Крах Великой империи. Загадочная история самой крупной геополитической катастрофы - Литагент 1 редакция

Савинков действительно был в этой схеме лишним. Он привык быть всегда на первых ролях. В случае с Добровольческой армией это было исключено априори. У генерала Корнилова был к тому моменту ореол первого из военных, кто начал борьбу с врагами России. Плюс его авторитет в армии и личное обаяние. В силу этих факторов он и только он мог быть во главе зарождающегося Белого дела. Но было необходимо учитывать еще и позицию Каледина и Алексеева. Если первому и своих забот вполне хватало, то вот со вторым возникли закономерные сложности. Дело в том, что оба отца-основателя сопротивления большевикам друг друга терпеть не могли. Это чувство было сильным и взаимным. Корнилов считал Алексеева во многом лично виноватым не только в неудачах русской армии на фронтах Первой мировой, но даже и в провале мятежа военных. В свою очередь, Алексеев считал Корнилова недалеким и сумасбродным, опасаясь, что этот «храбрый лев с головой барана» завалит все дело.

Разногласия усиливались и вследствие разных оценок такого важнейшего вопроса, как борьба с большевизмом. Алексеев считал, что нужны многочисленные военные организации по принципу его собственной, которые в нужный момент сыграют свою роль. Корнилов же, напротив, будучи сам блистательным офицером, не считал именно это сословие ключевым фактором грядущего противостояния с ленинской партией. Венчали же разногласия политические взгляды. Алексеева можно назвать сторонником конституционной монархии, ему были близки взгляды Струве и даже Милюкова. А вот у Корнилова либералы восторга не вызывали совершенно. Все это наслаивалось на психологическую несовместимость лидеров Белого движения. Взрывной Корнилов и осторожный Алексеев – сложно им было ужиться.

26 декабря 1917 года было официально объявилено о создании Добровольческой армии. Основных целей было две. Во-первых, дать возможность гражданам осуществить государственное строительство свободной России, стать на страже гражданской свободы, в условиях которой посредством Учредительного собрания они выразят свою волю. Во-вторых, противостоять вооруженному нападению большевиков на Юг России. А ленинская партия на все это пока еще должного внимания не обращала. Крайне малочисленная армия не могла стать серьезным препятствием для победоносного шествия советской власти. В этом была ошибка большевиков. Я убежден: знай Ленин и Троцкий заранее, во что в результате выльется Белое движение, предприняли бы все меры для его ликвидации еще в зародыше.

И вот тут перед нами встает вопрос: почему серьезные политики (а лидеры большевиков именно таковыми и являлись) недооценили возможные риски? Причин тут, как мне представляется, несколько. Прежде всего – малочисленность Добровольческой армии. По сути, на тот момент это был только Корниловский ударный полк и формирующийся офицерский полк. Смехотворно даже сравнивать это с силами, которыми располагали большевики на том же Юге. Да, нужно учитывать фактор боевой подготовки корниловцев и их фанатизм, но при соотношении 1: 10 он если и играет роль, то никак не доминирующую. Кроме того, и первые большевики были не меньшими фанатиками собственной идеи.

Далее: когда догмой признается грядущая мировая революция, как-то несолидно обращать внимание на незначительные сложности в провинции. Пусть эти земли и казачьи, но пролетарского элемента там вполне достаточно. Не забываем, что и большой процент казаков был уже распропагандирован к тому моменту. Никто ведь тогда не думал о том, что ситуация выйдет из-под контроля и спустя год с небольшим Свердлов подпишет директиву о расказачивании. Начнется настоящий геноцид.

Это страшное слово не является в данном случае фигурой речи или попыткой как-то сгустить краски. Резолюция Донского бюро РКП(б) от 8 апреля 1919 года рассматривает казачество в качестве базы контрреволюции и предполагает его уничтожение как особой экономической группы: «Все это ставит насущной задачей вопрос о полном, быстром, решительном уничтожении казачества как особой экономической группы, разрушении его хозяйственных устоев, физическом уничтожении казачьего чиновничества и офицерства, вообще всех верхов казачества, активно контрреволюционных, распылении и обезвреживании рядового казачества и о формальной ликвидации казачества». Но это будет уже весной 1919 года. Сразу же после прихода большевиков к власти ситуация виделась иначе.

Наконец, были обоснованные сомнения в том, что столь разные люди, как Корнилов и Алексеев, смогут действовать сообща. А значит, только зародившееся Белое движение автоматически ослабнет с потерей одного из них. Повод для такой оценки действительно был. Корнилов изначально считал, что русская Вандея должна быть не на Дону, а в Сибири или даже в Туркестане, где он мог в полной мере рассчитывать на преданный ему лично знаменитый Текинский конный полк. Адъютант Корнилова Разак Бек Хан Хаджиев оставил интереснейшие мемуары. Почитайте их, и вы поймете, что ставка Корнилова именно на текинцев как движущую силу сопротивления не была такой уж утопией. Кроме того, в Ташкенте сопротивлением большевикам руководил родной брат Корнилова. И если бы Белое движение на Востоке начало развиваться в полной мере не в 1919 году, а параллельно с Добровольческой армией, то вполне мог быть создан очень широкий фронт. И лично я не убежден, что в этом случае итоговая победа в Гражданской войне была бы на стороне красных.

Теме «как все-таки надо было поступить вождям русского сопротивления в 1917 году» были посвящены долгие споры в эмиграции. По зрелом размышлении я склонен согласиться с позицией первого начальника штаба Добровольческой армии генерал-лейтенанта Лукомского. В своих мемуарах он отмечает, что Алексеев и Деникин прекрасно бы все организовали на Юге, а Корнилов был бы успешнее на Востоке, чем Колчак. И вот почему: популярный среди казачества талантливый военный воспринимался бы в Сибири не только как легендарный русский генерал, но и в первую очередь как яркий политик. А победить в Гражданской войне можно только имея сильную политическую программу и проявляя политическую решимость. С последним и у Деникина, и у Колчака было по большому счету неважно.

Деникин А.И. Лидер Белого движения на Юге России

Корнилов оказался прав. Надежды на донскую Вандею в полной мере оправдались только на страницах эмигрантской прессы. Каледину так и не удалось раскачать казачество. Добровольческая армия оставалась малочисленной, а значит, пока не способной играть доминирующую роль в политике. Кроме этого, она была фактически окружена многочисленными вооруженными отрядами большевиков. Бои случались ежедневно, добровольцы несли серьезные потери, а вот с пополнением были значительные сложности. Корнилов нашел решение. Он переводит армию из Новочеркасска в Ростов. Генерал рассчитывал там на пополнение, поскольку в городе было свыше 17 тысяч офицеров – огромный ресурс для малочисленной тогда Добровольческой армии. Но этим надеждам не суждено было сбыться.

К Корнилову с готовностью шли студенты и гимназисты, кадеты и юнкера. Кто угодно, только не кадровое офицерство.

Про солдат даже говорить не приходится. В результате Алексеев принимает решение продолжать борьбу с большевиками за пределами Донской области, поскольку защищать казачьи земли силами одной только Добровольческой армии было невозможно. Союз Каледин – Алексеев – Корнилов распадается. Для донского атамана это означало полный крах.

На его последний призыв к защите донской земли от большевиков в январе 1918 года откликнулось всего 147 человек. И это после того, как Каледин с болью в сердце приводил ужасающие факты моральной деградации большей части казачества. Развал строевых частей достиг предела. В некоторых полках фиксировались факты продажи офицеров большевикам за денежное вознаграждение. Приплыли…

Каледин присягал донскому казачеству, целуя крест. Казачество в ответ атаману в верности не клялось, как в свое время клялись государю императору. И, видимо, потому спокойно оставило своего атамана одного с его присягой. Казаки перестали нуждаться в Каледине. И тогда он ощутил себя ненужным в этой жизни. Потрясенный моральной смертью Тихого Дона, генерал перестал верить даже самому себе. В последнем приказе по Войску, отданном в 11 часов 29 января 1918 года, Каледин дал шанс каждому самостоятельно выбрать свой путь: «Кто хочет, может присоединиться к Добровольческой армии, кто хочет, может перейти на положение обывателя и скрыться». В тот день Каледину казалось, что преграда к миру на Дону – это он сам. Фактически сложив с себя атаманские полномочия перед формальной передачей власти в Новочеркасске Городской думе, генерал словно очистился исповедью перед кончиной: «Мое имя повторяется во всех концах страны и фронта, мое имя стало известным символом не только для Дона, но и для России как выразителя некоторых идей. Может быть, мое имя навлекает на родной Дон лишнее подозрение? Я долго и мучительно думал об этом и полагаю, что мне нужно уйти».