Силиконовые горы - Маша Царева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А через месяц, в начале февраля, магнат предложил ей официально оформить отношения – с точки зрения Катерины, это ни в какие рамки не вписывалось. Такого просто не бывает! Мебельные магнаты ни при каких обстоятельствах не женятся на легкодоступных снегурочках.
– А с чего ты взяла, что я легкодоступная? – расхохоталась Виктория, когда Катя поделилась с ней своими сомнениями.
– Ну… Это ни для кого не секрет, – растерялась Катерина, – не обижайся, но мы с тобой никогда не строили из себя девочек-припевочек. Думаю, это у нас на лбу написано.
– Может быть, – загадочно улыбнулась Вика, – честно говоря, мой супруг так и считал. Сначала. А потом я доказала ему обратное.
– Каким же, интересно, образом? – хмыкнула Катерина. – Я всегда думала, что игра в «динамо» таких мужиков только раздражает.
– Я не мариновала его слишком долго, – подмигнула Виктория, – между нами… Он был моим первым мужчиной. Когда он это понял, дар речи потерял. Несколько дней не мог прийти в себя.
Такой контраст – серебряные стринги и девственность.
– Ты бредишь? – выпучила глаза Катерина. – Какая еще девственность? Ты хоть сама-то помнишь, сколько у тебя было мужчин?!
– Не помню, – как ни в чем не бывало ответила Вика, – да и какая мне разница. Ладно уж, открою тебе один секрет. Только никому.
– Могила, – пообещала Катя.
– Я сделала гименопластику, – понизив голос, сообщила Виктория.
– Что?
– Гименопластику. Операцию по восстановлению девственной плевы. Стоит всего штуку баксов, проводится стационарно. Это еще проще, чем аборт. Сел в кресло, получил наркоз и через несколько часов проснулся в палате невинной девушкой.
– Да ты что? – сказать, что Катерина была шокирована, означало не сказать ничего.
– Никто не подкопается. Все было, как в первый раз. Правда я толком и не помню своего первого раза, так давно это было. Но все по закону жанра – боль, кровь на простыне.
– Но как тебе в голову такое пришло?
– А ты сама подумай, – хитро прищурилась Виктория, – много ли в Москве осталось девственниц с нашей внешностью нашего возраста? То-то и оно. Видишь, как у меня получилось? Сначала в клинику, потом – в ЗАГС. Так что мой тебе совет, не будь дурочкой, записывай адресок.
Кто бы сомневался, что остро жаждущая счастья Катерина воспользуется советом удачливой подруги.
Первая операция воспринималась ее не лишенным романтизма сознанием как священный ритуал. Физическое восстановление невинности, утраченной давно и без сожаления, казалась ей философским актом полного очищения. В кабинет врача вошла одна женщина – смешливая кокетка в туфлях зебровой расцветки, а выйти должна была другая – с неземным отблеском в глазах и плотно сжатыми коленями.
На гинекологическое кресло она вступила с достоинством коронованной особы. Ядовитым жалом руку пронзил катетер, и без пяти минут девственница с головой нырнула в розовые волны душной бессознательности.
Проснулась в палате, с пакетом льда на лобке.
Неприятно ныл живот, во рту было сухо, как в Сахаре. Как во сне Катя тяжело добрела до уборной, и ее стошнило прямо в раковину. Из зеркала на нее тупо таращилась гуманоидно-бледная дева с крапинками засохшей крови в уголках сухих губ и синими полукружьями под глазами. Эта женщина вовсе не была похожа на Еву до поедания запретного плода. Скорее, на индифферентную к обывательским радостям жизни пьянчужку, не первый день мыкающуюся по вокзалам и третьесортным кабакам.
Прошла неделя.
Катерина похорошела, повеселела, предвкушение приключения нарастало с каждым днем. Она собиралась беречь дарованную хирургом невинность, как тайный клад, заветную реликвию якобы непоруганного тела.
Но на практике вышло иначе.
С бизнесменом Олегом Мерзавчиковым она познакомилась в спортклубе – Катерина потела на беговой дорожке, а он с показательной легкостью воевал с гантелями чуть поодаль. Он пригласил Катю в фитобар, пропустить по стаканчику свежевыжатого сока из петрушки и сельдерея. Он казался простодушно-обаятельным, несовременно благородным, не от мира сего; в уголках его серых глаз плясали такие добрые морщинки… Ну откуда ей было знать, что его фамилия – отнюдь не забавный штрих, но роковой знак судьбы? Намек на прогнившую внутреннюю сущность.
А начиналось все так красиво.
Мерзавчиков, казалось, голову от Катерины потерял – подсел, как на героин. Молился на нее, как на всесильную языческую богиню.
И вот наконец она решилась. «Тут важно не затянуть, – предупреждала Виктория, – чтобы объект не перегорел».
Увидев кровь на простыне, Мерзавчиков сначала удивился, потом засуетился, потом испугался, потом вроде бы обрадовался. Гладил ее по голове, шептал уместное в таких случаях бессвязное «моя девочка», целовал пальчики на всех ее длинных конечностях. «Он у меня в кармане», – думала Катерина, засыпая.
Идиллия продолжалась недели полторы. Все это время Катерина чувствовала себя такой счастливой, что ей даже страшно становилось. Нет, влюблена в Мерзавчикова она не была. Собственный успех пьянил, как молодое крымское вино, – надо же, как элементарна оказалась формула, над которой бьются тысячи красивых девушек во всем мире!
Когда в один прекрасный день Мерзавчиков пригласил ее на загородный теннисный турнир, а сам в назначенное время не появился и даже не позвонил, Катерина не насторожилась. Мало ли какие у занятого человека могут быть дела. Но когда он не появился и на следующий день, и через неделю… Сначала она думала – что-то случилось. Обзвонила все клиники и морги, привлекла бывшего любовника, крупного милицейского чиновника. Тот ее и обрадовал: оказалось, что с Мерзавчиковым все в порядке, он отбыл из столицы к солнечным берегам Испании полторы недели назад, а сопровождала его некая Анфиса, не слишком удачливая манекенщица.
Боли не было. Только глухо ноющая обида. Две недели Катя с нарастающей паникой ждала звонка. Потом, как умела, стряхнула с себя апатию. Говорят, ее видели в «Кабаре», нетрезвую, похотливо зыркающую по сторонам, в сомнительной компании подвыпивших мужчин восточного происхождения.
Надо же, тысяча долларов коту под хвост!
Хорошо, что в записной книжке остался адрес клиники, где из загульных прожженных барышень запросто штампуют нетронутых дев.
Говорят, обратная дорога всегда короче пути в неизвестность. Повторная операция переносится легче первой.
Понимающая улыбка врача, кресло, катетер, палата, рвота, лед. А потом…
Его звали Иваном, и был он смешливым сибирским промышленником, косая сажень в плечах. Обычная история в духе Москвы начала двадцать первого века – лаконичный флирт, плавно переходящий в прямые намеки. Вроде бы у него были серьезные намерения. Все как полагается – на съедающее одиночество жаловался, огромную квартиру с запланированной детской демонстрировал, кольцо с тремя скромно мерцающими брильянтами подарил, возжелал встретиться с Катиными родителями.