Экзамен для гуманоидов - Вячеслав Шалыгин

Павел, наконец, решился и вылил остатки горячей мутноватой воды в пересохший рот. Жидкость принесла секундное облегчение и исчезла, будто бы впитавшись прямо в губы. Паша выбросил флягу в окно и прибавил скорости. «Еще час, и все. Тепловой удар, кювет, и конец фильма. Если здесь когда и проедет какой-нибудь осел вроде меня, то обнаружить ему удастся высохшую мумию автотуриста, так и не преуспевшего в деле покорения открытых пространств…»

Показавшиеся вдали здания были восприняты Павлом как маленькое, но своевременное чудо. «А впрочем, мумия – это слишком экзотично».

Группа легких домиков оказалась бог знает как выжившим в этой пустыне поселком. Количество жителей вряд ли исчислялось трехзначной цифрой, однако здесь имелась потрепанная контейнерная бензоколонка и примыкающий к ней бар с многозначительной вывеской: «Оазис. Гриль, мороженое, горячий кофе». Прочитав упоминание о горячем кофе Паша негромко выругался. «Еще бы пельменей предложили!» Как бы то ни было, и бензин, и содержимое холодильников бара интересовали Кольченко достаточно живо. Подняв облачко пыли, его машина резко затормозила у заправки. Из домика никто не вышел. «Ну да, не город, полное доверие и самообслуживание». Павел выполз из машины и, нетвердо ступая, вошел в бар. Прохлада внутри помещения подействовала оглушающе. Павел постоял немного, чтобы привыкнуть к нахлынувшей благодати, а затем осмотрелся. «Никого, это забавно». Обстановка бара подтверждала теорию о полнейшем запустении и брошенности местечка. Создавалось впечатление, что жители поселка, перед тем как покинуть родные места, забрели на прощание в бар, чтобы перевернуть все вверх дном, натоптать, намусорить и даже кого-то побить, о чем свидетельствовала еще довольно свежая лужица крови на стойке. От души простившись с любимым заведением, они так же все вместе удалились, причем сквозь стеклянный фасад. «Странный исход», – подумал Павел, пытаясь отыскать в царящем хаосе какую-нибудь жидкость. В конце концов он нашел целую упаковку колы. Разорвав полиэтилен зубами, он вскрыл дрожащими пальцами банку и осушил ее не глядя, как в городе, на срок годности. После четвертой банки дрожь унялась, а после шестой исчезла вовсе. Паша сдержанно отрыгнул углекислый газ и осмотрелся более внимательно. Профессиональные навыки, отмокая в коле, всплывали на поверхность, и Кольченко почувствовал потребность разобраться в происходящем подробнее. Пересилив себя, он вышел на солнцепек и не спеша прогулялся по пыльному поселку до самой окраины. Десяток домов, которыми исчерпывался архитектурный ансамбль, расположился в радиусе ста метров вокруг бензоколонки, так что на обход Павел потратил не больше десяти минут. Поселок был пуст. Это обстоятельство встревожило Павла не менее сюрреалистической обстановки бара. Насколько он знал, в данной местности сейчас не было войн, эпидемий или угрозы стихийного бедствия. «Куда же так спешно ретировались аборигены?» Вернувшись в бар, он обследовал холодильник, перенес уцелевшие при бегстве хозяев продукты в машину и залил полный бак бензина. Немного поразмыслив, он наполнил горючим запасные канистры. После столь радушного приема ничего не оставалось, как двинуться дальше, тем более что жара уже спадала. Кольченко завел мотор и почти нажал на педаль, когда перед капотом, буквально из-под земли, вырос здоровенный парень в широкополой шляпе и с охотничьей берданкой, нацеленной сквозь ветровое стекло Паше прямо в лоб. «Ну, привет…» – подумал счастливый обладатель мишени между глаз, медленно поднимая руки вверх.

– Вылезай, – здоровяк слегка качнул стволом ружья, указывая направление, в котором надлежало двигаться.

Паша не стал оспаривать право «ковбоя» выгонять его из собственной машины и молча подчинился. Агрессор, подозрительно щурясь и не спуская с Кольченко глаз, забрался в автомобиль. Через несколько секунд синий «Форд» Павла растаял в горячем мареве шоссе. «Вот ублюдок!» – запоздало выругался Паша, изо всех сил сдерживая готовое прорваться наружу отчаяние.

Нисколько не поколебав позиции жары, подул слабый ветерок. Шелест мусора и слабое позвякивание пустых банок почему-то оказали на Павла успокаивающее действие. Он засунул руки в карманы шорт, сплюнул сладкую, коричневую от колы слюну, на каблуках повернулся к бару и замер.

Из дверей, отчасти лоснившихся остатками стекла, выползала ослепительно белая пена. Выбравшись на запорошенное песком крыльцо, она невысоко выстреливала крупными пивными хлопьями, спрыгивала неуклюжими шлепками на мостовую и, нерешительно попузырившись на месте, разбегалась в стороны. У пены явно не было определенного направления и цели. Это Пашу немного успокаивало. Он впервые в жизни перекрестился и осторожно двинулся к ажурной стихии. Когда его правая нога пронзила передовую глыбку субстанции, раздалось странное хлюпанье. Создавалось впечатление, что Павел наступил на что-то липкое и студнеобразное. Однако глаза уверяли, что впереди только обильная невесомая пена. Паша в панике отступил на несколько шагов, пена тоже остановилась. Она поползла по дверной коробке, заполняя весь проем, но по земле больше не распространялась.

Струйки пота скатились со лба и, злобно вцепившись в веки, заставили Павла отвлечься от странной природной аномалии. Когда он протер глаза, никакой пены не было и в помине. Зато среди белого дня на небе начали загораться звезды. Это он обнаружил, когда вознес благодарность Господу за избавление от миража. Звезд было около двух десятков, причем каждая имела свой цвет. «Вот это иллюминация!» – Паша вновь протер глаза, надеясь, что и этот феномен исчезнет от наивного жеста. Звезды не исчезли, их стало еще больше. Окончательно растерявшись, Паша рванулся в бар, но замер у порога. Внутри помещения на поваленных стульях и столах сидели люди. Довольно странные, но весьма похожие на настоящих. Многообразие одежды, от абсолютного рванья до строгих дорогих костюмов, поражало легкостью сочетания стилей. Никто не выглядел здесь лишним или неуместным. Люди беседовали, пили невесть откуда взявшееся пиво и совершенно не обращали внимания на ввалившегося в помещение Кольченко. Ближайший к вошедшему оборванец старательно раздувал почти погасшую головешку, сидя у неуместного летом растопленного камина. Павел был готов поклясться, что еще пять минут назад никакого очага в баре не было, впрочем, не было здесь и людей, а теперь… В такт потугам правая щека парня надувалась теннисным шариком, а левая бездействовала, то ли от того, что в углу рта была зажата сигарета, то ли от того, что и свод и лицевая часть черепа слева были расколоты словно спелый арбуз. Вместо дыма головешка испускала как раз ту самую пену, что маневрировала перед Павлом при входе в бар. Кольченко почувствовал легкий приступ тошноты. Пот стал прохладным и липким. Паша заложил за воротник носовой платок и провел им по шее, стирая излишки влаги. Случайно бросив взгляд на ткань, он непроизвольно разжал пальцы и окровавленный платок парашютиком упал на землю. Павел лихорадочно повторил движение голой рукой. Пот, прозрачный и бесцветный.

Оборванец наконец прикурил и радостно рассмеялся. Кольченко вдруг понял, что происходящее вокруг напоминает немое кино. Смех «арбузоголового» был единственным звуком в переполненном помещении. Почти в тот же момент щелкнул какой-то невидимый выключатель, и бар наполнился звуками. Сквозь гул, звон посуды, шорохи и топот прорывались обрывки фраз и диалогов.

– Нет, я здесь с двадцать седьмого года, это Семен с тридцать пятого, – внушал собеседнику парнишка лет восемнадцати.

Даже не присматриваясь, Павел различал четыре округлых входных отверстия от пуль на его голой, загорелой спине. Сидящий напротив толстяк обеими руками держался за голову, что довольно ощутимо мешало ему пить пиво. Как только он протягивал руку к банке, не удерживаемая конечностью с соответствующей стороны, голова падала на стойку. Звук при этом был похож на удар по большому барабану. Водворение буйной на место сопровождалось мерзким чавканьем, похожим на шлепок куска мяса, упавшего в лужу крови. Беседа продолжалась.

– …А когда в сорок четвертом (бум) немцы пришили Федора (чавканье), я очень огорчился, – парнишка перегнулся через стойку и достал еще пару банок.

– Я тоже думал, что он из такой дали не доберется, – толстяк потянулся за пивом, – но он молодец… (бум)… (чавканье)… добрался.

Не вникая в содержание разговора, Павел зачарованно наблюдал за манипуляциями толстяка. Вдруг из левого угла забегаловки раздался выстрел. Кольченко среагировал, как на учениях. Еще не долетев до «партера», он выхватил из кармана «ПМ» и, упав и перекатившись, повел стволом из стороны в сторону, разыскивая цель. Однако стреляли вовсе не в него. Четверо прилично одетых джентльменов лениво расстреливали друг друга, не прекращая при этом посасывать из запотевших стаканов маслянисто-янтарный напиток. Судя по всему, выстрелы соответствовали завершающей фазе покера.