Сгорая от любви - Клаудиа Дэйн

– Теркас! – позвала она.

Теркас тут же появился и выжидающе посмотрел в глаза хозяйке.

– Принеси Хенсе побольше свинины и поставь перед ним кувшин пива. Он только что с дороги и, верно, очень проголодался. К тому же его совершенно очевидно мучает жажда.

Мелания подумала, что Хенса, занявшись чревоугодием, скорее всего, оставит Вулфреда в покое. Вместе с тем ей хотелось еще многое узнать о периоде жизни Вулфреда, когда он был рабом у римлян.

– Ты должен был обо всем сам рассказать мне! – прошептала она ему по-латыни, пока Хенса жадными глотками поглощал пиво из огромной кружки.

– Зачем? – проговорил Вулфред, тоже подвинув к себе кружку. – Чтобы ты узнала, почему я так ненавижу все римское?

– Своей ненавистью ты мстишь нам, не так ли?

Вулфред помолчал несколько мгновений, опустил голову и тихо сказал:

– Да, ты права…

– Я больше не могу выносить, как твой гость, словно грязный, отвратительный зверь, набивает себе брюхо! Можешь объяснить ему как хочешь мое отсутствие, но я ухожу! – не выдержала Мелания.

Она гордо поднялась и вышла из зала. Но, вернувшись к себе в комнату, она не могла ни спать, ни лежать, ни сидеть спокойно. Она принялась быстрыми шагами ходить из угла в угол и думать.

Ей было трудно обвинять Вулфреда. В мире существовало много рабов. И лишь малая доля их относилась с такой яростью к ее родине. Но все же Мелания обвиняла его! Разве не за то она ненавидела Вулфреда, что он убил ее отца, ограбил дом, лишил ее свободы? Вулфред и его люди были грубыми варварами, в то время как она впитала в себя древнюю культуру великого Рима? И потому ей особенно обидно было то унизительное положение, в котором она оказалась с приходом саксов.

Вулфред тихо проскользнул в ее комнату. Мелания строго посмотрела на него.

– Ты намеревался когда-нибудь рассказать мне о своем прошлом? – процедила она сквозь зубы.

– Нет.

– Почему же твой соучастник по убийствам решил рассказать все о тебе?

Вулфред подошел к окну и некоторое время следил за заходом солнца. Затем обернулся к Мелании.

– Итак, ты теперь знаешь, почему я ненавижу римлян, – произнес сакс в тот самый момент, когда Мелания уже была готова вытолкнуть его в окно. – И…

– И меня, – закончила она его фразу шепотом, в который постаралась вложить побольше негодования. – Только круглый дурак до сих пор не видит того, что я уже давно поняла…

Вулфред молчал, глядя в окно, как будто впервые в жизни видел заход солнца.

– И ты готов сейчас мне все рассказать?

– Что еще ты хотела бы знать? – с горечью спросил он. – Да, я был рабом твоего славного Рима. Но теперь свободен!

– Тебе было очень… тяжело?

– Ты хочешь сказать, что рабство может быть легким? Ответь мне, рабыня саксов!

Мелания поняла всю глупость своего вопроса. Спустя несколько мгновений она задала другой вопрос:

– Как долго ты оставался рабом?

– Слишком долго.

– А точнее? Извини, но я должна знать все, чтобы понять, как…

– Мое рабство продолжалось год. Пока я не соприкоснулся со всеми ужасами вашего христианского ада!

– Год… – задумчиво повторила Мелания.

Сама она пробыла в рабстве всего лишь одно лето. Но даже три месяца показались ей бесконечно долгими.

– Могло случиться и хуже, – сказала она. – Очень часто рабами остаются до самой смерти. А год для раба…

– Для раба на галерах, – прервал ее Вулфред.

Год рабства на галерах… Всемилостивый Боже!..

Раб на галерах!

Мелания вдруг почувствовала, что у нее начинает от ужаса перехватывать дыхание.

– Как же?.. – начала она, но Вулфред тут же сам закончил готовый вырваться вопрос:

– Ты хочешь спросить, как они меня поймали или как я потом убежал?

– Как они тебя… поймали.

– Моя маленькая Мелания, которая так много знает о своем Риме! – мягко сказал Вулфред и снова повернулся лицом к окну. – Я был саксом. Как остался им и сегодня. Для твоих соотечественников это означало – животное. После того как римские легионы разбили нас, защищавших уже свою собственную землю, они предложили заключить хорошо тебе известный Римский мир. Мы должны были обменять свое управление страной на римское. А также платить Риму налоги. Я не был согласен с условиями подобного мира, поэтому стал бороться. И проиграл. Меня превратили в раба. Заковали в кандалы. На руки надели наручники. А на шею – железный ошейник. Так я стал рабочей скотиной. Оторванный от родного дома. От своих людей. Приговоренный работать, голодать и умереть на римской галере.

– Но ты все-таки не умер! – прошептала Мелания.

– Нет. Но они ждали моей смерти. Впрочем, я действительно должен был умереть. Меня били кнутом, если им казалось, будто я работаю медленно. Били, если начинал слабеть. Потом отпаивали разбавленным вином и дрянным пивом, на час-другой восстанавливая мои силы, и так я продолжал существовать. Именно существовать, а не жить!

Мелания слушала, закрыв глаза, ей очень хотелось дотронуться до Вулфреда, утешить его, поддержать. Напомнить, что оба они остались жить, несмотря на все перенесенное. Что теперь он свободен.

Но она не посмела до него дотронуться, ибо она была римлянкой, а он – саксом… Ее врагом… А Вулфред продолжал свой рассказ:

– В конце концов, я окончательно обессилел. Даже не мог встать, особенно после борьбы с ужасающим штормом, случившимся однажды ночью. Что мы только не делали, чтобы не дать нашей утлой галере погрузиться в пучину! А наши надсмотрщики продолжали подгонять нас, избивая ремнями и веревками. Я начал терять сознание. Тогда они сняли с меня кандалы с цепями и, перевалив через борт, выбросили в беснующееся море. Как хлам…

– Они бросили тебя… в море? Но как они могли пойти на такое?!

Вулфред грустно улыбнулся:

– Ведь я – сакс. А значит – их заклятый враг. Вода же – мой союзник. Поэтому в воде, по их мнению, я просто не могу умереть!

Вулфред отвернулся и снова стал смотреть в окно. Солнце уже совсем зашло. В просветах между плывущими по небу рваными черными тучами изредка сверкали звезды. Затем все опять покрывала тьма. Не было даже видно росших во дворе дома деревьев.

Мелания зажгла лампу. Слишком много тьмы было в комнате. Воздух казался душным и вязким.

Спина Вулфреда при свете лампы казалась позолоченной. И только какие-то бугры пересекали ее вдоль и поперек. Прежде Мелания принимала их за мускулы. Но приглядевшись к ним сейчас, она поняла: рубцы от ударов кнутом и веревками пересекали всю спину мужа. Около лопаток Мелания заметила несколько свежих глубоких царапин – следы ее ногтей.

– Я тоже оставила на твоей спине свои следы – кровоточащие царапины, – произнесла она.