История французского психоанализа в лицах - Дмитрий Витальевич Лобачев

утомительный «сидячий» образ жизни; часто делала вид, что куда-то торопится, просто для того, чтобы немного размяться. Во время этих прогулок она читала себе ритмичные александрийские стихи[273], а между приемом пациентов — по странице Расина, после чего чувствовала себя значительно лучше[274].

Когда началась Вторая мировая война и когда Франция в нее вступила, Франсуаза обратила внимание, как это событие сказывалось на здоровье людей. Например, мальчики 9–11 лет, чьи отцы попадали в плен, начинали писаться в кровать. Франсуаза объясняла это тем, что так мальчики регрессируют на догенитальный уровень развития, когда их маленькое тело не составляет конкуренции отцовскому и не «занимает его места».

Во время войны она активно занималась наблюдениями за младенцами и замечала, как важно «слово» само по себе в отношении к ребенку, который, как оказывается, понимает гораздо больше, чем кажется взрослым. Молодой психоаналитик заметила, как важно общение с ребенком с первого дня его жизни, какое значение имеет телесный контакт. Например, младенцы, которых мучили колики, выздоравливали, стоило только их кормилицам крепче и нежнее прижать их к груди.

7 февраля 1942 года Франсуаза Маретт вышла замуж за Бориса Дольто — русского врача-эмигранта, который во время бурных событий революции уехал из страны. Он также был врачом и поддерживал Франсуазу во всех ее начинаниях, однако сумел реализоваться и самостоятельно, в конечном итоге основав «первую французскую школу физиотерапии»[275]. В браке у них родились трое детей — Жан, Грегуар и Катрин. Катрин спустя годы в одном из своих интервью рассказывала об отце: «Главной персоной в семье был отец — Борис Иванович Дольто. Он родился в Анапе и уехал через Одессу в 1923 году. Для меня немножко трудновато говорить о матери, не говоря при этом об отце. Потому что в ее собственной жизни ее связь с мужем была важнейшей. Не нужно забывать, что она говорила: “Ребенок должен быть периферической единицей, при наличии пары родителей”»[276].

Война заставила семейство Дольто пережить много неприятных и тревожных моментов: рисковали, поддерживая Сопротивление, предоставляя его участникам деньги и прибежище. Борис несколько раз был допрошен, а однажды его даже заставили раздеться догола, «чтобы посмотреть, был ли он обрезан»[277]. Два брата Франсуазы — Жак и Пьер — также были участникам этого движения.

Смерть, война, тревога, опасность и робкая надежда на лучшее — вот как можно описать ситуацию, какой она была для Дольто. Экзистенциальная ситуация, в которой она оказалась, была тяжела, и тут на помощь пришла религия. «Франсуаза Дольто нашла утешение в русской православной вере своего мужа. В отличие от католицизма, который узаконивает превосходство мужчины над женщиной, православие указывает на равенство мужчины и женщины перед Богом и законом, поскольку закон православной веры не является законом, который требует справедливости, но является законом, основанным на благополучии»[278]. Впрочем, кроме христианства, Дольто интересовалась и индуизмом: и она и ее муж были частью группы, которая встречалась с индуистскими проповедниками. До конца жизни Дольто верила в бога; исповедовала идеи милосердия и гуманности, подлинно христианского смирения и терпения, которое так необходимо при работе с детьми.

После войны Дольто организовывает свой собственный семинар. Семинар (как уже понял читатель из предыдущих глав) — это периодические встречи, на которых, скажем, психоаналитик мог прочесть лекцию, ответить на вопросы, подискутировать, а то и вовсе предоставить слово кому-то другому. Семинар начался с вопроса о детских рисунках и длился почти пятнадцать лет, по вечерам вторника, два раза в месяц[279]. Под конец семинар собирал сразу несколько сотен участников.

Послевоенная деятельность Дольто тесно связана с именем Жака Лакана. Они во многом были единомышленниками как в теоретическом поле, так и выступая вместе с критикой сложившейся системы во Франции. Впрочем, в некоторых моментах она спорила с Лаканом или откровенно признавалась, что не понимает его, на что мэтр отвечал: «Тебе не нужно понимать, ты и без этого делаешь то, что я говорю». Однако тогда же она становится объектом критики некоторых своих коллег, среди которых особенно преуспел Серж Лебовичи. Дольто реагировала на эти события по-философски: «Стремление к власти несовместимо с тем, кем является психоаналитик»[280].

В драматических событиях 1952–1953 годов, приведших к расколу ППО, Дольто играла если не ключевую, то по крайней мере значительную роль. Так, именно она, а также Даниэль Лагаш и Джульетта Фаве-Бутонье препятствовали дискриминации Лакана; они написали заявление о выходе из организации — Лакан последовал за ними. После «все четверо отправились к Дольто, чтобы отпраздновать свой разрыв с парижскими аналитиками, подчинившимися диктатуре Нашта»[281]. Международная ассоциация критиковала ее наравне с Лаканом за дидактический (обучающий) анализ, который она проводила, правда, причины этой критики доподлинно неизвестны. Возможно, она связана с тем, что Дольто допускала свидетелей и наблюдателей во время сеансов (используя их как еще одну образовательную площадку).

Проблема была еще и в том, что никто не знал, что делать с детским психоаналитиком вроде Дольто, ведь идейно она не принадлежала ни к школе Мелани Кляйн, ни к школе Анны Фрейд, а именно эти две женщины фактически получили власть над детским психоанализом в то время. Она исповедовала собственный подход, и ее теоретическая мысль представляется похожей в основном на теорию Лакана, хотя, разумеется, имеет множество отличий.

Дольто полагала, что психоанализ может быть создан только на базе иудео-христианской культуры, которые немыслимы без бога. Идея бога для «метафизики» Дольто определяющая: «Без Бога нет предмета. Если я существую, это потому, что Бог существует. Я не могу существовать без Бога». Таким образом, картезианская формула для Дольто звучит иначе: «я существую, потому что существует бог»[282]. Если субъект Лакана, в сущности, пуст внутри себя, то Дольто помещает в эту пустоту бога. Либидо-влечение к жизни, по Дольто, также отсылает к богу: это стремление к богу, это начало божественного в нас. Бог — это не просто слово, это то, что предшествует слову, это то, что возникает в результате всякого значительного действия. Понимание бога равносильно понимаю бессознательного. К этой теме она не раз возвращалась, обобщив свои размышления в работе 1977 года «Евангелие сквозь призму психоанализа».

Главное в технике Франсуазы Дольто: она никогда не относилась к ребенку как к беспомощному существу. Она полагала, что именно ребенок должен принять решение о необходимости терапии. Некоторые дети, независимо от оплаты родителей, должны были приносить ей какую-то мелочь: веточку, камешек и т. п. — в качестве «символической оплаты» и собственной заинтересованности прохождения терапии[283].

Часто она рассказывала о