Немецкие деньги и русская революция: Ненаписанный роман Фердинанда Оссендовского - Виталий Старцев

10 Sisson Е. Op. cit. Р. 363. Возможно, это свидание «в районе Таврического сада» происходило на квартире у Е. П. Семенова, который, по данным справочника «Весь Петроград» на 1917 год, жил по адресу: Манежный переулок, 16, в одном квартале от Таврического сада.

11 Sisson Е. Op. cit. Р. 373.

12 The National Archive of the USA (NA). RG-59. Sisson Documents (SD). Box 3. File 111. P. 53

13 Октябрьское вооруженное восстание. Семнадцатый год в Петрограде. Кн. 2. Л., 1967. С. 424.

14 NA. RG-59. SD. Box 1. File IX (Ackerman).

15 Кеппап G. Г. Op. cit. P. 139.

16 Ibid. P. 142–143.

17 Ibid. P. 143.

Театр теней. Акт второй

Выше мы показали и доказали поддельность «документов Сиссона». Но не только и не столько в этом я вижу свою задачу. Ведь Эдгар Сиссон почти три недели решал главный для себя вопрос: являются ли Ленин и Троцкий прямыми агентами кайзеровской Германии, выполняют ли они указания из Берлина. Он лично знал вождей большевиков, разговаривал с ними, вынес определенное впечатление из этих бесед. В частности, мы помним, что в результате встречи с Лениным его уважение к главе советского правительства возросло. Ленин в разговоре с ним и Робинсом не побоялся сам заострить вопрос и сказать иронически: «И они называли меня германским шпионом!» Сиссон в мемуарах своих реконструировал внутренний монолог Ленина, правильно указав на его расчет использовать ресурсы и власть в России для революции в Германии. Но именно под влиянием полученных от Семенова фотокопий искусно выполненных подделок Оссендовского он нашел ответ на свой вопрос: да, большевистские лидеры — эго прямые немецкие агенты, переговоры с ними невозможны, это враги, а не бывшие союзники, их надо разоблачать и обращаться с ними как с врагами. Что же содержалось в этих документах такого, что убедило Сиссона? Он начал колебаться, ознакомившись еще в начале февраля 19] 8 г. с несколькими комплектами документов первой серии, но окончательное убеждение созрело в нем к концу этого месяца. 9 оригиналов, полученных им в результате мифического «рейда» и похищения из смольнинских ящиков, лишь подтвердили уже сложившееся убеждение, дали окончательные «доказательства». Не зря, получив их, он воскликнул: «Теперь я могу возвращаться, мне нечего здесь делать!»

Мог ли Сиссон разобраться в том, что перед ним подделки? Наверное, мог бы, хоть он и не был ни экспертом-криминалистом, ни историком-источниковедом. Но для этого необходимо было время, спокойная обстановка и непредвзятое, объективное отношение к «документам». Всего этого не было: время исчислялось днями, а потом часами, вместо спокойствия была возраставшая тревога, опасения, что через день-два немцы могут оказаться на улицах Петрограда. 3 марта 1918 г., как записано в дневнике Сиссона, город подвергся германскому воздушному налету. Недалеко от Таврического сада разорвалась бомба, но, к счастью, никто не пострадал. Наконец, не было никакой объективности, даже того состояния колебаний и сомнений, которые владели Сиссоном до получения им 2 февраля от Раймонда Робинса документов первой серии. Поэтому удовлетворенное желание получить улики против большевиков препятствовало любому критическому отношению к полученным «документам».

Чтобы понять, что же именно убедило Сиссона, придется и нам, вслед за ним, хотя бы бегло познакомиться с содержанием документов второй серии, которые потом Сиссон холил и лелеял, группировал в разные разделы и главы для своего Доклада и брошюры, а затем, несмотря на увеличивающуюся волну критики и разоблачений, до конца считал подлинными. Первой пробой было, конечно, «письмо Иоффе». Арест румынского посланника Диаманди в ночь на 1 января старого стиля 1918 г. был несомненным фактом, взбудоражившим весь дипломатический корпус. И пожалуйста, оказывается, он был произведен по прямому требованию генерала Гофмана! Но для нас «Письмо Иоффе» важно еще и тем, что оно раскрывает один из главных методов работы Оссендовского: изготовление документов под реальный, уже совершившийся факт. В этом случае, как мы хорошо помним, в «письме Иоффе» было несколько «этажей», сознательно надстроенных над очевидным фактом ареста Диаманди. Один «этаж» или особая тема: посылка агитаторов на Румынский фронт. Для того чтобы развить ее, Оссендовский создает еще один документ. На бланке «Контрразведки при Ставке» печатается следующее письмо, получающее дату 2 января 1918 г.: «В Комиссию по борьбе с контрреволюцией. Верховный главнокомандующий Крыленко поручил контрразведке при штабе Верховного главнокомандующего сообщить вам, что необходимо немедленно командировать на Румынский фронт следующих лиц: из Петрограда комиссара Куля, социалиста Раковского, матроса Гнесина и с фронта начальника штаба Красной гвардии Дурасова. Эти лица должны быть снабжены литературой и деньгами для агитации. Им ставится задача принять все меры для свержения румынского короля и устранения контрреволюционных румынских офицеров. Начальник контрразведки Фейерабенд. Секретарь Н. Драчев»1.

Получив подобный документ, Сиссон должен был связать его с содержанием «письма Иоффе» и увидеть, что указание германского военачальника выполняется, да еще грозит самыми ужасными последствиями: свержением короля союзной державы, репрессиями по отношению к офицерам союзной армии! Ничего этого уже не произошло. Наоборот, на румынском фронте победили антисоветские силы. Но документ «разоблачал» замыслы большевиков, показывал их полное подчинение германцам и циничное отношение к бывшему союзнику. Значит, он годился!

Текст приведенного «документа» показывает еще один характерный прием фальсификаторской работы А. М. Оссендовского: использовать вымышленные фамилии и должности вперемежку с реальными людьми. Фамилия румынского и болгарского социалиста, а затем и большевика X. Г. Раковского была хорошо известна. Более того, было известно, что он в составе какой-то группы был командирован на юг. В автобиографии Раковского читаем: «В декабре я был в Петрограде (приехав из Стокгольма. — В. С.) и в начале января уехал в качестве комиссара-организатора Совнаркома РСФСР на юг вместе с экспедицией матросов во главе с Железниковым. Пробыв известное время в Севастополе и организовав там экспедицию на Дунай против румынских властей, занявших уже Бессарабию, я отправился с экспедицией в Одессу»2. Факт подтверждался: Раковский был на юге. Но не по приказу Крыленко, а тем более германских военных властей, не по приказу «Комиссии по борьбе с контрреволюцией», а по командировке самого Совнаркома. В биографической хронике В. И. Ленина в записи за 16 (29) января 1918 г. записано: «Ленин подписывает удостоверения М. Г. Бужору, X. Г. Раковскому, М. М. Брашовеану, В. Б. Спиро, А. К. Вороненому, Ф. И. Кулю (Полярному) и А. Г. Железникову (Железняку) о назначении их СНК комиссарами-организаторами по русско-румынским делам на юге России»3. Раковский вернулся из этой командировки и вновь беседовал с В. И. Лениным только 28 марта 1918 г., уже в Москве4. Среди этих комиссаров мы встречаем и Куля. Это вторая реальная фамилия, да и сам факт посылки группы на Румынский фронт из Петрограда по распоряжению Смольного во второй половине января реальный, к которому и изготовляется данный документ. Но уже фамилии матроса Гнесина и «начальника штаба Красной гвардии» Дурасова явно вымышленные. Как показывает наше исследование, они встречаются во всех изготовленных А. М. Оссендовским документах только по одному разу. Это же относится и к «секретарю контрразведки» Н. Драчеву.