След Полония - Филатов Никита Александрович

А вот с Закатовым дела обстоят намного хуже…

Чего стоит одна только история с принятием ислама!

Поначалу, когда Ахмед поставил это условие, Литвинчук даже не поверил своим ушам: еще чего не хватало! Потом рассмеялся, надеясь перевести все услышанное в шутку. Потом возмутился. Потом… потом все же вспомнил о том, какая сумма стоит на кону, и дал согласие.

К искреннему и приятному удивлению беглого подполковника контрразведки, обрезания делать не потребовалось: оказывается, по мнению большинства исламских богословов, для новообращенных мусульман это предписание является не обязательным, хотя и крайне желательным. Как сообщили ему Ахмед Закатов и седобородый благообразный мулла, удостоивший Алексея специальной наставительной беседы, в Священном Коране обрезание не упоминается, хотя есть множество хадисов о его необходимости.

— Для того чтобы принять ислам, достаточно лишь произнести слова главного исламского свидетельства на арабском или же на любом другом языке, которым ты владеешь… — пояснил мулла, говоривший по-русски почти без акцента. — Однако эти слова должны произноситься с верой в сердце и с твердым намерением принять ислам. Необходимо отказаться от всех убеждений, противоречащих истинной религии Всевышнего…

— И все? — не поверил Литвинчук.

— А разве этого не достаточно?

«Я знаю, верю всем сердцем и подтверждаю на словах, что нет божества, кроме Единого Создателя — Аллаха, и я знаю, верю всем сердцем и подтверждаю на словах, что Мухаммад — последний Посланник Аллаха…»

Повторяя за новым духовным наставником формулировки, священные для любого мусульманина, Литвинчук не испытал ни душевного трепета, ни надежды, ни радости. Очевидно, сказывалась своего рода привычка: когда-то он уже клялся в верности делу коммунистической партии, произносил перед строем слова советской воинской присяги и, собственно, не так уж и давно, в зрелом возрасте, крестился у православного батюшки…

— Мне теперь нужно будет читать Коран?

— Не обязательно. Следует лишь соблюдать все его предписания.

— И что же, мне теперь все прежние грехи простились?

— Да, — очень спокойно и просто ответил мулла…

Ну так и что же теперь?

Можно, конечно, рассказать все как есть — но не хочется… Очень не хочется. В конце концов, нефтяные арабские шейхи не обеднеют. Обидно, конечно, что из Лондона, да и вообще из Европы придется уехать.

А может быть, пойти — и наступать англичанам на Закатова с его исламскими террористами?

Только вот что им скажешь, если выяснится, что никакого полония с советской «грязной» бомбой не существует и в помине? К тому же по закону политэмигрант, получивший вид на жительство, не имеет права без разрешения встречаться со своими бывшими согражданами — а Литвинчук, еще даже не получив британский паспорт, делал это неоднократно.

Или выгоднее покаяться во всем Олигарху? Хотя, собственно, в чем покаяться-то?

К сожалению, пока не в чем…

Алексей Литвинчук потрогал тыльной стороной ладони лоб: кажется, температура нормальная. Глотать по-прежнему было трудно, однако боль в затылке, в висках и над переносицей отступила на время — и спряталась, в ожидании.

Надо поспать. Обязательно надо поспать.

Литвинчук встал со стула, сделал шаг, другой, но преодолеть расстояние, отделявшее его от выключателя, так и не смог: кухня вдруг покачнулась и поплыла куда-то, неудержимо набирая скорость…

Когда жена выскочила на шум, Алексей лежал на полу, возле двери, и не шевелился.

Солнце не встало, не выползло и даже не выкатилось из-за горизонта — оно в буквальном смысле слова вылетело в небо из-за туч, будто кто-то невидимый поддал по нему ногой, как по футбольному мячику.

— Куда мы сейчас едем, мистер Ремингтон?

— На северное побережье, в Буджиббу — у нас там оборудована временная база.

— А где остановился Могилевский?

— Неподалеку от Голубого грота, на другом конце острова.

— Это далеко?

— Здесь, на острове, все недалеко, госпожа Ратцель.

— Вы можете называть меня Марта. Мы же договорились… — напомнила сотрудница Интерпола.

— Не возражаю, — кивнул Ремингтон.

— Он опять живет на какой-нибудь яхте? Или в гостинице?

— Нет. На этот раз господин Могилевский поселился у себя дома.

— Простите? — переспросила собеседница.

— У него тут в собственности небольшой коттедж и участок у моря, — пояснил англичанин. — Здесь, кстати, за последнее время очень многие русские приобрели недвижимость.

— Они ее теперь везде приобретают.

— Очень выгодное вложение капитала, — кивнул мистер Ремингтон, всегца с достаточным уважением относившийся к чужому богатству. — К тому же сейчас в России совсем нет стабильности, и каждый хочет…

— Извините, Стивен, я сниму пальто?

— О, да, конечно!

Рано утром в Мальтийском международном аэропорту термометр показывал всего плюс девять. Но как тотько в небе над островом появилось не по-осеннему жаркое солнце, температура воздуха поднялась, наверное, до восемнадцати градусов по Цельсию.

Во всяком случае, было очень тепло.

— В газете писали, что здесь теперь постоянно живет примерно тридцать тысяч русских. И это не считая туристов, из-за которых в последние годы взвинтили цены в отелях, а также школьников, приезжающих сюда из России, чтобы изучать английский язык… Марта, а вы сами раньше никогда не бывали на Мальте?

— Нет, не приходилось.

— Чудесное место. Особенно для тех, кто любит чувствовать дыхание истории…

Изумрудное Средиземное море плескалось у самой дороги, а спокойствие местных жителей и бесчисленных отдыхающих оберегали выстроившиеся вдоль всего побережья каменные сторожевые башни. Парусный катамаран шел с туристами на остров Гозо, вдалеке, перед самой линией горизонта, неторопливо покачивались на волнах рыбацкие лодки и катера…

— Вы ведь сейчас из Парижа прилетели?

— Да, конечно.

— Ну и как там?

— Холодно. Ветер, дождь.

— Марта, я, собственно, не об этом…

За рулем мистер Ремингтон чувствовал себя вполне уверенно — автомобильное движение на Мальте, как и во многих других не до конца освободившихся британских колониях, было левосторонним, поэтому ему не пришлось привыкать к переменам, как водителям из континентальной Европы. По прямой эти бедолаги еще двигались без особых проблем. Но вот когда требовалось перестроиться на какой-нибудь второстепенной автомобильной развязке или даже просто свернуть с автострады, вот тут-то они и представляли для окружающих вполне реальную опасность…

— Шакал действительно был связан с русскими.

— Ну, это общеизвестный факт. Вам удалось его допросить?

— Да, — прежде чем ответить, госпожа Ратцель посмотрелась в зеркало заднего вида. — Это оказалось непросто, но они все-таки дали мне разрешение. Хотя вообще-то последние несколько лет Шакал общается исключительно со своим адвокатом.

— Ах, Марта, перед вами никто не может устоять! Даже, как я понимаю, директор самой суровой во Франции тюрьмы.

Кажется, незамысловатый комплимент достиг цели — даже такой защищенной со всех сторон цели, как оперативная сотрудница Интерпола госпожа Ратцель.

— Ну, произвести впечатление на директора тюрьмы Санте в Париже было не так уж и трудно. Все-таки он всего лишь француз… Намного сложнее оказалось разговорить Шакала, который сидит за решеткой без женского общества уже больше десяти лет. Представляете? В качестве условия нашего по-настоящему доверительного разговора он потребовал, чтобы я сделала ему минет — прямо там, в комнате для допросов.

— Подонок! — задохнулся от возмущения Ремингтон.

— Пришлось сказать ему, что я — увы! — лесбиянка и совершенно не интересуюсь мужчинами.

— И что же?

— После этого мы подружились…

— Сукин сын, — повторил англичанин, выкручивая руль на очередном повороте дороги.

Уроженец Венесуэлы Ильич Рамирес Санчес, он же — Карлос по кличку Шакал, оставил мрачный и кровавый след в современной истории, организовав в семидесятые годы прошлого века серию терактов, жертвами которых стали как минимум восемьдесят человек. Когда-то он тесно сотрудничал с радикаль ным арабскими группировками, в том числе с палес тинцами, и самой громкой операцией Карлоса был за хват его группой в Вене участников совещания ОПЕК.

Шакал долгое время считался международным террористом номер один и разыскивался правоохра нительными органами многих стран. Наконец он был все-таки арестован французской разведкой в Судане и приговорен к пожизненному заключению. К тому же в судах других стран находятся еще несколько дел, связанных со взрывами и убийствами, организатором либо исполнителем которых считают Карлоса, так что терять ему в любом случае было нечего. Поэтому, да же находясь за решеткой, Шакал не перестает обра щаться к своим соратникам во всем мире с призывами наносить удары по американцам и израильтянам в поддержку палестинской интифады…