СССР - потерянный рай - Юрий Мухин

Ленинград

А в Ленинград мы ездили так. Организовывал поездку профком института: он оплатил проезд в плацкарте в оба конца и договорился с Горным институтом в Питере, чтобы тот дал нам ночлег. Это было в зимние каникулы, ехало нас вагона два, найти всем место в комнатах общежития хозяева не смогли, и человек сорок, в том числе и мы, спали в каком-то клубе: кресла поставили к стенкам и на сцену, а в зале расставили раскладушки.

Начали с Эрмитажа, отстояли очередь (в Ленинграде тоже было туристов — не дай бог!), начали основательно все осматривать с умным видом. Прошли залов 10 и поняли, что так дело не пойдет, что так мы за всю поездку только Эрмитаж и посмотрим. Поэтому на следующий день мы просто побежали по нему, останавливаясь только там, где что-то нас заинтересовало: в залах Петра I, у выставок старинного оружия, орденов, монет ит. д. К живописи я отношусь сугубо утилитарно; мне главное, чтобы похоже было на то, что изображено. И на картинах меня, само собой, интересовал сюжет, детали костюмов, быта, оружия, строений, и посему я рассматривал только такие картины, где это было, а лица мне были безразличны — я с этими людьми все равно не встречусь, что же мне на них пялиться? (Надо сказать, что во всех посещенных музеях меня впечатлил образ монашки, увиденный тогда же в Исаакиевском соборе в музее религии. Картина называлась, по-моему, «Искушение» или «Жизнь зовет», и художник очень четко передал в лице монашки, чего, собственно, ей хочется. Еще в Третьяковке я увидел где-то в углу за дверью портрет женщины пастелью, если не ошибаюсь, художницы Серебряковой, вот он тоже был какой-то такой, что не оставлял равнодушным. А вместо всех остальных картин я предпочел бы увидеть фотографии.)

Когда меня спрашивали потом, что мне особо понравилось в Эрмитаже, я отвечал и сейчас отвечу — полы и двери. В те годы, кстати, ходить по Эрмитажу надо было в специальных тапочках, чтобы не портить изумительный по тщательности работы паркет. Такого же качества были и двери. Я просто восхищался столярами, которые так красиво сделали свою работу. На одном камине стояли две малахитовые колонны, метра полтора высотой и сантиметров 15–20 в диаметре. На цоколе одной прочел, что мастер «Иван какой-то» делал эту колонну то ли 6, то ли целых 9 лет. Я не понял, поскольку не представлял, зачем так долго нужно было обтачивать, шлифовать и полировать этот кусок малахита. Остановил экскурсовода, и оказывается, что малахита таких размеров не бывает, что этот Иван сначала склеил из маленьких кусочков малахита эту колонну так, чтобы прожилки одного кусочка совпадали с другими, чтобы вместе эти кусочки составляли естественный рисунок, чтобы создалось впечатление, что это колонна из единого куска. Вот это работа! А то бегают, в уши жужжат: «Пикассо, Пикассо!» Работать надо, а не мазню за шедевры выдавать.

В начале 90-х я был во Франции, мы проезжали мимо Версаля и заехали в королевский дворец на пару часиков. Поразила убогость именно этих деталей дворца: полы были даже не паркетные, а из едва отфугованных дубовых досок, двери современной работы. Мебель — тоже (имеются в виду скамейки, чтобы посетители могли сидя любоваться картинами). Во всем дворце была единственная дверь той эпохи, и та была защищена оргстеклом, надо думать, чтобы посетители не испортили ее. У нас во Франции переводчицей была внучка того самого командира броненосца «Потемкин», которого восставшие матросы утопили в 1905 году, и она пояснила, что французы чрезвычайные сквалыги. Во время революции они досконально разграбили дворец, но потом известный еврейский банкир Ротшильд скупил всю мебель и детали интерьера и преподнес Франции в подарок, но парламент отказался его принять, поскольку в этом случае за всем этим пришлось бы ухаживать — ремонтировать, чистить, охранять ит. д. В результате Версаль имел вид не королевского дворца, а заштатной картинной галереи, которую даже близко нельзя было соотнести с Зимним дворцом. Я еще тогда подумал — и эти люди считают себя более цивилизованными, нежели СССР!

Однако тогда в Ленинграде меня поразил не Эрмитаж, а Музей инженерных войск и артиллерии, на который мы случайно наткнулись, посещая «Аврору». Я до того еще никогда не видел столь огромной и столь хорошо подобранной тематической коллекции. Мы его осматривали, пока нас не выгнали, но так и не успели досмотреть до конца даже артиллерию. Изумительный музей!

В последний день мы решили заняться покупками. Среди нас был профессионал, т. е. спекулянт. Дело это в студенческой среде считалось презренным и недостойным, у нас на потоке их не было, но я знал несколько человек, которые подрабатывали именно так. К примеру, ездили в Ригу, скупали там модные бюстгальтеры, а потом перепродавали их студенткам. Этот профессионал разложил карту Ленинграда и, как полководец, отметил все крупные универмаги и магазины, которые, с его точки зрения, нужно было посетить. Поскольку их было много, то он разработал и самый короткий маршрут их посещения. Утром он нас поднял, чтобы успеть к открытию первого в списке, и мы двинулись. «Шопинг» выглядел так: мы заскакивали в магазин и с удобной точки осматривали этаж — есть ли очереди. «Очередей нет, смотреть нечего!» — командовал профи, и мы поднимались на следующий этаж. Дело в том, что магазины были доверху забиты советским товаром, но этот товар можно было купить везде. А спекулянтам переплачивали за какой-нибудь импортный модный товар. За такими товарами обычно выстраивались в очередь модники, вот наш профи их и разыскивал. Если были очереди, то мы подбегали и смотрели, что дают. Спекулянт комментировал, стоит ли это покупать, но делал это со своей колокольни. Мы же, а иногда и он становились в очередь и покупали, но чаще галопом мчались по этажам, на метро — ив следующий универмаг.

Где-то на третьем универмаге мне это осточертело, мы с Витей Цокуром остановились и стали спокойно осматривать все подряд. Витька искал модную сумочку своей девушке и требовал от меня совета, в конце концов, мы ей что-то купили на мой вкус, а потом увидели очередь за импортными сумочками. Бедный Виктор взял еще одну и теперь пытался первую кому-нибудь продать, но женщины отказывались, а меня, советчика, это огорчало, — на мой взгляд, сумочка была вполне и даже лучше импортной, но, правда, такие сумочки свободно стояли в отделе кожгалантереи. В конце концов Витя решился осчастливить подругу двумя сумочками сразу. Я же купил к джинсам красивую рубашку из тонкого поплина в клеточку и осеннее полупальто из нейлона ленинградского производства. Оно между прочим служило мне лет 15, правда, не столько из-за своего качества, сколько из-за особенностей климата Северного Казахстана.

В последний день поезд уходил днем, и Толик Борисов уговорил плюнуть на бесплатный проезд, вечером «хорошо посидеть», а улететь назавтра самолетом. Меня это соблазнило, поскольку я еще не летал. Мы купили билеты, напротив общаги был пивной ларек, но слякотная погода сменилась морозцем, и хотя продавщица подогревала пиво в чайнике на электроплите и доливала в кружки, чтобы не простудить клиентов, но пить на улице не хотелось. Находчивый на такие вещи Брат навешал лапшу на уши кладовщице общежития необходимостью постираться и выпросил у нее на эти цели два чистых 12-литровых алюминиевых ведра, вот в них-то мы и купили пивца. К пивцу была балтийская салака, и мы, человек 8, славно посидели. Не помню, во что мы разливали пиво из ведер, может, прямо из них и отпивали (нас бы на это хватило), но проснулись мы поздновато, было уже не до завтрака, и мы поехали на аэровокзал, где едва успели зарегистрироваться на наш рейс.

Автобус из аэровокзала привез нас в аэропорт минут за 20 до вылета, и Брат заявил, что мы вполне успеем позавтракать и опохмелиться в местном буфете. Я благоразумно убеждал словами, услышанными как-то от отца, что на поезд лучше приехать на час раньше, чем на минуту опоздать, но Борисов в таких случаях на благоразумных людей внимания не обращал и увел несколько человек с собою в аэропорт. Кончилось это тем, что, когда наш Ту-134 повернул, чтобы вырулить на взлетно-посадочную полосу, я в иллюминатор увидел, что вслед за самолетом бегут наши ребята. Впереди бежал Брат, губы его энергично шевелились, и было понятно, что он материт летчиков и требует остановить самолет, за нашими ребятами бежали два работника аэропорта и тоже явно не стихи декламировали.

Толя Борисов был большим мастером к самым невинным мероприятиям добавлять приключений, причем совершенно не нужных. (Прилетели они в Днепропетровск следующим рейсом.)

Москва

А в Москву я в первый раз попал так. Мы были на преддипломной практике в Челябинске. Когда я туда улетал, мой руководитель дипломного проекта, все тот же Е.И. Кадинов, дал задание разузнать насчет продувки жидкой стали через дно ковша. Сталь продувается самыми разными газами, но до этого продувка осуществлялась только фурмой — медной трубой, которая охлаждается водой, чтобы не расплавиться при погружении в жидкую сталь. Возьмите стакан с водой и через трубочку для коктейлей дуйте в воду воздух — вот так примерно в ковш с жидкой сталью вдувается кислород, аргон или различные газовые смеси. А тут получили сведения, что челябинцы продувают через дно ковша, но как? Ведь если сделать в футеровке дна любые отверстия, то в него немедленно зальется жидкая сталь. Это, само собой, и мне было интересно.