История французского психоанализа в лицах - Дмитрий Витальевич Лобачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1931 году Франсуаза поступила на медицинский факультет, где училась превосходно, но в душе она все так же сильно переживала смерть Жаклин, как и мать. Атмосфера внутри семьи, горечь утраты, чувство вины привели к множеству симптомов — бессоннице, тревоге, апатии. Окружающие, да и сама Франсуаза, замечали признаки невроза, и девушка решила обратиться к психоанализу. Отец Франсуазы, которому были интересны все современные открытия и течения в науке и который обладал, судя по всему, весьма прогрессивными взглядами, был одним из тех, кто посоветовал дочери пройти психоанализ.
Итак, в 1934 году она начала собственный анализ у Рене Лафорга, одного из первых французских психоаналитиков. Именно Лафорг познакомил Мари Бонапарт с Фрейдом, что, как известно, привело к знаковым изменениям во французском психоанализе. Лафорг же был аналитиком одного из ее братьев (Филиппа) — за это она критиковала своего аналитика и даже приписывала обострение туберкулеза своего брата «ее “вторжению” в его аналитическое пространство»[267].
Психоанализ для Франсуазы был непростым предприятием, однако полезным. Три раза в неделю три года подряд она боролась с собой, боролась с собственным нетерпением, а также с запретом Лафорга изучать психоаналитическую теорию, которая могла бы навредить прохождению психоанализа. «Атмосфера тяжелая, когда каждое слово и жест интерпретируются», — вспоминала Франсуаза. Правда, интересно отметить, что она будто бы сама установила границы и цели своего анализа: «Она пришла к выводу, что ее анализ не будет завершен, пока она не перестанет нарциссически отождествлять себя со своими пациентами, когда она больше не обнаружит, что перестала говорить: “Это похоже на меня”»[268].
В центре ее анализа стоял вопрос отношений с матерью, съедающее ее чувство вины перед матерью, а также перед женихом.
Лафорг проявил необычайно тонкое ощущение ситуации. Рассматривая настойчивое желание Франсуазы стать врачом в качестве навязчивой идеи, он утверждал, что она парадоксальным образом связана с навязчивыми идеями ее матери: «Для навязчивого невротика, как ее мать, нет ничего хуже, чем когда другие вступают в сговор с их собственными навязчивыми идеями[269]».
Лафорг также понял второй источник этого необычайно сильного чувства вины девушки: семейный невроз, одним из проявлений которого был «миф о Спасителе»: «Прадед Дольто умер во время спасения пятерых женщин в результате пожара на железной дороге, а ее дед по матери, заключенный в 1870 году, был “спасен своей сестрой”, переодетой в крестьянскую девочку»[270].
В 1937 году Франсуаза окончила психоанализ; однако ее аналитик увидел в девушке талант — редкий, который встречается далеко не у каждого психоаналитика вплоть до сегодня: талант слушать и слышать. Лафорг настоял на том, чтобы Франсуаза стала практиковать. Но решающее влияние на нее оказала встреча с Софи Моргенштерн (о ней я непременно скажу далее), которая также была психоаналитиком и проходила психоанализ у самого Фрейда.
Ценность психоаналитического учения стала ясной для девушки еще и потому, что, начиная работу с детьми с некоторыми психологическими расстройствами, она заметила, насколько недемократична медицинская система и что госпитализация и фармацевтическое лечение могут быть не только бесполезными, но и вредными (стоило видеть клиники того времени и представить, какой травматичный эффект они оказывали на маленьких и взрослых пациентов). Проходя в 1935 году стажировку во взрослой психиатрической больнице, Франсуаза сделала необычный и смелый вывод: необходимо не только «лечить» (насколько это вообще возможно) безумие, но предотвращать его еще в раннем детском возрасте. В следующем году она практиковалась в отделении детской психиатрии у профессора Жоржа Оера, который выражал свое отношение к пациентам презрительной ремаркой: «Ох уж эти маленькие сумасшедшие! С ними решительно ничего нельзя сделать!». Соответствующее отношение персонала, стремление навешать ярлыки и «диагнозы», а главное — ореол неотвратимости заболевания и безысходности — вот как можно было описать это заведение. Именно подобная практика обхождения с «безумными» позволила Мишелю Фуко написать свою «Историю безумия» и поставить психиатрическую лечебницу в один ряд с тюрьмой и каторгой.
Несмотря на то что ее аналитиком был Лафорг, Франсуаза называла себя ученицей Софи Моргенштерн. Моргенштерн родилась в 1875 году в еврейской семье в Гродно, но происхождение не помешало ей поступить в престижный университет Цюриха и по окончании начать работать в психиатрической клинике Бургхельци под руководством Эйгена Блейлера. Перебравшись во Францию, она увлеклась идеями психоанализа и обучалась у Евгении Сокольницкой. Одно из главных ее достижений — это обращение к детским рисункам и рисованию как части лечения. Правда, ее жизнь трагически оборвалась: когда летом 1940 года немцы вошли в Париж, Моргенштерн покончила с собой.
Психоанализ и медицина стали для Франсуазы единым целым. Не поддерживая открыто слияние медицины и психоанализа, Франсуаза указывала на их взаимосвязь и взаимодополняющий фактор. Она часто говорила коллегам о влиянии психического на соматическое, этому же посвящена ее диссертация 1939 года «Психоанализ и педиатрия». Вплоть до сего дня эту работу можно считать одной из наиболее важных книг о детском психоанализе. Приблизительно в то же время, 20 июня 1939 года, Франсуазу приняли в ППО, и ее жизнь оказалась неразрывно связана с учением о бессознательном.
Структура работы очень проста, видно, что она готовилась для тех, кому слово «психоанализ» мало что говорит. «Несмотря на множество лакун, я думаю, что в таком виде эта книга дает возможность врачам, родителям и воспитателям понять соотношения психоанализа с развитием интеллекта и характера; она позволяет понять, как обстоит дело с общим здоровьем людей перед лицом эволюции сексуальности»[271], — писала автор к очередному переизданию книги в 1971 году.
Первая часть — теоретическая. В ней речь идет о главных фрейдовских концептах и понятиях, таких как структура психики, эдипов комплекс, влечение (которые переводчики с завидным упрямством переводят как «инстинкт») и т. д. Наиболее интересна вторая часть работы, где представлены так называемые шестнадцать детских случаев, иллюстрирующих теорию. «Мы хотим показать, что действует лечение, помогая ребенку успешно разрешить комплекс кастрации и эдипов комплекс, а не “суггестивное личное влияние”»[272].
В 1939 году Франсуаза начала частную практику в качестве общего детского врача. Она с трудом переносила
