В заповедной глуши - Александр Мартынов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он так и шагал, глядя по сторонам и почти ни о чём не думая. Шагал через лес, где над тропинкой наклонялись яркие от солнца или почти чёрные в тени тяжёлые ветви, а у корней деревьев журчали роднички. Шагал через лужки,где тропинку почти скрывала вы-сокая сочная трава, а солнце сверху палило с беспощадной силой, рождая дремотные, уже совсем летние запахи. Шагал по горбатым чёрным мосткам,под которыми текла медленная непроглядная вода, дышавшая прохладой. И шагалось ему легко, как будто до-рога вела домой... или из дома, в который можно вернуться в любую минуту.
Странно, неспешно всплывали в голове мысли. Я раньше не замечал, что всё это красиво. Я бы просто посмеялся, скажи мне кто-нибудь об этом, решил бы, что с жиру человек бесится. Не замечал я тогда всей этой красоты...
И вдруг он вспомнил парк - парк рядом с домом, где жил когда-то. Как они там гу-ляли с отцом (с мамой ему было уже стыдно, дураку), пинали мячик, иногда ели мороже-ное... И отчётливо вспомнилось: зима. Дуб, на который он лазил летом (а отец говорил: "Да осторожней ты, Витек, ведь грохнешься, мать нас с тобой тогда...") стоит весь в снегу, снег на ветках пушистыми сугробами, и в вечернем свете дуб кажется затканным серебром, как на картинке в книжке... И он, восьмилетний, вдруг останавливается на бегу по тропинке,замирает. Стоит,приоткрыв рот, потом сходит в снег и пробирается,
81.
проваливаясь, к самому дубу. Задирает голову - и видит над собой серебряные своды, то искрящиеся мягко, то сияющие нестерпимым блеском. И - жутковато, но в то же время так красиво, что дух захватывает. Он оборачивается и шепчет отцу, стоящему на тро-пинке: "Па-па-а... смотри, как..." - он не договаривает - "как", у восьмилетнего мальчи-ка нет таких слов в запасе. Только снова поднимает голову и смотрит, смотрит, смот-рит... И отец не торопится его уводить.
Он так мечтал увидеть этот дуб следующей зимой - опять. И всё лето с ним здо-ровался шёпотом, когда проходил мимо, приостанавливался, если пробегал...Но следую-щей зимой он уже научился ненавидеть снег - за то, что тот холодный и беспощадный. И уже не замечал никакой красоты...Ни тогда, ни летом, ни весной, ни осенью.
А сейчас вдруг увидел опять, что вокруг - красиво. И спокойно.
Мальчишка присел на поваленный ствол, возле которого был сложен хворост. Он уже знал, что такие кучки собирают специально, чтобы потом легче вывозить из леса, но сейчас Витьке просто хотелось поесть. Он развернул на дереве бутерброд, отвинтил колпачок с фляжки с холодным компотом, расстегнул до середины куртку и ещё раз огля-делся.
Красиво. Может быть, потому, подумал Витька, жуя, что тут нет людей. Боль-шинство людей - сволочи. Не специально, но всё равно сволочи. Думают, как бы побольше под себя подгрести и подальше запихнуть свой мусор. Разный. Как Леший говорил.
Хотя... и хороших людей вообще-то много, признал Витька. Но такие, как Егор, как Леший, как Михал Святославич или Валька - они редкость.Большинство хороших трусли-вые и беспомощные, даже себя защитить не могут, что уж о других говорить. Если бы все они были, как тот же Михал Святославич, то, наверное,никакого зла не осталось бы. Разговор-то с ним был бы коротким...
Он подумал ещё и про Вальку и, жуя, покачал головой. Валька ему очень нравился. Очень-очень, Витька был рад, что у него такой друг. Даже глядеть на Вальку было при-ятно, хотя Витька опасливо стыдился этого, боялся - а что если он заразился всё-таки ТЕМ САМЫМ, о чём и вспоминать не хотелось? Ведь раньше он никогда так не думал ни о ком из мальчишек. Или просто раньше не было у него таких друзей? Как-то там ре-бята в Петербурге, убрались бы они оттуда, что ли, обратно за Урал...
...Около полудня Витька вышел к реке - не речушке, которых он пересёк с полдеся-тка, а настоящей реке. Конечно, она ни в какое сравнение не шла с сибирскими реками, виденными Витькой, с Волгой, с Невой - но всё-таки была это река. На том берегу лес продолжался, но видны были огороды, а за ними - крыши домов; наверное, это и была Гирловка. На глазок - километрах в двух. Ближе - мост, по которому ехала легковушка. А почти рядом с Витькой - на этом берегу - узкой ярко-жёлтой полосой выгибался пляж.
Только теперь Витька понял, что приустал. И сильно. Захотелось выкупаться и по-лежать на песке. Мальчишка продрался через кустарник и выбрался на пляж,на который немедленно побросало одежду и сложил снаряжение.
Песок оказался тёплым, хотя и не горячим, а вода - прохладной, но не слишком, в меру. Витька аж застонал от наслаждения, когда вошёл в неё, оттолкнулся ногами и по-плыл. Течения тут почти не было, но пару раз по ногам Витьки скользили упругие, обжи-гавшие холодом струи, казавшиеся живыми, и мальчишка понял, что речка глубокая и с сюрпризами. Нырять - а он думал нырнуть - расхотелось, и Витька, поплавав ещё нем-ного, повернул к пляжу.
Опа. Туда как раз вытаскивал лодку какой-то пацан. Лодка была большая, плоско-донка. Пацан - худенький, и невысокий. Поэтому единоборство предстояло жестокое. Но каково же было удивление Витьки, когда этот парень ловким рывком выдернул лодку на песок чуть ли не наполовину!
Витька был уже на полпути к берегу и видел, что пацан одет в выцветшую ковбой-ку, явно завязанную на животе узлом и подвёрнутые джинсы, белые, но не от природы, а
82.
от солнца и стирок. Довольно длинные волосы мотались при движениях. На реку - как и в сторону Витькиного барахла - он не смотрел, копался в лодке."Небось я его место занял, - добродушно подумал Витька, вставая на мелководье в рост. - Ладно, сейчас перет-рём..."
- Оденься, я не смотрю, - сказал пацан, не поворачиваясь, и Витька почувствовал, как разом ослабели ноги, а всё тело бросило в жар.
Девчонка!!!
- Одевайся же, - по-прежнему стоя спиной, сказала девчонка. Витька, не сводя глаз с её спины, в два прыжка добрался до одежды и моментально натянул трусы. - Всё? Я пово-рачиваюсь.
В её речи проскальзывал акцент - лёгкий и даже приятный, как у Михала Святосла-вича. И перепутать её с пацаном можно было только не присматриваясь, по тому, как она управлялась с лодкой и была одета. Витька подумал об этом как раз когда она повер-нулась.
У девчонки были светлые, светлее, чем у самого Витьки, волосы, серые серьёзные глаза с золотыми искорками и какое-то лисье лицо. Не неприятное от этого, а именно просто лисье. Скорей даже красивое, хотя и необычное. На вид ей было лет 13-14,шею под воротником ковбойки облегал красный галстук, как у старинных пионеров. На широ-ком клёпаном поясе, продетом в потёртые петли джинсов, висел складной нож в чехле.