Любовь с чистого листа - Кейт Клейборн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Из-за чего вы поругались? — спрашивает Лашель. — Из-за налога на прибыль? Эти парни его ненавидят.
— Нет, он… назвал вещи своими именами. Сказал то, что думает. Давил больше и больше, пока мы уже не могли общаться так же легко, как и раньше. — Раздражает, — заканчиваю я, отчасти искренне.
— Так брось его, — советует Лашель. — В мире и так уже есть кучка раздражающих мужчин, в интернете.
— Сюхей меня постоянно раздражает. На первом свидании он заявил, что я пользуюсь не той вилкой для салата.
Лашель смотрит на Сесилию так, будто ей рассказали, что у Сюхея хвост вырос.
— И в какую больницу ты его после этого отвела?
Сесилия улыбается:
— Мы правильно друг друга раздражаем. Я бы, наверное, и трех слов тогда не сказала, не ляпни он такое про вилку. Я так всех стеснялась, когда только переехала. — Она переводит мечтательный взгляд на Сюхея на той стороне ресторана. Он, как будто почувствовав, тоже смотрит на нее и улыбается.
— Это правильно, — говорит Лашель. — Я Шону весь мозг проела, чтобы ходил со мной на йогу, а теперь у него вдвое реже болит спина.
— Он правильно тебя раздражает? — спрашивает Сесилия, подняв брови. Кто-то у бара зовет ее, она злится. — Пойду общаться с гостями. Заходи в магазин на следующей неделе, ладно? Хочу знать, чем все закончится.
Кивнув, я обнимаю ее, думая улучить момент, чтобы закрутить свои винтики и уйти. Но тут Сесилия снова пробирается к нам сквозь толпу, Лашель вопросительно поднимает брови.
— Так он правильно тебя раздражает?
Вспоминаю его вопросы, повороты чашки, его печальное мнение о сладком. Вспоминаю и хочу ответить: «Да, правильно».
Но вместо этого мотаю головой.
— Вряд ли правильно, что он доводит меня до ручки. То есть я накричала на него. В Проспект-парке.
Лашель фыркает:
— Поверь, ты не первая, кто там кричит.
Я не даю ей договорить, взвинченная то ли гудением в суставах, то ли усталостью от этих мыслей за последнюю неделю.
— Просто я сказала ему такое, о чем теперь жалею. — Я сглатываю и обхватываю ладонями стакан с коктейлем, чтобы было за что держаться.
— Мэг, не кори себя так. Все иногда выходят из себя. — Я смотрю на нее: нежная, не осуждающая улыбка, нахмуренная с вниманием и беспокойством бровь.
— Ты же сама сказала, как непривычно видеть меня раздраженной.
— Да, но…
— Нет, ты права. Я намеренно так себя веду, — я прокашливаюсь. — В моем детстве родители часто ссорились. Громко или тихо — не важно. Никто никого не бил, со мной хорошо обращались, но между ними были ужасные отношения. И всю жизнь я старалась держаться в стороне.
— Звучит ужасно.
Пожимаю плечами:
— Много у кого родители не ладят. Но, повзрослев, я… — Я, достигнув предела, не хочу больше говорить. Удивительно, как много я уже рассказала. Может, в мой коктейль подмешали сыворотку правды.
— Когда я сама с ними ругалась, — продолжаю я, стараясь держать себя в рамках, — то сильно выходила из себя. Все мы говорили друг другу вещи, которые не забываются. После которых нельзя было жить, как прежде. Поэтому я стараюсь… быть дружелюбной. Мне не нравится, как я чувствую себя в ссоре.
Лашель откидывается на спинку стула, смотря на меня сочувствующим и удивленным взглядом. Удивленным, наверное, потому, что я годами говорила с ней почти только о ручках и раскладке на витрине, новых открытиях в районе, скидках в наших любимых магазинах. О том старом каштане и о погоде.
— Конечно, не нравится. Никто ведь не рассказал тебе, как вести себя в таких ситуациях. — Я издаю, как мне кажется, саркастический смешок, хотя вышло не очень похоже.
— Говорю же. Я училась у лучших.
— Неправда. Пусть я и не так долго в браке, как наша счастливая пара, но мы с Шоном вместе уже пятнадцать лет, и я училась правильно ссориться с ним точно так же, как училась правильно ссориться с сестрой и с соседкой в колледже. Пару раз это было даже с Сеси.
Увидев мое удивление при последней фразе, она пожимает плечами.
— Ее витрина могла тогда победить. Дело в том, что… иногда ссорятся не потому, что хотят уйти, а потому, что хотят остаться. Чтобы все выяснить, надо пытаться; иногда это больно, но если хочешь быть с человеком, без этого не обойтись.
В моей приборной панели вспыхивает искорка, как будто образовался новый проводок. Я годами ни с кем не ссорилась и подавляла малейшие признаки недовольства. Даже с парнями, с которыми, так или иначе, расставалась: один лгал мне, что не курит, а сам курил по ночам, другой договаривал за меня каждую фразу, а третий подозревал в измене. Не то чтобы я жалею, но я ни разу не попыталась обсудить проблему прямо. Гораздо хуже мысль о друзьях из Манхэттена и Бруклина — включая Лашель с Сесилией, — от которых я отдалилась. Все же у меня была Сибби. Сибби, которая знала все мои недостатки и с которой мне не надо было ссориться.
Правда, сейчас надо, думаю я, выпрямляясь на стуле. Вдруг я шокирующе резко отрезала. Я должна поругаться с Сибби, если хочу остаться с ней друзьями после переезда. Должна развивать конфликт с Ларк, если хочу стать ее подругой.
И должна поставить точку в ссоре с Ридом — и сделать это правильно, — если хочу, чтобы мы…
Хочу, чтобы мы стали больше, чем друзьями.
Это нелегкое открытие. Даже при мысли об этом — больше конфликтов, больше вероятности все испортить — у меня потеют ладони и слабеют пальцы.
Мельком вспоминаю свой рабочий стол: свалку тщетных попыток прошлой недели. Карандаш в руке будто весил тысячу килограммов.
— Пытаться, — повторяю я, голос звучит недоверчиво и подозрительно.
— Послушай, Мэг, — говорит Лашель, уловив мой тон. — Разве ты приехала в этот город, освоила леттеринг и открыла свое дело, потому
