Тебя никто не найдет - Туве Альстердаль

Когда же он предложил позвать свою супругу и продемонстрировать им финансовую отчетность за последние пять лет, дабы они смогли убедиться, как непросто вести дело в малонаселенной местности, они вежливо отказались.

Силье вернулась со снюсом за щекой. Странно, но это делало ее еще красивее – этакая дисгармония, которая лишь подчеркивала идеальные черты ее лица.

– Есть какие-нибудь новости от ГГ? – спросила она.

– А разве у него сегодня не выходной?

– Обычно это не мешает ему отвечать на звонки, – и Силье помахала телефоном. – Уже третий раз звонок переводят на меня, а я стою как дура и не понимаю, о чем вообще речь.

Груженная бревнами фура засигналила сзади, они подождали, пока она проедет и затихнет грохот. Эйра не разговаривала с ГГ с того самого вечера, когда он заявился к ней домой в Лунде – это было два дня назад.

– О чем хоть речь-то?

– Какой-то адвокат, который постоянно звонит и шлет сообщения. Очевидно, ГГ собирался встретиться с его клиентом, который сидит в Сальтвике. Ты что-нибудь об этом слышала?

Сальтвик – тюрьма под Хэрнёсандом, одно из трех самых охраняемых заведений страны. ГГ упоминал ее, Эйра была в этом уверена. Она как раз навещала в приюте свою маму, когда он позвонил, и она вышла в коридор, чтобы ответить на звонок. Было шумно, и ей то и дело приходилось переспрашивать.

– В этой тюрьме сидит человек, который, возможно, согласится дать кое-какие показания по интересующему нас делу, – объяснила она. – Насколько я поняла, это имеет отношение к отмыванию денег, но позже ГГ, кажется, передумал копать в этом направлении.

– Как это, черт возьми, похоже на него! – Силье явно не на шутку разозлилась, Эйра даже невольно попятилась от нее. – Почему этот идиот никогда не ставит никого в известность о том, где он и чем занимается? Рыщет повсюду как волк-одиночка и ни о чем не докладывает. О какой слаженной работе может идти речь, если главный следователь считает себя умнее всех остальных! У нас вообще должен быть прокурор, который активно руководит ходом следствия, – просто пока нет в этом необходимости, потому что нет подозреваемых, – но всем известно, что именно ГГ держит почти всю власть в своих руках, и ему это позволяют!

– Я видела его позавчера, – подала голос Эйра. – Вечером. Он проезжал мимо и заехал ко мне.

– Что, прямо к тебе домой?

Еще одна полная фура захотела протиснуться к гавани. Пропуская одну машину за другой, Эйра пыталась припомнить, о чем, собственно, говорил в тот вечер ГГ.

– Он ездил в Оффе на место преступления, – сообщила она, когда снова смогла услышать свой голос в удаляющемся грохоте, – но вот Сальтвик он не упоминал. Он не говорил ничего особенного про это дело.

«Единственное, что он сказал, – подумалось ей, – что он счастлив работать со мной».

Но что еще?

Он сидел в том заброшенном доме, в тишине и одиночестве, и спрашивал себя… о чем?

Было ли это важно?

– Я не любительница подчищать за остальными, – заявила Силье, открывая дверцу машины. – Пусть ГГ разбирается с этим сам, завтра, когда вернется на работу.

Эйра заехала за матерью в приют, чтобы забрать ее на ужин домой. Персонал помог Черстин привести себя в порядок, уложить в непривычной манере локоны. Раньше мама носила другую прическу, более лихую и не такую кудрявую.

– Я накупила еды в отделе деликатесов, так что нам не придется возиться с готовкой, – сообщила Эйра.

С боязливой улыбкой Черстин пристегнула ремень безопасности.

– Но это же, наверное, дорого?

– Ну, ты же понимаешь – самые дорогие я брать не стану.

Тревога за финансы стала первым признаком болезни, еще задолго до того, как забывчивость проявила себя в полной мере. В ту пору Эйра жила в Стокгольме, поэтому ей понадобилось какое-то время, прежде чем она сообразила, что речь идет о чем-то ином, нежели о проявляющихся с годами у пожилых скупости и занудстве. Зацикленность на цене каждого товара, страшно раздражавшая Эйру, вырезанные купоны на дополнительную скидку и никому не нужные скатерти, «потому что она получила такое хорошее предложение в книжном клубе». Эта черта характера всегда присутствовала у ее матери – затаенная тревога, которая со временем только еще больше усугубилась. Черстин вполне хватало ее пенсии, как и раньше зарплаты библиотекарши, в доме никогда ни в чем не было недостатка, но речь шла не о цифрах на банковском счете. Сколько бы Эйра ни уверяла маму, что им есть на что жить и что деньги для них не проблема, все было напрасно – напротив, Черстин начинала еще больше переживать, потому что это доказывало, что на Эйру нельзя положиться. Кто знает, что ждет ее впереди, страх оказаться от кого-то зависимой, что придется клянчить, умолять и загонять себя в долги. При этом Черстин считала, что нельзя так наплевательски относиться к ценам на вещи, забывать, откуда ты родом, воспринимать свое собственное безопасное и надежное существование как данность.

Они проезжали под арочным мостом, где какой-то художник розовым неоном написал «Мои мечты – твое желание».

– Ты прямо сейчас можешь начать просматривать книжные полки, пока я буду накрывать на стол, – сказала Эйра.

– А зачем мне это делать?

– Чтобы посмотреть, каких книг тебе не хватает и какие ты бы хотела взять с собой. Мы же говорили об этом.

– Нет, не нужно.

Эйра поставила варить картофель и нарезала салат, вскрыла упаковку с лососем и разложила на тарелке закуску, антипасти с ветчиной и салями, натертый пармезан, который обожала ее мама. Выложила готовый шоколадный мусс в креманки, вместо того чтобы оставить его в пластиковых формочках. Эйра испытала легкий шок, когда увидела, сколько стоит в магазине крошечный кусочек копченого лосося – в реке же полно рыбы!

«Я сама ничем не лучше», – подумала она, отправляясь за мамой, чтобы пригласить ее за стол в гостиной.

Яблоко от яблони недалеко падает.

Черстин сидела и перелистывала сборник стихотворений Биргера Нормана. «Поэзия, – подумала Эйра, – ну конечно!» Коротенькие строчки, промежутки между словами. Приближаясь к концу стихотворения, не обязательно даже помнить его начало. Уже с младенчества она буквально купалась в поэзии, потому что ее мама не умела петь, но при этом считала, что ребенку с малых лет необходимо впитывать богатство и мелодику родного языка, особенно в таком месте, где всего два поколения назад были трущобы. Поэтому вместо того, чтобы петь своим детям колыбельные, Черстин читала им стихи.

Вот на что Эйра должна была обратить внимание. Больше читать матери вслух, когда та