В окопах Донбасса. Крестный путь Новороссии - Юрий Евич

— У меня было всё, что только можно себе представить: две квартиры, дача, машина, лодка, шикарная работа — я всё это бросил, пошёл воевать. Причём работа бы сохранилась даже в этом бардаке, если бы я не ушёл с неё. А хобби моё — байкер, я сам себе мотоцикл собрал. Жена у меня толковая и красивая, а что её очень люблю, я осознал только на войне. Тогда я ещё весил 150 кг, а как всё это началось, сильно похудел, жена мне стала говорить: «Ты похудел очень сильно, так скоро себе новую жену найдёшь!» Жена сейчас в Орле, нашла себе работу, и что интересно — сестра мной гордится, а жена нет, говорит: «Ты мне жизнь испортил!»

У меня есть мечта — купить ZZR-1000 и проехать на нём до Байкала. И деньги на него у меня уже были. Если бы у меня мозги были нормальные, я б его купил и жил бы себе под укропами. Но я не нормальный, как и все мы — мы правильные…

Тогда, на СБУ взяли золотую медаль одного человека, лояльного к нам. Он так просил её вернуть, — а я знал, кто её взял, он так и не вернул. А потом струсил и с…ся в Россию. Чуть позже ребята поехали брать телевышку, и неизвестные снайперы в чёрном открыли по нашим огонь, а наших всего чуть, из вооружения одни пистолеты, тогда вышку не взяли, взяли её позже.

Вообще, смешного за это время много было… Когда мы заехали в Константиновку, там ВОХРа с Полтавы стояла, а на мне форма новая, бородища огромная, и ВОХР испуганный меня спрашивает:

— А вы чэчэнэць?

Я ему отвечаю: «Я на этом заводе каждый метр знаю, я местный!»

— Как так? Нам сказали, что здесь только русские и чеченцы.

Кстати, когда я был на нуле, чеченские добровольцы приняли меня за своего, пытались говорить со мной по-своему, по-ичкерийски, и ели со мной свинью, а именно жареные свиные рёбрышки.

А ещё у меня есть друг Карась — яркий представитель ополчения, у нас с ним общий учитель, Татарин, царство небесное, с Константиновки, Татаринов Сергей, он погиб, когда наши городские власти договорились, что нацгвардия сдаёт нам блокпост со всем оружием, а сама уходит. А тут припёрлось краматорское ополчение с оружием, на блокпосту их увидели и перепугались, давай стрелять… Эх, Татар, Татар… Сколько времени прошло, до сих пор простить себе не могу. Он тогда так хотел рыбы, мы рыбы нажарили, ухи наварили. Ими и помянули.

Потом я воевал с Дедом, с ним было весело, выскочим несколько человек на блокпост и давай их фигачить. Я тогда бейсбольной битой фигачил посты, проломишь несколько голов — остальные бежать. Зарубок тогда наделал на автомате… Тогда я даже поляков ложил — у меня на автомате были рисочки и крестики. Рисочка — укроп, крестик — иностранец. По документам — поляки. Вот только на нуле я опоздал, ни одного негра не убил.

Хвала Всевышнему, я прекрасно понимаю, о чём он говорит. На всю жизнь запомнил тот день, когда единственный раз за всю кампанию мне довелось побывать в родной Горловке. Я страшно хотел съездить в родные края, ехать туда было совсем близко, но непрерывные военные и организационные хлопоты не давали такой возможности. В один чуть менее хлопотный, чем прочие, день вырвался, чтобы увидеть близких и забрать из дому скромные подарки для самых дорогих моих друзей, собственные монографии по экономике. Экономика эта была ребятам — как рыбам зонтик, но я им подписывал трогательные надписи на обложке, типа: «Софочка, можешь гордиться своим дедушкой! От автора». Такая малость страшно радовала этих простых и честных людей, ежеминутно балансировавших на грани вечности, и многие из них, кстати, уже там…

Так вот, я едва успел взглянуть на родню и ухватить увязанные в стопки монографии, как звякнул мобильник: наши штурмуют здание УВД! Было ясно, что без жертв не обойдётся, нужна будет медицинская помощь, и мы естественно метнулись туда.

Рокот разгневанной толпы вокруг здания. Истеричные крики нескольких этномутантов — только что присланных из Западной Украины начальника милиции и его зама, и ещё каких-то таких же особей. Они только что сбросили со второго этажа здания парня, который пытался поднять флаг Новороссии, тот получил множественные тяжёлые переломы. «Скорая» едва успела увезти его, как разгневанные горожане, словно рой пчёл, слетелись отовсюду. Воздух сгустился от напряжения, стал физически ощутимым. И в этом напряжении толпа, как влекомая чудовищной силы магнитом, хлынула на штурм. Прямо на автоматный огонь этномутантов. Грохот очередей. Страшный мат, который перекрывает звуки выстрелов. И общая, самоотверженная решимость всех присутствующих. Исчезло своё я, ты растворён в общей толпе, среди лучших людей своей Родины. Кажется, что ты огромен, до неба, что автоматчику невозможно промахнуться, не попасть в тебя, но это не имеет никакого значения: ты идёшь вместе со всеми навстречу смерти, с гибельным восторгом ожидая разящую иглу пули в грудь. С голыми руками — на автоматный огонь. За Родину, за Веру!

Потом трепалась по ветру спускаемая двухцветная тряпка с трезубом, на место её восходил гордый российский триколор, и от счастья щипало в глазах, и стоял в горле ком. Мы лично, своими руками, освобождаем родной город от нечисти!

Так что это и правда счастье — с бейсбольной битой — на врага, на огонь, в рукопашную! Своей волей, своей самоотверженностью и преданностью родной земле опрокинуть точность прицела вражеских стрелков, за мгновения, когда всё решается, проскочить простреливаемую зону, смести их стойкость своей решимостью, увидеть в глазах врага понимание того, что он — мёртв, ещё до того, как первый удар с чавкающим звуком проломит череп грязного этномутанта.

— До сих пор считаю себя «рязанским». Потому что состоялся как воин благодаря нашему командиру Рязани. Здесь для меня всё началось, когда я получал снаряды на складе и страшно переживал, чтобы дали побольше. Рязань подошёл, спросил у командира про меня, и взял мой телефон. Позвонил через неделю и предложил отработать по блокпосту. Машина на тот момент у меня была шикарная, «джихад-мобиль» девяносто девятая, камуфлированная, со звёздами. На крыше приварен АГС, крышка багажника выброшена и в нём закреплена стулка, а на ней сижу я, — в больших баллистических очках, бандане и новом камуфляже.

Рассказчик морщится от удовольствия, вновь переживая то ощущение пьянящего счастья, знакомое любому опытному воину, когда ты во всём чистом, на полной скорости, несёшься навстречу ветру и смерти, сам готовый мановением своей руки сеять колючие искры разрывов, кромсать иззубренными клинками осколков плоть врага, лить свою и чужую кровь.

— Выехали на задачу, Рязань всё объяснил. А весь прикол в том, что АГС я изучил только по книжке, и чуть из Интернета. При этом пришёл ко мне АГС в совершенно разобранном виде, как детский конструктор. Правда, совершено новенький, муха не сидела. Это был самый первый АГС, который пришёл на город.

Так вот, сначала планировалось, что все работают по блокпосту, а я прикрываю, но оказалось, строго наоборот. Рязань командует: «АГС — огонь!» — а он не работает, опять — и опять не работает. Дело в том, что я неделю просил — но заранее мне стрельнуть ни разу не дали, и оказалось позже, что ленту я вставил неправильно.

Тогда Рязань высыпает на сиденье до фига ВОГов — типа, если АГС не работает, давай ими. Мы как начали с подствольников сыпать, и только слышим: бах! бах! бах! А потом — «Ай-яй-яй!»

Уехали, вернулись в город ликующие. Около двух часов дня звонит Рязань: «Готов поработать?» При этом, что интересно, он мне даже малейшего замечания не сделал, он всегда говорил, когда мы что-то накосячим: «Вы же ополчение, что я вам могу сказать?»

Когда подъезжали, Рязань увидел передвигающегося в зелёнке противника, до роты, после его команды я тоже увидел, что их там было дофига. Опять у меня АГС не работает, мы уже отъезжали, тут я понял свою ошибку: АГС у меня был на предохранителе. Рязань командует: «Уходим!» Я говорю: «А пострелять?» Он мне: «Ты готов?» Я: «Конечно!»

Мы подскочили с «Утёсом» и как обработали зелёнку! Укры признали потерю 8 убитых и 15 раненых. Ясно, что на самом деле было больше. Тогда же они написали, что «в Константиновке впервые за всё время ополченцы использовали танк ИС-3». Меня после этого наши стали называть «еврейский шпион Изя-3».

Тогда мы трижды за день кошмарили этот блокпост. Они своими мозгами даже представить себе не могли, что такое возможно!

Наша работа АГС — очень ответственная. Мы прикрываем ребят, если что не так — мы виноваты. Зато как увидишь мясо от нашей работы — ты будешь счастлив.

Ты думаешь, мне не страшно? Мне очень страшно, я так боюсь, что просто п…ц! Но я понимаю, что идти надо, и поэтому каждый раз иду.

Чечен (пулемётчик)

У меня такой позывной, потому что отец — чеченец, мать — русская, а я — кабардино-балкарец, потому что тётки живут там, в Нальчике, а сам я всю жизнь прожил в Макеевке. Поэтому сам себя я считаю кабардино-балкарским украинцем.