Рассказы (СИ) - Татьяна Лисицына

— Не спрашивай меня ни о чем, ладно? — голос Олеси звучал так, словно она сейчас расплачется.

— Но я лишь хочу помочь.

— Мне никто не поможет, — отрезала девочка и вскочила из-за стола. Веером взметнулись волосы, закрывая наполовину лицо. «Странная привычка, — подумала Алла. — Она делает так, словно хочет отгородиться от всего мира и каким-то образом ей это удается».

Опасаясь, что Олеся пойдет к жене Новгородцева сама, Алла не решилась ей отказать, хотя в душе была против этой затеи. Окруженный высоким забором огромный дом произвел на Аллу гнетущее впечатление.

— И как ты собираешься туда попасть?

— Просто позвонить, — Олеся чуть помедлила, потом открыла дверь автомобиля. — Будет лучше, если ты останешься.

— Так я тебя одну и отпустила?! — возмутилась крестная. — Мало ли что там может произойти?! Я пойду с тобой!

Ада Львовна с тоской бродила по саду, глядя на пробивающиеся сквозь землю нежные ростки цветов и яркую зеленую травку. День был веселый, солнечный с высоким голубым небом. Ада любила весну, но сегодня ей казалось, что даже крокусы насмехаются над ней, демонстрируя свою силу и здоровье, в то время как ее единственный сыночек, ее кровинушка, вот уже уже сколько дней — она боялась даже считать — находится в коме.

Шуршание шин по дороге привлекло ее внимание, но кирпичный забор наглухо скрывал улицу, и она не могла ничего видеть, лишь почувствовала, что эта машина приехала к ней. Женщина прошла по широкой выложенной плиткой дорожке к входу и, отодвинув массивную щеколду, чуть не вскрикнула от удивления, когда увидела Олесю и приятную молодую женщину с добрыми глазами. Она держала Олесю под руку, но девочка, увидев Аду Львовну, высвободилась и шагнула вперед.

— Олеся! — только и могла воскликнуть Ада Львовна, чувствуя, что готова прижать ее к груди.

— Мне нужно вам кое-что сказать! — быстро без приветствий, словно она куда-то спешила или боялась, что им помешают, начала Олеся.

— Конечно, проходи, — жена губернатора бросила взгляд на Аллу и поправилась: — Проходите.

— Нет-нет, — замотала головой девочка, — Лучше выйдите на улицу.

Не решаясь спорить, Ада Львовна, махнув подходящему охраннику, что все в порядке, вышла за калитку, захлопнув ее перед его носом.

Олеся кинула быстрый взгляд на Аллу:

— Подожди меня в машине, пожалуйста.

Маленькая жена губернатора не выглядела опасной, но то, что Олеся не хотела говорить при ней, расстроило Аллу. Хотя она была так измучена непонятными вещами, происходившими в этом странном городе, что у нее не оказалось сил спорить. Она пожала плечами и, опустив голову, пошла к машине.

— Что ты хотела сказать мне? — вцепилась Ада Львовна в Олесю, которая вовсе не спешила начать разговор.

— Я знаю, ему плохо, он не приходит в сознание, — вдруг быстро заговорила Олеся, не называя Ярослава по имени. — Его душа в плену, он не вернется в жизнь, пока вы не убедите вашего мужа снять медведицу с герба.

Ада Львовна встрепенулась.

— Ты уже говорила об этом. Но герб — это символ города и нужны веские доказательства, чтобы…

— Это единственный путь к спасению Ярослава. Вы должны мне верить, — тихо сказала она и, подняв грустные глаза на Аду Львовну спросила: — Ваш муж любит своего сына?

Вопрос застал Аду врасплох. Любит?! Да, наверно, любит. Хотя с тех пор, как он стал губернатором, она в этом сомневается. Власть изменила Александра не в лучшую сторону. Да и чувства их за давностью времени уже превратились в рутинные отношения. Она знала о его приключениях с молоденькими девочками и закрывала на это глаза. Вся ее радость и весь смысл жизни был в Славочке.

— Ты точно уверена, что это поможет? — Ада Львовна коснулась Олеси и вздрогнула от того, какой холодной была ее рука. Пока девочка, вновь ушедшая в себя, медлила с ответом, Ада Львовна заметила, что та выглядит уставшей и повзрослевшей.

— Да, уверена, — коротко бросила Олеся и, не прощаясь, направилась к машине.

Ада Львовна молча смотрела ей вслед и оставалась на дороге до тех пор, пока машина не скрылась из виду.

23

Навь поглотила Владимира, выпила его жизненную силу. Не позволил Велес предстать перед Сварогом, совершить переход к сверхсознанию. Дуща Владимира вновь спускалась на землю, еще помня обо всем, что произошло. Недолго подержал его Велес в своих чертогах, не дал порадоваться небесным просторам и насладиться свободой нескованной оболочкой души.

Последнюю неделю с медведицей Машей, живущей на территории Спасо-Преображенского монастыря, творилось что-то странное: она вновь впала в спячку. Туристы, приезжающие посмотреть на живой символ Ярославля и наслышанные о ее всевозможных трюках, были разочарованы. Бурая медведица спала, повернувшись к зрителям мохнатой спиной, посасывая лапу, несмотря на весеннее солнце и проснувшуюся природу. Специально вызванный из Москвы ветеринар, вошедший в клетку с опаской — помнился случай со Светланой Маховой, которой медведица откусила ступню, — не нашел никаких заболеваний, кроме слегка замедленного сердцебиения. Еще одна странность заключалась в том, что живой символ Ярославля спал не в укрытии, а под открытым небом, словно застигнутый непонятной болезнью.

Путь заканчивался, Врата Нави закрывались, приближаясь к оболочке, в которой ему следовало провести следующую жизнь, Владимир испытал потрясение. Светящийся луч, по которому он двигался, указывал в голову медведицы. «Велес! Молю тебя. Ты не можешь оказаться настолько жестоким».

Велес расхохотался:

«Я говорил, что плата за любовь будет высокой».

24

Ада Львовна верила, что земной мир имеет обратную сторону: ту, где не властны деньги и где правят совершенно другие законы. С этим был не согласен ее муж, он был слишком зациклен на своей власти, материальных благах, которые последние несколько лет сыпались на него благодаря должности губернатора. Предчувствуя, что наступит день, когда им придется заплатить за все, Ада гнала плохие мысли прочь, наслаждаясь настоящим. Когда Ярослава похитили, робкий до сих пор звоночек внутри нее пропел: «Началось».

Ада шла в дом, когда ее взгляд остановился на кустике одуванчиков, горевших маленькими солнышками на зеленом газоне. Сорняк, который не успел вырвать садовник, привлек ее внимание. Она остановилась. Одуванчики пробуждали смутные воспоминания, гнездившиеся, несмотря на запреты, в дальних уголках памяти. Женщина сорвала желтый цветок на длинном, сочившимся молоком, стебле и задумалась.

Они вместе заканчивали московский университет: Ада Львовна — факультет журналистики, Лев Ермолаев — исторический. Он и выглядел настоящим историком: маленький, сутулый, на узком лице очки в толстой оправе, закрывающие застенчивые голубые глаза. Ее подруги смеялись над ним, называя «никаким», а она иногда ходила с ним то в кафе, то в кино. Просто для того, чтобы почувствовать себя… Нет, не так, чтобы дать ему немножко счастья. Или все же почувствовать себя королевой, снисходительно протягивающей свою руку для поцелуя? В тот день, в лесу, когда он осмелился признаться ей в любви, на его голове был венок из одуванчиков, который она сплела, пока они гуляли в парке.

Они оба вернулись в Ярославль: Ада вышла замуж за Александра Новгородцева, в то время подающего надежды бизнесмена, а Лев Ермолаев ушел работать в архив.

Иногда они встречались: Ярославль не такой уж большой город, чтобы затеряться людям, живущим в центре. Левушка так и не женился: всю свою жизнь посвятил тому, чтобы отыскивать какие-то ценные исторические документы. Еще у него была тайная мечта, о которой он поведал Аде: он писал книгу о Ярославле, которая должна была перевернуть если не весь мир, то, по-крайней мере, родной город. Конечно, как женщина, обладающая трезвым и практическим умом, она понимала, что никакую книгу он не напишет, а если и напишет, не добьется, чтобы издали, но идею эту всячески поддерживала и иногда почитывала главки из будущего бестселлера своего поклонника.

И вот однажды Левушка пришел к ней на свидание — скорее это было чаепитием двух бывших друзей — крайне взволнованным: в архиве он откопал затерянную рукопись с доказательством, что город Ярославль вовсе не Ярослав Мудрый построил. К тому времени его работа над романом длилась около десяти лет. Он писал его, как человек очень аккуратный и педантичный, строго по плану, а это открытие всю книгу перечеркивало. Но Левушке, как человеку влюбленному в историю и в родной город, вдруг до боли обидно стало, что «мужик с тортиком», к которому он питал смутное недоверие, вовсе не тот, кто должен стоять на главной площади. У него в голове даже появилась идея: обнародовать этот документ накануне празднования тысячелетия города, чтобы все люди знали.