Тебя никто не найдет - Туве Альстердаль

Силье ткнула в телефон хлебным ножом, чтобы засветился экран. На рабочем столе – младенец, смеющийся беззубым ртом.

– Это его? – спросила Эйра.

– Ребенок-то?

– Я про телефон.

– Внук, наверное, – невпопад ответила Силье.

Номер ГГ значился одним из первых в списке контактов Эйры, недолго думая, она его набрала. Экран замигал, сигнал поступил с секундной задержкой. Ударные и следом гитара, одна из самых известных композиций Брюса Спрингстина, она столько раз слышала это вступление на работе, в машине, где бы они не оказались.

Они обе тупо уставились на телефон, где теперь светилось ее имя.

Эйра Шьёдин.

– Да не мог он, черт его дери, просто так оставить свой телефон, – жалобно проговорила Силье.

– Он поставил его на зарядку, а потом забыл. Такое часто бывает, – заметила Эйра.

– На три дня, что ли, забыл?

– А разве у него не было несколько телефонов: один для работы и второй личный? – Эйра попыталась воскресить в памяти образ ГГ, разговаривающего по телефону. Это было нетрудно, потому что он занимался этим постоянно, но она не могла вспомнить сам аппарат, только лицо ГГ в профиль, когда он отворачивался – прямая шея, редкая улыбка.

– Насколько я знаю ГГ, он не в состоянии уследить сразу за двумя телефонами. Он – главный следователь и постоянно кому-то звонит.

Силье шарахнула кулаком по разделочному столу, отчего телефон подпрыгнул.

– Так куда же он, черт возьми, намылился на этот раз?

Они ели пасту в ожидании, пока прокурор Нора Берентс доберется до Хэрнёсанда. Зеленые горошины поблескивали в каком-то сливочном соусе. Когда пришло сообщение, что она уже на мосту Эландсбру, Силье и Эйра встали из-за стола, оставив еду наполовину недоеденной.

– Я распорядилась насчет кабинета, где нам никто не помешает, – сообщила Беренс, когда они встретились с ней одиннадцатью минутами позже на входе в полицейский участок. Прокурор была новичком в их округе, но при этом набившим руку профессионалом. По слухам, на ее решение оставить Стокгольм повлиял сложный развод с мужем и, кажется, какой-то конфликт на работе.

Она закрыла за ними дверь.

– У вас есть какие-либо предположения о том, где может находиться Георгссон?

В конце концов, она еще не настолько хорошо его знала, чтобы называть просто ГГ, или же принадлежала к тому типу людей, которые не признают фамильярностей.

– Ни черта, – коротко отрубила Силье.

Она сообщила все: что они видели в обеих квартирах и сколько времени ГГ недоступен. Пока коллега говорила, Эйра глянула на часы – обычный аналоговый циферблат на стене. Стрелка двигалась вперед рублеными движениями, каждая минута – рывок вперед.

Время – семнадцать часов семь минут. Скоро будет почти трое суток с тех пор, как она видела его последний раз.

– А как насчет расследования, которое он сейчас ведет? – спросила Берентс. – Попробуем зайти с этого конца. Есть ли что-то, что наводит вас на эту мысль, кроме того, что жертва – мужчина почти одних с ним лет?

– Сорок семь, – вставила Эйра. – В смысле, столько было Хансу Рунне. ГГ же чуть постарше…

– Пятьдесят пять, – подсказала Силье.

Образ актера предстал перед Эйрой в другом свете, перед глазами промелькнули его старые театральные снимки, пока прокурор ждала, не скажут ли они что-нибудь еще.

Сыгранные им роли. Эйре почудилось, что среди них были герои, похожие на ГГ. Не Гамлет, конечно, но Макбет уж точно, из которого в памяти со школьной скамьи засела лишь одна-единственная фраза, что жизнь – это история, рассказанная идиотом. И еще немножко проповедник из «Иерусалима» Сельмы Лагерлёф, из-за которого целая деревня распалась и ушла.

Дело было во взгляде, что-то властное и горящее собственным светом.

Стрелка совершила еще один прыжок вперед.

17:08.

– Каким он был в последнее время?

Миг тишины.

– Недоступным, – произнесла Силье. – Говорил, что есть кое-что, оставшееся без внимания и что он должен это доделать. В расследовании могут фигурировать факты, о которых мы не знаем.

– А его личные отношения?

В воздухе повисло напряжение, какое бывает, когда неправильно подключают электрические провода. Эйра потянулась к графину с водой, которую неизвестно когда меняли. Во рту пересохло.

– Про это я мало что знаю, – ответила Силье. – Пять лет назад развелся, имеет двух взрослых детей, сейчас живет один, если это то, на что вы намекаете.

– Я думаю, ты знаешь, на что я намекаю, – сказала Нора Берентс. – Георгссон выглядел подавленным в последнее время? Много пил, сорил деньгами? Вы же полицейские, должны знать, какие вопросы надо себе задавать.

В ушах прокурорши раскачивались серьги с серебряными подвесками в виде крошечных планет, искусно украшенных разноцветными камнями, которые шли вразрез с ее строгим костюмом. Эйра поймала себя на том, что пялится на них вместо того, чтобы встречаться с ней взглядом.

– В последний раз, когда я его видела, он казался слегка подавленным, – наконец тихо проговорила она. – Я имею в виду самый последний раз, трое суток назад, в районе восьми часов вечера. Он заехал ко мне, когда возвращался с места преступления в Оффе, я живу неподалеку от шоссе.

Прокурорша опустила взгляд на экран своего айпада, сделала пометку.

– Это был последний раз, когда вы его видели?

– Самый последний, – заверила ее Силье.

– Ты говоришь, он был подавленным. В каком смысле?

Эйра сделала несколько больших глотков. Вода оказалось пыльной и затхлой. Не стоило ей так говорить о своем шефе, это было гадко и неправильно, его личная жизнь касается только его.

– Он говорил про расследование. Про нынешних хозяев заброшенного дома, что эта ниточка, судя по всему, никуда не ведет, а еще про то… – Эйре пришлось перевести дыхание и глотнуть, в горле горело, – в чем состоит ценность жизни.

Взгляд прокурорши, казалось, проникал ей в самую душу.

– Если я спрошу вас напрямую…

– То ответ будет «нет», – тут же ответила Силье. – ГГ не тот человек, чтобы покончить с собой.

– Я понимаю, что для вас это трудно, но вы же понимаете, что мы обязаны об этом спрашивать, как если бы речь шла о любом другом человеке.

– Тем, кто совершает самоубийство, зачастую кажется, что без них мир станет только лучше, – заметила Силье. – Они страдают заблуждением, что они – лишний груз, балласт. ГГ же скорее считал, что мир стал бы лучше, если бы в нем было побольше таких, как он.

– Взгляды людей могут меняться, когда они находятся в депрессии или испытывают жизненный кризис, – заметила в свою очередь прокурор и перешла к другим делам, которыми занимался ГГ. Возможные угрозы со стороны тех, кого он отправил за решетку. Если они