Любовь с чистого листа - Кейт Клейборн

что ты слабая? А твои клиенты любят тебя и доверяют тебе тоже поэтому? Ты училась находить с людьми общий язык. Ты точно можешь научиться обратному.

Это частично комплимент, частично указание, и Лашель выразила его с твердой уверенностью человека с хорошим опытом разбираться во всем от боли в спине и оформления витрин до глубин эмоциональной травмы человека. Она взглянула на часы, глаза ее тут же округлились.

— Черт. Мне пора, — говорит она.

Я рада мелочам, которые продлевают этот вечер: оплата счета, прощание с Сесилией и Сюхеем. Так у меня есть время осмыслить слова Лашель, продумать план действий, проникнуться хрупкой надеждой.

Мы с Лашель выходим из ресторана, она отправляет Шону короткое сообщение, что уже едет домой. А потом смотрит на меня и говорит:

— Думаю, надо ему позвонить.

Хрупкая надежда исчезает. Может, я и не выстроила за эту неделю план ссоры с Ридом, но я попыталась извиниться.

— Я пробовала, — признаюсь я. — Мне ответил автоответчик. Трижды.

Лашель смотрит на меня, моргая, будто представляет ту же картину, что и я — Рид видит мое имя на экране своего телефона, нажимает «отклонить». Гельветика Нойе. Холодная как лед.

— И какие сообщения ты там оставляла?

Я удивленно моргаю.

— Никаких. Мне ж не пятьдесят и на дворе двадцать первый век. Кто сейчас оставляет сообщения автоответчику?

Она смеется:

— Разумно. Но думаю, надо еще попробовать. — Она машет таксисту подъехавшего Uber, чтобы припарковался у обочины. — Может, он любит автоответчик, вот что с ним не так.

Она уезжает, а я еще недолго стою под козырьком ресторана, думая, не поздно ли звонить в полдесятого вечера в пятницу. Я, несомненно, снова попаду на автоответчик, но в этот раз полностью послушаю его сухую короткую фразу. Надо дождаться гудка, надо…

Телефон в руке звонит.

На минуту я смотрю на него, как на волшебный. Номер незнаком — наверное, это спам, но страшные размышления о кнопке «отклонить» не дают мне сбросить звонок.

— Алло?

В трубке невыносимый шум, пришлось отвести трубку от уха.

— Мэг? — женский голос старается перекричать обстановку. — Мэг Макворт?

— Да, здравствуйте, это Мэг, — стараюсь говорить достаточно громко, чтобы она услышала меня за этим шумом. Судя по всему, там кто-то кричит.

— Привет, я Гретхен, бармен, звоню из бара «Свинтус». Вы такой знаете?

— Эм… — В последнее время я нечасто веселюсь в ночных заведениях. В любом случае место с названием «Свинтус» не было бы в их числе. — В Бруклине! — выкрикивает она и называет перекресток, чтобы мне было понятнее.

— Ладно.

— Вы знакомы с молодым человеком по имени Рид?

— Да, знакома! — В отчаянных попытках лучше расслышать, я прижимаю палец к свободному уху, во мне возникло тяжелое ощущение тревоги. — С ним все хорошо?

Она смеется:

— Он в порядке, весь такой денди. Он, наверное, против, что я вам звоню, но мне кажется, он потерял телефон.

— Вот как, — вырывается у меня в недоумении. Как можно назвать Рида «денди»? Почему он в баре с названием «Свинтус»? И когда — это уже вопрос чисто эгоистического характера — он потерял телефон: до моих звонков или после?

— Я не… совсем понимаю, почему вы звоните мне?

— Ох, милая, — отвечает Гретхен, смеясь сквозь громкий звон льда в стакане. — Он только что попытался оплатить счет вашей визиткой!

♥ ♥ ♥

Не в таком антураже я представляла себе свою первую ссору.

«Свинтус» — это счастье туриста: зазывный бар с причудливой тематикой и кучей народу. Как ни странно, встреть мы с Ридом его фасад на прогулке, обязательно сфотографировали бы — белая кирпичная стена с надписью жирным черным шрифтом, отброшенной по градиентной диагонали, грубым, но забавным наброском свинки, самые вкусные части обведены контуром и обозначены тонким курсивом с засечками. Над арочным проходом в стене изогнутая надпись «Биргартен» указывает на внутренний дворик, где вьются и поднимаются в воздух клубы дыма от гриля.

Но все, что не касается шрифтов этого заведения, подсказывает: мы с Ридом вряд ли бы зашли внутрь. Судя по всему, в этом «Биргартене» человек сто, и все одеты примерно одинаково: мокасины на голую ногу, укороченные брюки цвета хаки, рубашки в пастельных тонах. Я чуть ли не проверила геолокацию в телефоне, на случай, если вдруг телепортировалась из Бруклина на вечеринку какого-то братства в колледже.

Эта картинка так не вяжется с образом Рида, что лучше об этом долго не думать. Я толкаю тяжелую дверь, проходя мимо шоу в Биргартене, и на меня тут же обрушивается вал запредельной громкости. Здесь толпа совершенно другая — больше джинсов скинни и бород, даже парочка кожаных браслетов.

Так что я без труда нахожу нужного мне чело-века.

Он сидит у дальнего края длинной потемневшей барной стойки. На нем его выходная куртка, выходная футболка и джинсы. Уверена, для посторонних он выглядит странно: осанка идеальная, слишком формальная для бара. Но я знаю тело Рида так хорошо, что замечаю, как ссутулились, пусть и совсем чуть-чуть, его широкие плечи; пальцы обхватили низкий стакан с янтарной жидкостью.

«Это неправильно, — думаю я. — Здесь должна быть чашка с чаем».

В недоумении я ринулась к нему, и неважно, если мы сильнее поссоримся. Я просто хочу вывести его отсюда, из этого чуждого ему места. Я сажусь рядом на свободный стул, Рид тут же поворачивает ко мне голову, удивленно округлив глаза, и резко выпрямляется.

— Мэг. Привет.

От попытки казаться трезвым он выглядит еще пьянее. Его голос кажется куда ниже и строже обычного, и это не должно мне нравиться: он же явно борется с заплетающимся языком. Но ничего не могу с собой сделать — он звучит классно.

— Привет, Рид, — краем глаза вижу девушку-бармена, машу ей в знак того, что я нашла его и все в порядке. Она улыбается и скромно указывает на терминал оплаты. Я киваю, показывая, что возьму на себя счет.

— Ты вся в кошках, — вдруг говорит Рид.

Смотрю вниз и вспоминаю о