Возьми удар на себя - Фридрих Незнанский

— Катенька?.. Наконец-то я тебя застал! — Голос Вальки, как всегда, был богат просительно-униженными интонациями. — Сходим сегодня в клубешник? Мишка сказал, ты в полном порядке, а я соскучился…

Катя на мгновение сжала зубы, ощутив неведомо откуда взявшийся, подкативший к гортани клубок тошноты. Впрочем, почему «неведомо откуда»? Ее всегда тошнило от этого урода Кошечкина, особенно от его вонючих слюнявых поцелуев… Просто раньше все было по-другому… зато теперь…

— А я по тебе не соскучилась, — Катя на мгновение отстранила трубку от уха и поглядела на нее брезгливо. — И вообще, не звони мне больше…

— Что?.. — Он, должно быть, не поверил своим ушам, потому что голос у него все еще был тот же.

— Оглох? Не понял? — равнодушно произнесла она. — Тогда растолковываю: больше мне не звони! Ты, урод, когда на себя в последний раз в зеркало смотрел? Видимо, давно. Иначе бы и сам понял, что соскучиться по тебе невозможно!

Дожидаться реакции Кошечкина она не стала. Просто вернула трубку на место и, прикрыв глаза, натянула одеяло на грудь.

Дверь скрипнула.

— Может, зря ты так? — На пороге снова возник брат.

Катя поглядела на него, чуть-чуть размежив веки, и едва заметно вздохнула.

— Не зря… Уйди, Миш, я спать хочу…

Михаил покачал головой, с горечью посмотрел на сестру, потом на портрет отца, который она сразу после суда повесила в изголовье своей кровати, и, стараясь ступать бесшумно, вышел из Катиной комнаты, плотно прикрыв за собой дверь… Знать бы раньше, чем обернется все это… Это все… Он и сам не смог бы сейчас объяснить, почему пошел тогда на поводу у сестры, как мог он, старший брат, позволить ей, нежно любимой сестренке, сорваться в эту, оказавшуюся бездонной, пропасть, ринуться в нее вслед за Катькой… Наверное, до последней секунды просто-напросто не верил, что все это всерьез…

Катька всегда была отцовской любимицей, но Михаил его к ней никогда не ревновал — сам обожал сестренку. Да и как ее было не любить? Ласковая, красивая (в отличие от него, удавшегося физиономией и мастью в деда). Ну и вообще родная душа… Кажется, только с матерью у Кати отношения не то чтобы не складывались, а вот мама-то точно ревновала своего мужа к дочери. Правда, теперь Михаил иначе относился к ее мнению, которое та высказывала ему не раз и не два: мол, Катино отношение к папе — настоящая ненормальность! Взрослая девица, а ластится к нему при любой возможности, как пятилетняя, только что на колени не садится!

Однажды Михаил даже случайно подслушал что-то вроде скандала между родителями: отправился ночью в туалет, а дверь в их спальню до конца прикрыта не была, вот и услышал, сам того не желая, потом долго переживал: подслушивать и подглядывать в их семье считалось последним делом!..

Но услышал, во всяком случае, мамины слова, поневоле — говорила-то она на повышенных тонах! Упрекала отца за то, что он поощряет Катькину, как сказала тогда мать, «патологию», а то, что это патология, ей, мол, психоаналитик сказал, к которому обращалась… И еще сказал, что Катерина из-за такого ненормального отношения к отцу может даже замуж не выйти…

— Ты с ума сошла! — Отец в конце концов тоже повысил тон. — Что ты вообще вообразила?! Это что, ненормально, если дочь любит отца?

— Если так, как Катька, — да, ненормально! А ты поощряешь!..

— Я?!

— Ну не я же бегаю встречать ее в аэропорт после каникул с букетами роз, а ты! Не я же хожу в театр не с женой, а с ней, да еще под ручку, словно она барышня твоя, а не ребенок… А кто с ней лижется каждый раз после того, как вы расстаетесь на пару часов, словно век не виделись?!

Дальше Миша слушать не стал, и в туалет идти сразу расхотелось. Вернулся к себе и долго не мог уснуть — лежал, молча глядя в темноту, не в силах отделаться от материных слов, продолжавших звучать в ушах… Конечно, он, так же как и отец, не мог с ней согласиться. Но почему-то мысль о том, что из-за папы сестренка не выйдет замуж, все-таки застряла в его голове. Он вдруг подумал, что все Катькины ровесницы вовсю гуляют с парнями, а у нее не было никого, хотя в почти что семнадцать лет вроде бы пора… Ведь и правда, всех посылает куда подальше, да еще высмеивает очередного претендента в кавалеры, остроумно перемывая его косточки на пару с отцом…

Ему тогда с трудом, но все-таки удалось избавиться от мысли, что в чем-то мать права. А буквально через полгода случилось это несчастье, и единственное, что имело значение, — то, что Катька сойдет с ума, если ее не поддержать, просто спятит от горя. А кому поддерживать, если не ему? С матерью ее отношения в последнее время и вовсе разладились…

Вот и поддержал, рыжий дурак. Вот и поддержал…

Михаил спустился в кухню и, автоматически включив кофеварку, заправленную с вечера, вставил на место чашку. Потом присел за стол и погрузился в свои невеселые мысли.

Да, поначалу все это напоминало какую-то пусть и опасную, но игру: мало ли на свете остросюжетных игр в том же Интернете?.. Катя после суда замкнулась на какое-то время целиком и полностью. То есть он так думал, что замкнулась: на самом деле, разрываемая изнутри ненавистью, она тщательно обдумывала все то, что затем они осуществили вдвоем… А поначалу он и не понял и даже обрадовался, дурак, когда Катя вдруг заявила, что сегодня вечером отправляется в клуб «Сапфир», облюбованный местной молодежью, с Валькой Кошечкиным. Разве что удивился выбору сестры: такие парни за ней бегали, а она выбрала Валентина, сына их завучихи, мягко говоря, красотой и умом не блещущего… Впрочем, на вкус и цвет…

Его заблуждения хватило на два дня, именно столько оно и длилось. Вечером, точнее, уже ночью второго из них Катя, вернувшись из клубешника, проскользнула к брату в комнату и, разбудив Михаила, выложила ему все: и сам замысел, и то, каким образом намерена его осуществить! Она ни секунды не сомневалась, что может рассчитывать на Мишину помощь: ведь речь шла о папе!.. О том, чтобы достойно расплатиться с подонком, отнявшим у них, а не только у нее, Кати, папку, без которого вся жизнь пошла вразнос, без которого жить почти невозможно… Оставить все как есть — подлость и предательство по отношению к отцу, а этот хлюпик Хватан доходчиво объяснил им всем, что апелляции если что и дадут, то сущий мизер, а главное — ТОТ ПОДОНОК будет и дальше жить себе преспокойно, словно и не он подставил их папку, словно не он разрушил их жизнь… Где справедливость, где?!

— Справедливость зависит от людей! — Глаза Кати горели в полутьме комнаты, почти светились, и Михаилу тогда на какое-то мгновение сделалось страшно. — От нас с тобой, Мишка!.. Если я не расплачусь с тем гадом — жить не смогу!

Он всмотрелся в лицо сестры, абсолютно белое, какое-то неживое в свете луны, заливавшем комнату, и понял, что, попытайся он сейчас переубедить сестренку, станет ей врагом на всю оставшуюся жизнь… Михаил почувствовал тогда неприятный холодок в душе, на секунду вспомнилась та ночная ссора родителей: «А вдруг Катька и правда слегка… сумасшедшая?..» Мотнул головой, отгоняя от себя дурацкую мысль.

— Я все продумала, — она и не заметила его реакции, — слушай внимательно…

Судя по тому, как легко все у них поначалу складывалось, продумала она действительно все. Включая шашни с Валькой Кошечкиным, хотя именно с ним-то и вышла тогда едва ли не единственная накладка: ни Катя, ни Михаил и предположить не могли, что Валентин в те дни, когда задерживается в клубешнике, ночует не дома, а прямо в школе, на продавленном диване в своей фотолаборатории — месте занятий кружка. Нужный реактив Катюша у него взяла, сочинив, что якобы благодаря Кошечкину увлеклась цветной фотографией. Пробраться в школьную лабораторию — а она в их «химической» спецшколе была оборудована преотлично! — ничего не стоило: все ходы-выходы им, проучившимся здесь столько лет, были прекрасно известны. И пока Катя под неодобрительным взглядом брата (он все еще надеялся тогда, что со временем сестренка остынет к своей затее) возилась за лабораторным столом, Валька и возник за их спинами…

Куда его понесло в три утра — неизвестно, но, увидев свет в лаборатории, над которой его мамаша дрожала, как над собственным первенцем, поперся его выключать, решив, что преподаватель химии забыла это сделать. И застукал их там, можно сказать, на месте преступления… Интересно, поверил он тогда той ерунде, которую на ходу состряпала Катька, объясняя внезапно вспыхнувший среди ночи интерес к химическим опытам?.. Скорее всего, нет… Но и углубляться во все это не стал, наверное, боялся с Катей поссориться. Он-то влюблен в нее по-настоящему, и не первый год, вся школа это знала, включая его мамашу…

Михаил едва не забыл про кофе, погрузившись в воспоминания. Тот почти остыл, и, слегка поморщившись, Миша его все-таки выпил. Думать больше не хотелось ни о чем: слишком тяжелыми оказались воспоминания, несмотря на видимую легкость, которая продолжала им сопутствовать до самого конца — в том числе и в Москве.