда не могла привыкнуть к этому удлиненному, лишенному волос черепу. Плоские скулы, болезненно маленький рот с чересчур тесно посаженными зубами. Чтобы не смотреть на свое мутное отражение в невидящем глазу, она смотрела ему прямо в другой глаз – черный, горящий.

Ей всегда казалось, что болезнь превратила Фатера в паука, настолько истончились его руки и ноги. И особенно сейчас… он, не садясь, в полустоячем положении, подкатил совсем близко и уставился на рюкзак у нее за спиной.

– Всего лишь мусор, – повторил он. – Чепуха. Он запустил свои длинные тонкие пальцы в рюкзак.

– Es wiegt ganz leicht, ja? – Фатер внимательно рассматривал крест. – Я тебе ведь рассказывал, что он почти невесом, не правда ли?

Паучьи пальцы скользили по кресту – Фатер, бормоча, читал выгравированные надписи:

– Призываю тебя, божественный судья, провозвестник…

– Даритель несметных богатств, – вставила она на память.

Глаз, пораженный катарактой, мертво блеснул. Другой, здоровый, пристально уставился на нее.

– Даритель, да… это еще остается доказать. Из Стокгольма пока никаких новостей.

– Тительман… – начала было Елена.

– Мы обязаны были заставить норвежца хранить крест как зеницу ока, вот что мы обязаны были сделать, – прервал ее Фатер. – Это стоило нам целых девяносто лет. Девяносто лет, а может быть, и намного больше, если предположить, что в шахте, кроме креста, ничего не было. Но сын, даже умирая, не выпустил крест из рук… было бы странно предположить, что звезду он, скажем, взял и выбросил в море.

– Халл сказал…

– Конечно, сказал! Он что-то сказал. Он сказал, что нашел кое-что еще… Мы должны попросить у шведской полиции разрешения допросить его еще раз… Почему мы должны выбирать какие-то обходные пути, вроде этого Титель-мана?

Елена опустила голову.

– Я слышал, шведы оставили тело в морге… Может быть, тебе поехать туда и допросить покойника? Если бы удалось возродить твои способности, может быть, тебе и удалось бы что-то у него выведать.

Елена молчала, плотно сжав губы. В тишине кабинета ей все еще мерещились ночные голоса… но они были настолько слабы, что она не различала ни слова.

– Мы жили здесь, как в спячке, Елена. – Он повернул рычаг, и кресло плавно вернуло его в сидячее положение. – Мы жили, как в спячке… наше преимущество во времени испарилось. Последние годы мы жили заемным временем… Ты должна понять…

В дверь кто-то резко постучал. Фатер прервался на полуслове. Ручка повернулась, и вошел веснушчатый секретарь.

– Ein Anruf aus Schweden, – сказал он. – Звонят из Швеции.

– В чем дело?

Секретарь как-то неловко повернулся и наконец набрался мужества:

– Там кое-что случилось.

22. Станция

Эва Странд лежала на спине с закрытыми глазами – надеялась опять заснуть. Но боль была слишком сильна. Не открывая глаз, попыталась поднять ногу – посмотреть, как выглядит рана. Нога не подчинялась.

Взялась за левое бедро обеими руками и мелкими движениями подтянула к себе. Теперь можно было ощупать голень. Пальцы наткнулись на какую-то ткань. Повязка наложена так туго, что наверняка мешает нормальному кровообращению. Она осторожно провела рукой вдоль раны – похоже, кто-то стянул ее края скотчем.

Память медленно восстанавливала события минувшей ночи. Тительман, отброшенный на гранитную террасу, и прямо перед ней – спина редковолосого сэповца… в шею воткнут качающийся при каждом движении розовый шприц.