История французского психоанализа в лицах - Дмитрий Витальевич Лобачев

не уделяли, и потому эта работа быстро стала едва ли не классической. Она была переиздана в 1979 году, уже в виде полноценной книги.

Интересна генеалогия увлечений Гранова. Микаэл (Майкл) Балинт, которого Лакан предложил прочесть Гранову, был учеником другого венгерского психоаналитика Шандора Ференци (1873–1933), именно им в 1960-е годы начал интересоваться Гранов. Ференци, на наш взгляд, более интересен как практик, чем теоретик. Впрочем, в психоанализе граница между теорией и практикой очень тонка и незначительна, в полной мере развести эти понятия фактически невозможно. Начиная как ортодоксальный «фрейдист», к концу жизни он перешел на более умеренные позиции, допуская, например, существование «первичной травмы рождения», что шло вразрез с учением Фрейда. В клинической же работе он придерживался сперва весьма жестких позиций, вплоть до того, чтобы пациент отказывался от приема пищи (!) между встречами. Однако со временем радикально изменил свои взгляды, призывая аналитика быть как можно более мягким, эмпатичным и чувствительным — ведь именно этих чувств не хватало невротику в детстве, регистр этого опыта предстоит заполнить.

Гранов рассматривал Ференци как человека, остающегося в лоне фрейдовского учения, но сумевшего модернизировать собственную практику, избежать догматизма и окостенения. (Нужно отметить, что и сегодня работы Ференци представляют собой интересный материал и не утратили актуальности как минимум с клинической точки зрения.)

За десять лет отношения Лакана и Гранова немного поостыли. Гранов был слишком независимым, к тому же давали о себе знать и различия в теории. Именно он стал одним из тех, кто возглавил восстание против Лакана в ФПО, и когда в октябре 1963 года произошел новый раскол среди психоаналитиков, «Гранов вместе с Лагашем и Фавезом подписывают резолюцию об исключении Лакана из списка официально признанных аналитиков, имеющих право проводить учебный анализ»[257]. Впрочем, нужно отдать должное Леклеру и Гранову: они оба «делали все возможное, чтобы убедить его (комитет представителей Международной ассоциации, оценивающий деятельность ФПО. — Д. Л.) членов в ортодоксальности лаканистов. Гранов десятками писал официальные письма и каждый уикенд проводил в Лондоне»[258]. Однако, когда вердикт Лакану и его практике фактически был вынесен, Гранов самолично составил документ об исключении Лакана из сообщества.

Однако Гранов, фактически «предавая» Лакана, не чувствовал к нему ненависти или антипатии. В одном интервью с Грановым Ален-Дидье Вэйль сделал длительное и очень симптоматичное вступление, прежде чем начать задавать вопросы: «Владимир Гранов, как только оказываешься в вашем кабинете, обнаруживаешь некоторую парадоксальность вашего отношения к Лакану. Ведь в истории психоаналитического движения именно вы нанесли Лакану самый тяжелый удар — это ваше собственное выражение — и в то же время здесь, у вас, в вашем же кабинете, мы видим его фотографию! На деле вы решительно приняли сторону его противников, но никогда, насколько я знаю, не были с теми, кто его порочил, а это ведь бывало нередко. Напротив, я часто слышал, как вы говорили, чем ему обязаны»[259].

Но для Гранова это не победа, скорее — поражение. Во-первых, символическое предательство Лакана, убийство символического Отца; во-вторых, разочарование в самой идее Международного психоаналитического общества, в которой, по мнению Гранова, главенствующим было бюрократическо-национальное движение отдельных групп. И, хотя Гранов оставался в рядах МПА, фактически он с этих пор был в добровольном уединении, однако дела и заботы ФПО полностью не оставлял, принимая участие в обсуждении некоторых организационных моментов, например, «На протяжении многих лет он регулярно участвует в работе Комитета по образованию, занимаясь отбором кандидатов, наблюдением и их утверждением»[260].

В период с 1964 по 1967 год Гранов возглавил новое Французское психоаналитическое объединение, вошедшее в Международную структуру. Однако… со временем он начал разочаровываться. Заслуги Гранова не признавало большинство коллег, однако это не останавливало его попытки заниматься не только теоретической, но и общественной деятельностью: так, в период 1967–1968 годов Гранов организовывал собрания, которые посещали любые психоаналитики независимо от своей институциональной принадлежности.

В 1950-е годы стараниями Владимира Гранова в Нантерре основан медико-психологический центр, носящий сегодня его имя. Это было заведение, ничуть не напоминающее психиатрическую лечебницу или медицинский центр, в котором может получить психологическую помощь и консультацию любой желающий — взрослый, ребенок, подросток. В персонал центра Гранов отбирал абсолютно разных психоаналитиков, отдавая предпочтение личным качествам перед теоретическими взглядами.

«Люсьен Норман вспоминает, что вступительные собеседования были дестабилизирующими, и Гранов мог приветствовать аудиторию такими словами: “Начнем с главного. Скажите мне, кем был Ваш отец?..” Коллектив принимал участие в обустройстве центра, выбирал предметы обстановки, по-современному функциональные и эстетичные, наподобие тех, которые можно увидеть в сети магазинов Bauhaus и которым так подходят композиции Кандинского»[261].

Семидесятые годы были продуктивными для Гранова. Уединение, по его собственным словам, позитивно сказывалось на развитии интеллектуальных способностей человека. «В той парижской психоаналитической среде я был таким же чужим, каким я и остался в этой, хоть я здесь и родился, принявшей меня стране. В окружающей меня среде я был во всех отношениях абсолютно чужим», — вспоминал Гранов.

С 1972 по 1974 год в Париже, в Доме Наук о Человеке (The Fondation Maison des sciences de l'homme), Гранов провел два семинара. Как должен был понять читатель еще из предыдущих статей, семинар для французского психоанализа — едва ли не главный способ передачи знаний и внедрения психоанализа в общественную и культурную жизнь.

Гранов опубликовал в 1975 году «Родственные связи. Будущее Эдипова комплекса», где речь идет о различных проблемах психоаналитической теории, практике, фигуре аналитика как такового и т. д. Это наиболее важная и читаемая книга Гранова (она переведена на русский). Почему я рекомендовал бы ее к прочтению? Потому что это не академическое изложение тех или иных положений и гипотез психоанализа, а, скорее, открытый диалог. Кто такой психоаналитик? Что такое психоанализ сегодня и каково его будущее? Что значит «быть психоаналитиком», в чем особенность этого знания?

Книга эта действительно интересна. В ней пересекаются история психоанализа, его методология, теория, техника. В ней явно видно многообразие мысли Гранова, его образованность и всесторонность. Но автор не настаивает на том, что говорит «правду о правде». Он отвечает на эти вопросы только от себя: иногда прямо, иногда завуалированно, с юмором. Так, говоря об изменениях, которые происходят с умением «слушать» у психоаналитика, он рассказывает басню про двух американских психоаналитиков: «Один говорит другому: “Добрый вечер!”, а тот продолжает свой путь, размышляя: “Гм! А что же он хотел мне сказать, говоря добрый вечер?”»[262]. (Не будем умалчивать тот факт, что подобная басня слишком часто бывает правдой в среде как начинающих, так и