Елизавета. Любовь Королевы-девственницы - Наталья Павлищева

Слова Мортона были бальзамом на душу Дарнлея, который и сам тяготился нелепым положением красивой игрушки при королеве. Но вместо того чтобы серьезно задуматься, как исправить ситуацию, новоявленный король возомнил себя обиженным, стал груб, даже позволял себе откровенно хамить супруге в присутствии чужих. А еще… пьянствовать! Оказалось, что в Англии его удерживала строгая мать, а Мария этого сделать не смогла. На ужине в доме одного из эдинбургских купцов, основательно напившись, молодой король вел себя столь вызывающе, что королева была вынуждена уехать одна, оставив мужа напиваться в одиночку. Она весь вечер прорыдала в подушку, кляня себя за поспешное замужество. Тошнее всего было от мысли, что ее со всех сторон предупреждали о том, что Дарнлей недостоин ее руки. Даже Елизавета предупреждала!

Как теперь кому-то посетуешь, если сама поспешно ему отдалась? Вне себя от злости на неудачного супруга, Мария с такой же скоростью, как одаривала Дарнлея и осыпала его титулами, правами и милостью, принялась отнимать все данное. Не прошло и месяца, а король стал простой пешкой в своем королевстве. Его больше не приглашали на заседания Тайного Совета, не приносили ничего на подпись, теперь Дарнлею позволялось лишь украшать собой некоторые вечера, да и то с осторожностью, чтобы не натворил чего в нетрезвом состоянии.

Зато его место подле королевы спешно занимал недавний друг Давид Риччи. Оказавшись доверенным лицом королевы не только в переписке, Риччи быстро забыл, что предпочитает мужчин. Если секретарю позволено самостоятельно писать письма от имени королевы, занимать места короля на заседаниях Тайного Совета, ставить за него подписи, то почему бы не заменить пьяницу и в постели?

По Эдинбургу поползли слухи, что Риччи уже любовник королевы. Этим слухам немало способствовал и сам король-неудачник. Мария в полной мере прочувствовала, с кем связалась! У Дарнлея хватило ума плакаться всем подряд по поводу неверности собственной супруги. Он рассказывал, как однажды ночью, отправившись к королеве, обнаружил дверь запертой. После угрозы взломать дверь, Мария впустила разгневанного супруга в спальню, но была там одна. Гордясь собой, Дарнлей смаковал подробности того, как не позволил себя обмануть – он метнулся в туалетную комнату и обнаружил там едва одетого Риччи!

Медовый месяц еще не закончился, а Мария Стюарт уже стала объектом насмешек и в Шотландии, и во всей Европе. Она объявила, что беременна, но Дарнлей категорически отказался признать, что от него. Когда собственный муж рассказывает о неверности супруги и ее недостойном поведении, кто же будет уважать и такого мужа, и такую супругу? Но шотландская королева, казалось, не замечала позора, она по-прежнему тесно общалась с Риччи, откровенно презирая любые пересуды. О чем думала Мария? Она либо не думала вообще ни о чем, либо считала себя настолько выше остальных, что не находила нужным обращать внимание на правила приличия вовсе.

Получая подробные описания происходящего в Эдинбурге и Холируде, Сесил не всегда знал, стоит ли пересказывать их королеве. К его удивлению, Елизавета остро переживала из-за неприличного поведения Марии. Она словно увидела себя со стороны, хотя ничего подобного себе не позволяла. Никогда Елизавета не оставалась наедине с лордом Дадли, рядом всегда бывали одна или несколько камеристок, никогда не позволяла вольностей больших, чем поцелуй в щеку прилюдно, но даже при этом считалось, что королева дает повод для сплетен. Что англичане сказали бы, веди она себя хоть чуть похоже на Марию?!

Прислушавшись к себе, Елизавета вдруг осознала, что готова в чем-то даже заступиться за шотландскую королеву. Но события в Эдинбурге были столь странными, что действовать следовало крайне осторожно. Королева лишь однажды в сердцах бросила фразу, что этого Риччи убить мало, имея в виду, что гадкий секретарь сначала помогал Дарнлею соблазнить Марию, а потом резво занял его место, как тут же нашлись те, кто объявил, мол, Елизавета желает смерти Давиду Риччи! Никто не задумался, к чему королеве Англии чужой секретарь-итальянец, даже если он любовник Марии?

Прошло всего два месяца после непонятной свадьбы, на которой невеста появилась вся в черном, а между ней и супругом уже были не просто натянутые отношения, а такие, которые чреваты трагедией. Дарнлей во всеуслышание объявил, что ребенок, которого носит под сердцем королева, не его!

А Мария жила снова, как во сне. Она не замечала, не хотела замечать, что откровенной связи с секретарем не одобряет никто, что если ее мужа не жалеют из-за его дури, то и ее никто жалеть в случае беды не станет, слишком откровенно попирала королева все правила приличия, что придворные, что просто людские. Создавалось впечатление, что Марией двигают два чувства – звериная ненависть к сводному брату Меррею и желание вкусить радости жизни как перед ее концом! Невзирая на беременность, королева часто устраивала праздники, подолгу засиживалась за трапезой, танцевала, веселилась, музицировала…

И рядом всегда был Давид Риччи…

Чем бы ни занималась Елизавета, ее все время мучили мысли о шотландской кузине. Можно ли осуждать влюбленную женщину? Как много может позволить себе королева? Как поступила бы на месте Марии она сама, если бы ей вот так предложили выйти замуж за подержанного фаворита?

Но чем больше думала, тем больше понимала, что такой воли себе не дала бы. Хотя в глубине души Елизавета немного завидовала Марии за то, что та может, не задумываясь о последствиях ни для себя, ни даже для страны, вот так легко поддаваться своим чувствам. Жить, будучи все время застегнутой наглухо, тоже тяжело. Но малейшее послабление Роберту Дадли приводило к всплеску слухов и сплетен и плохо отражалось на ее репутации. Даже среди тех, кто горстями получал от нее мелкие монеты во время выездов, Елизавета несколько раз услышала выкрики:

– Королева спит со своим конюхом!

– Королева родила от конюха!

Как им доказать, что ничего подобного не было? Любые объяснения бессильны, но и оттолкнуть от себя Роберта она тоже не могла. Попытка сделать его королем Шотландии не удалась, а жаль, тогда все убедились бы, что между ней и Дадли нет ничего, кроме взаимной симпатии. То есть есть, конечно, но они никогда не переходили границу и ничего себе не позволяли.

В покоях королевы, как всегда, шла работа. На сей раз вышивалось большое покрывало для ее кровати. Таковых имелось уже множество, но красивые вещи никогда не бывают лишними. На сей раз рисунок для покрывала был необычен, он изображал сцены сельской жизни. Подле пялец трудились целых три фрейлины, каждая над своим куском. Четвертая девушка читала, чтобы работающие не скучали.

Королева задумчиво перебирала струны орфариона – шестиструнной лютни. Под ее пальцами рождалась нежная мелодия. Две работающие девушки переглянулись, одна из них прошептала:

– Ее Величество грустит о графе Лестере?..

Вторая чуть хихикнула, скосив глаза, но не на королеву, а на третью фрейлину – Леттис Ноллис, задумчиво ковырявшую иголкой. Ни для кого не секрет, что Леттис весьма расположена к Роберту Дадли, хотя сам новоиспеченный граф Лестер открыто проявлять к кому-то внимание не рискует.

Легкое движение не ускользнуло от королевы, Елизавета встала, отложив орфарион, и подошла к пяльцам. Остановившись, она некоторое время разглядывала выполненную работу, затем раздалась ее громкая ругань:

– Леттис! Безмозглая курица! Что вы вышиваете?! На кого похоже это животное? Кто это, овца?!

Леттис всегда внутренне вскипала, слыша ругань королевы в свой адрес. Но противиться не могла, приходилось молча выслушивать. Правда, на сей раз было за что. Собака получилась не просто не похожей действительно на собаку, она и на овцу-то не походила.

– Ваше Величество, я просила не давать мне вышивать живых людей или животных. Лучше растения или дома…

– Если руки растут из ж… то и дом выйдет похожим на гроб! Отойдите от покрывала и не смейте больше ничего портить!

Анна, у которой цапля вышла весьма похоже и очень изящно, переглянулась с Джейн, вышивающей сложный силуэт охотника с ружьем. Поделом этой задаваке Леттис, ей бы самой быть королевой, а не служить камеристкой!

Наверное, так думала и Елизавета, она фыркнула:

– Наверняка у вас куда лучше получится рожать детей! Пора выдать вас замуж, я решу за кого и завтра вам объявлю!

Леттис побледнела, мало ли кого выберет королева, но сопротивляться нельзя.

Елизавета постояла, критически разглядывая собаку-овцу, поморщилась, потом фыркнула:

– Мы не будем спарывать этот ужас, пусть останется на память. Когда вы будете приезжать ко двору, я стану вам показывать ваше, с позволения сказать, рукоделие!

Такие слова означали, что от двора Леттис, даже выйдя замуж, будет удалена. Анна снова переглянулась с Джейн. Нет уж, лучше не увлекаться королевским фаворитом. А вот Леттис злорадно подумала, что все равно Роберт Дадли станет ее любовником!