Та, что стала Солнцем - Шелли Паркер-Чан

– Дело в том, что генерал Го не вызывает у людей стремления желать ему успеха, – криво усмехнулся он.

Несмотря на то что Ма были хорошо известны все недостатки Малыша Го, эта критика ее задела. Она резко ответила:

– Ты такой смелый, что считаешь, будто можешь участвовать в играх Левого министра? – Она вспомнила, как пальцы Чэня больно стиснули ее руку. – Его покровительство никогда добром не кончается ни для кого, кроме него самого. Ты это наверняка понимаешь.

Он посмотрел на ее запястье, к которому она машинально прикоснулась.

– Миряне считают монастырь беззаботным местом, где монахи только и думают, как бы достичь нирваны. Но я могу вам сказать, что некоторые монахи, называющие себя благочестивыми, столь же агрессивны и эгоистичны, как Чэнь Юлян.

Ее поразило, что он произнес слово «я». Будто кто-то потянулся в темноте к щеке другого человека, но вместо нее наткнулся на его влажный, открытый рот. Она встревожилась:

– Тогда ты все понимаешь. Если перейдешь на его сторону, то пожалеешь.

– Это тот урок, который я усвоил, по-вашему? – Он прикрыл глаза, на мгновение на его лицо под шляпой, похожее на лицо сверчка, легла тень, от которой ей захотелось отшатнуться. Потом он сказал: – Все равно монахи не становятся ни на чью сторону. Левый министр Чэнь может думать, что ему угодно, но этот монах служит только Будде и его посланнику на земле – Сияющему Принцу.

Взглянув на него, она увидела десять тысяч погибших солдат генерала-евнуха.

Его взгляд блеснул, как острый крючок на солнце. Но через секунду он просто спросил:

– Учительница Ма, поскольку этот монах скоро отправится к Лу, вы дадите ему какое-нибудь мудрое наставление?

Ответить ей не дал красный огонь, вспыхнувший над Аньфэном. Переливающиеся нити света летели вниз, похожие на медуз.

– Это фейерверк? Я никогда такого не видела.

– Работа Цзяо Юя. Он очень здорово умеет обращаться с порохом, настоящий талант. – Понаблюдав несколько секунд за фейерверком, монах прибавил: – Цвет точно такой же, как у Небесного Мандата.

«Или у храмовых свечей», – подумала Ма, глядя, как свет заливает небо. Цвет набожности и молитв предкам. Цвет ее покойного отца. Внезапно ее захлестнуло чувство безысходности и разочарования во всем: в империи Юань, восстании, эгоизме стариков, сражающихся за власть. В самих Небесах, в их туманных знаках, которые могут указывать в любом направлении, какое тебе угодно.

– Как мало значат жизни людей в этой войне, – с горечью заметила она. – И их людей, и наших.

Через несколько мгновений он ответил:

– В вас много чувств, Ма Сюин.

– Ты ошибаешься, если думаешь, что мне небезразлична твоя жизнь и смерть, монах. – Но было уже слишком поздно: он уже был ей небезразличен. Ему стоило только попросить ее о помощи. Она нехотя сказала: – Ты знаешь, мой отец раньше был одним из генералов Великой Юань. К концу этого времени он познакомился с человеком, который стал губернатором Лу. Он из касты сэму, как и моя семья. Этот человек не пользовался большой популярностью в Даду, потому что позже женился по любви на девушке из наньжэней, и это использовали против него. Но мой отец очень ценил его таланты. Позже, когда отец перешел к Красным повязкам, он всегда отказывался атаковать Лу: говорил, что под руководством такого человека город слишком хорошо укреплен. Но он умер меньше месяца назад. Великая Юань пришлет ему замену из Даду. Кто знает, каким будет этот новый губернатор? Но если ты сумеешь попасть туда до него, у тебя, возможно, будет шанс. – Она поправила себя: – Крохотный шанс.

Она не знала, напугала ли она Чжу или обнадежила. Помолчав в задумчивости, он ответил:

– Это полезно. Вы хорошо учили этого монаха сегодня ночью, учительница Ма. – Он снова вскочил на коня и произнес совершенно обычным тоном, словно они только что не обсуждали его неизбежную смерть: – Но почему мы здесь, когда фейерверк гораздо лучше смотреть вблизи? Поехали. Доедем быстрее, если оба сядем на коня.

Он схватил ее за руку и рывком посадил впереди себя. Сила и уверенность подхватившей ее руки удивила ее. Она думала, что монахи весь день проводят, сидя с закрытыми глазами. Стараясь не выдать изумления, она сказала:

– Из нас двоих я лучший наездник. Может, мне взять повод?

Сидя в кольце его рук, она почувствовала, как он рассмеялся.

– Этот монах не умеет ездить верхом? Поскольку вы предложили дать ему только один урок, этот монах счел себя достаточно умелым.

– Твоего умения хватит, чтобы свалиться с коня, как только кто-то на тебя заорет! – Она нагнулась вперед и щелкнула пальцами возле уха коня. Конь от неожиданности отпрянул влево, и Чжу кубарем скатилась с его спины.

К тому времени, когда Ма успокоила коня и развернула его, Чжу уже отдышалась и делала вид, будто любуется звездами.

– Ладно. Может быть, этому монаху не помешает еще один урок.

Ма фыркнула:

– Один урок уже сделал из тебя более умелого наездника, чем большинство здешних людей, у которых есть кони. – Она подняла его наверх и посадила позади себя, он оказался не таким тяжелым, как она ожидала.

– Если мы поскачем быстрее пешехода и вы не хотите, чтобы я свалился, – с улыбкой сказал он, – мне придется за что-то держаться. – Но он держался за нее только кончиками пальцев, целомудренно. Почему-то она слишком явственно ощущала это слабое прикосновение и тепло его тела, прижавшегося к ней.

Наверное, она больше никогда его не увидит. При этой мысли она с удивлением ощутила болезненный укол. Не совсем похожий на сожаление.

Шесть дней спустя после Праздника фонарей, в середине первого месяца, мальчишка-вор Чан Юйчунь отправился в поход вместе с семьюстами сотнями воинов монаха Чжу по усеянной озерами равнине между Аньфэном и городом Лу Боевой дух у них не был высоким, хотя кто-то (возможно, сама Чжу) начал распространять одну историю периода древних Трех царств, в которой рассказывалось, как генерал Чан Ляо, командующий кавалерией Вэя из восьмисот всадников, нанес поражение целой армии царства У численностью не меньше двухсот тысяч человек, как раз у самого города Лу. Юйчунь, которому в детстве никогда не рассказывали сказок, из принципа отказывался в это поверить.

Они уже остановились на ночлег вечером, в час Обезьяны, и разбивали лагерь. Юйчунь прилег рядом с палаткой нового пополнения армии Чжу и спросил с искренним любопытством:

– Итак, в какой момент вы намерены пожалеть о том, что оставили своего командира Суна ради самоубийственного похода под началом бесполезного монаха?

Цзяо Юй держал в руке металлический