Заговорщики (Книга 2, Перед расплатой) - Николай Шпанов

- Самое могущественное государство вселенной - святая католическая церковь - протягивает руку всякому, кто готов сотрудничать с нею на любом поприще. - Он сделал паузу и повторил: - На любом, экселенц: духовном, политическом, экономическом и военном. Рим поддержит всякого, кто стремится к уничтожению коммунизма. Назовите мне иную, более универсальную и гибкую машину, способную объединить самые разнородные, подчас даже противоречивые силы и элементы, чем наша церковь!

- Не преувеличиваете ли вы?

- Преувеличиваю? - отец Август соболезнующе покачал головой, как если бы ему было жаль этого, так мало знающего старикашку. - Покажите мне другую державу, подданные которой были бы равноправными гражданами всех государств мира! Святейший отец, наш папа, может отдать любой приказ любому из трехсот восьмидесяти миллионов своих подданных, не считаясь ни с их положением, ни с их национальностью! Католицизм стирает границы - он не признает национальностей, он космополитичен...

- Я помню, то же самое говорили мне о коммунизме, - пробормотал Шверер.

- Увы, это было нашей ошибкой. На деле коммунисты всегда настойчиво боролись только с узким национализмом. Это-то мы опрометчиво и принимали за космополитизм.

- Я не очень разбираюсь в этом, - заметил генерал.

- А вам очень важно понять, что, будучи врагами космополитизма, за который борется святая католическая церковь, коммунисты отстаивают право человека на его национальность, на его любовь к его земному отечеству. Эта точка зрения антагонистична нашей. Мы утверждаем, что истинное отечество, единое для всех людей, не здесь, на этой грешной земле, а там... - отец Август возвел глаза к потолку и даже воздел руки.

Шверер раздраженно повел плечами.

- Космополитизм, интернационализм! Мне нет до всего этого никакого дела.

- Неправда! Вы не имеете права повторять ошибки прошлого. В своих планах вы должны рассчитывать на католицизм.

Шверер в полном изумлении уставился на собеседника.

- Да, да, именно так! Католик, не признающий себя ни поляком, ни чехом, ни итальянцем, ни французом, а только подданным святого престола, только покорным рабом святейшего отца римской церкви, - вот на кого вы должны делать ставку не меньшую, чем на своих солдат...

- Однако чему я все-таки обязан вашим визитом? - спросил его Шверер.

- Поймите же, - проговорил Август, - престол святого Петра - вот центр, к которому вскоре протянутся все руки, желающие поднять меч на большевистскую Россию. В Рим придут все, кто захочет принять участие в крестовом походе против большевизма.

- Положение усложнилось, - резко возразил генерал. - Нам самим, всем нашим соседям и даже самому Риму нужно лечиться от язвы коммунизма, прежде чем выступать в поход.

- Мы это знаем, - сказал Гаусс. - Мы боремся и будем бороться с этой бедой. Такова миссия апостольской церкви. Светские власти многих государств и самого богатого и могущественного среди них - Соединенных Штатов работают рука об руку с нами. У нас нет разногласий в этом деле.

- Я очень рад, однако все же думаю: я ничем не могу быть полезен его святейшеству. Я сторонник крайних мер. Россию нужно побеждать не крестами, а пушками. Тут нужны не священники, а солдаты. Только над этим я работаю и намерен работать дальше.

- Мы хорошо знаем, над чем вы теперь трудитесь. Мы одобряем ваш труд.

- Вы ничего не можете знать, - сказал Шверер. - Никому из духовных лиц я не докладывал о том, над чем тружусь!

- И тем не менее... - Гаусс улыбнулся. - Могу вас уверить: мы очень многое знаем.

- То же самое любила говорить наша гестапо! - желчно заметил Шверер.

Август Гаусс развел руками, как бы говоря: "Можете называть это как угодно".

- Мы знаем, что англо-американское командование пока поддерживает ваш литературный труд. У них попрежнему велик интерес к теме похода на восток.

- Для того чтобы сообщить мне все это, вы и пришли?.. - раздраженно проговорил генерал. - Все это я знал и знаю без вас. Я работаю для тех, кто, так же как я, понимает, куда должен быть направлен меч будущей Германии.

- Примите же и нас в число тех, кто думает так, - произнес Гаусс и сунул руку в карман пиджака.

Шверер увидел пачку узких длинных зеленых банкнот.

- Мы хотим внести свою лепту в великое дело. По указанию пастыря верующих мы должны помочь вам закончить ваш труд: книга должна быть дописана.

- Я и допишу ее!

- Безусловно, с помощью божьей. Мы только просим внести в рукопись некоторые коррективы по нашим указаниям. - Священник подвинул пачку долларов к Швереру. - Прошу вас, примите этот скромный взнос в наше общее дело.

- Я не нуждаюсь... - начал было сердито Шверер, но ему помешал договорить неожиданный удар в дверь. Она порывисто распахнулась, и в кабинет вбежал Эрнст. Его лицо было бледно. Он тяжело дышал.

Увидев его, Шверер испуганно крикнул:

- Лили?!

Эрнст протянул дрожащую руку, чтобы остановить бросившегося к нему отца.

- Нет, нет, с нею ничего не случилось... - Окинув взглядом незнакомого посетителя, он, насколько мог спокойно, сказал: - Просто я не застал там никого дома.

Август Гаусс поднялся и, молча поклонившись генералу, вышел. Генерал засеменил к двери. Он хотел крикнуть женщинам, чтобы проводили патера, но, увидев их суетящимися в кухне, сам пошел по мосткам перед Гауссом и отворил ему дверь.

Эрнст, оставшись один в кабинете, рывком освободился от галстука и дрожащими пальцами расстегнул воротник рубашки. Он перестал владеть собой. Даже здесь, на земле, не подконтрольной советским войскам, ему чудилась погоня русских, едва не захвативших его на квартире Эгона. Если бы он не успел вскочить в автомобиль, его схватили бы так же, как Кроне.

Эрнст провел рукою под воротником - шея была мокра от пота. Он в бессилии откинул голову, но тут его взгляд упал на пачку долларов, лежавшую на отцовском столе. Одно мгновение он с удивлением смотрел на деньги. Потом быстрым движением пальцев, в которых сразу исчезла дрожь, схватил несколько билетов и, скомкав, сунул в карман.

Когда генерал вернулся в кабинет, Эрнст сидел, откинувшись на спинку кресла.

8

- Курить, надеюсь, разрешите, - спросил арестованный.

Помощник советского коменданта молча подвинул ему коробку папирос.

- Я предпочел бы получить обратно мои сигары, - сказал арестованный.

- Не раньше, чем их исследуют.

Арестованный пожал плечами и взял папиросу.

Офицер придвинул к себе протокол допроса.

- Ваше имя?

Арестованный испытующе посмотрел на офицера, пытаясь поймать его взгляд, но тот глядел на кончик пера.

Подумав несколько мгновений, арестованный четко произнес:

- Вильгельм фон Кроне.

- Национальность?

- Немец.

- Вы в этом уверены? - спросил офицер и впервые взглянул на Кроне.

- Так утверждали мои родители. У меня не было оснований им не доверять.

- Несмотря на арест, вы пытаетесь сохранить бодрое настроение? - с усмешкой спросил офицер.

Кроне пожал плечами:

- У меня нет оснований быть недовольным.

- А то, что провалились ваши намерения в отношении инженера Шверера?

- О, это довольно сложный вопрос!

- Поэтому-то мне и хотелось бы его выяснить.

- Я бы предпочел отложить это до другого раза: когда меня будут допрашивать там, в России...

- Почему вы так уверены, что окажетесь в СССР?

- А разве вы не отправите меня в Россию?

- Если это будет необходимо.

- Я полагал, что всех СС вы отправляете в лагери.

- Все зависит от того, что я от вас услышу.

- Длинная и сложная история...

- Этого я не боюсь.

- В сущности, это хроника семейства Шверер. И даже больше, чем одного этого семейства, - это хроника больших и сложных событий, которые привели к тому, что я должен был ехать сюда, в вашу зону. И, я бы даже сказал, к тому, что эта часть Германии стала именно вашей зоной и что я, немецкий гражданин и чиновник, сижу тут арестованный. У вас нехватит терпения выслушать всю эту историю.

- Хватит не только выслушать, но и записать.

- Я должен был бы начать ее издалека.

- Откуда хотите.

Помощник коменданта позвонил и приказал вошедшему сержанту прислать стенографистку.

Пока стенографистка усаживалась и приготовляла карандаши, Кроне нервно курил, делая глубокие затяжки. Когда стенографистка взглянула на офицера в знак того, что она готова, Кроне сказал:

- Постараюсь сделать так, чтобы всякому, кто будет это читать, все стало ясно. - Он криво усмехнулся, глядя на отделяющуюся от папиросы струйку дыма. - Могу сказать: жизнь большинства участников этой истории я знаю лучше, чем они сами. Они многое забыли, а я обязан был помнить все. - Он полуобернулся к стенографистке: - Вы готовы, фройлейн?

Кроне уже собирался начать говорить, когда офицер остановил его движением руки. Он мгновенье о чем-то раздумывал, потом сказал стенографистке:

- Выйдите на несколько минут и пришлите мне сержанта.