Пора охоты на моржей - Владилен Леонтьев

Инспектору очень понравилось, как работает учитель красной яранги Калявьегыргин. Несколько дней он пробыл с ним в бригаде Семена Дьячкова. Сам бригадир по национальности эвен, был сиротой, но как приемный сын вырос в чукотской семье. Своего родного языка он не помнил, хорошо говорил по-чукотски и немного по-русски и умел читать только по слогам. Сначала Семен не обращал внимания на инспектора, но потом, когда ближе познакомился с ним, изменил свое отношение. Калявьегыргин же сразу влился в бригаду, словно был ее членом. Пока инспектор знакомился с оленеводами, Калявьегыргин уже продирался через кустарник и пересекал путь отбившемуся косяку оленей.

А вечером сидели в теплом пологе. Стадо рядом с ярангами, и всем слышно, как оно себя ведет. Калявьегыргин разложил учебные принадлежности, достал свежую почту, а на задней стене полога повесил политическую карту мира. Сначала просмотрел с оленеводами «Огонек», прочитал кое-что, затем добрался до «Крокодила». Оленеводы смеялись над карикатурами, а вот подписи им были непонятны, и они просили Калявьегыргина прочитать и перевести.

Вот тут-то он, заинтересовав оленеводов, брал букварь и начинал совершенствовать с ними навыки чтения и учить их русскому языку. А потом, когда оленеводы уставали складывать слоги в слова и произносить трудные русские звуки, он переходил к беседе. Показывал на карте страны социализма, капиталистические страны и рассказывал о последних событиях. Инспектору пришлось помочь учителю и подробно рассказать о жизни разных народов.

Проснулся инспектор раньше всех и, стараясь не тревожить спящих, осторожно выбрался наружу. Стояла удивительная тишина. Ярко светили звезды. Потрескивали на морозе деревья. Олени уже встали и выщипывали мох, зарывшись наполовину в пушистый снег, из-под которого видны были лишь спины и рога.

Инспектор впервые был в таежной зоне Чукотки и за два месяца не почувствовал даже легкого дуновения ветерка. Стоял жгучий пятидесятиградусный мороз. Это было непривычно после восточных районов, где пурги почти каждый день, а сильный мороз — большая редкость. Инспектор на себе ощутил коварство мороза. Выйдет утром из теплой яранги на улицу, кажется, что тепло, и не успеет оглянуться, как начинает руками хвататься за нос, уши. И мчится в теплую ярангу, оледеневший от стужи. А когда он ехал с проводником Наргыно по Малому Анюю в Илирней, то через каждые десять-пятнадцать минут вскакивал с нарты и бежал рядом с упряжкой, стараясь согреть ноги.

— Ты что, к соревнованиям готовишься? — без всякой улыбки спрашивал ехавший впереди Наргыно, спокойно голыми руками набивая свою трубочку табаком.

— Да нет, ноги мерзнут.

— Аа, ну беги, беги. Это хорошо. Перед отбивкой соревнования будут. Наверно, первое место займешь, — иронизировал проводник.

На первом привале, когда надо было дать отдохнуть оленям и подкормиться, Наргыно спокойно сказал, глядя на новые теплые торбаза инспектора:

— Ты, наверно, носки надел?

— Да!

— Сними их, и будет тепло.

Инспектор последовал совету. Тут же у костра снял торбаза. На ногах было надето две пары чижей — меховых чулок и шелковые носки. Наргыно взял торбаз, пощупал, как лежит соломенная стелька, слегка взбил ее, подправил и передал торбаз инспектору. То же самое он сделал и со вторым торбазом и сказал:

— Не надо двое чижей надевать, одних достаточно. Надень вот эти, — и, нагрев над костром более пушистые чижи, подал их инспектору. — Носки выброси совсем.

Инспектор переобулся, сунув голые ноги прямо в шерсть чижей, и ногам действительно стало тепло. После он уже всю дорогу сидел на нарте, учился управлять ездовыми оленями и не тренировался в беге.

Постепенно инспектор привык к морозам, но вот наука езды на оленях давалась труднее. Когда инспектор познакомился с оленеводами и заговорил с ними по-чукотски, они решили: раз разговаривает по-нашему, то и ездить на оленях должен уметь. Это было для них бесспорным. Впервые сев на нарту с парой оленей, инспектор не знал, как стронуть их с места. Собачьей команды они не понимали, какие и куда тянуть поводья и что делать с тины — длинной тонкой палочкой с маленькой косточкой на конце для погони оленей, — он не знал.

— Калявьегыргин, выручай, — обратился он к учителю красной яранги. — Неудобно позориться. На собаках ездить умею, а вот на оленях еду впервые.

— Хорошо, ты поезжай вперед по следу, а я за тобой и в случае чего помогу, — ответил Калявьегыргин и стронул оленей инспектора с места.

Вначале Калявьегыргин сопровождал инспектора, но потом ему надоело плестись кое-как, и, убедившись, что олени идут нормально, он лихо обогнал его.

А олени хотя красивы и горды, но порою бывают коварны и мстительны. Оказывается, подходить к ним надо только с правой стороны, и то очень осторожно, не делая резких движений. Чуть взмахнул рукой не так, они шарахаются в сторону, запутывая постромки и ломая легкую нарту. Даже постромки на левом олене надо поправлять через правого, что не очень-то удобно. А то, бывало, бегут себе по уже проложенному следу, сидишь спокойно и смотришь по сторонам, любуешься пейзажем, и вдруг ни с того ни с сего как махнут в сторону: ты в глубоком снегу барахтаешься, чертыхаешься, а упряжка застряла в кустарнике. И в тот раз, когда Калявьегыргин сопровождал инспектора, олени уперлись на перевале и стали как вкопанные. Инспектор тыкал в них тины, дергал поводья, а они, как упрямые ослы, не двигались с места. Встать с нарты он боялся: вдруг удерут и оставят его в тайге. Он уговаривал их, просил, но они стояли и что-то пережевывали. Остальные упряжки были далеко. Но вот показалась одна упряжка, и, взметая снег, лихо подкатил Калявьегыргин.

— Что они у тебя?

— Да вот стали, и не могу сдвинуть с места, — ответил инспектор, вставая.

— Садись, — приказал Калявьегыргин и задал оленям такую трепку, что сломал тины.

Олени сорвались с места, и седок только успевал удерживать нарту ногами, чтобы не перевернуться на кочках.

Узнав, что инспектор, разговаривающий по-чукотски, еще не умеет управлять оленями, к нему стали относиться более чутко.

В бригаде старого Кымыныквата они заранее запрягли оленей и, держа правого ведущего за поводья, посадили инспектора на нарту, дали в руки тины, поводья и объяснили, как надо пользоваться ими. Но когда олени рванули с места, инспектор не смог удержать их, и они понеслись прямо на дерево, оказавшееся на пути. Олени-то разошлись, порвав постромки, а нарта врезалась в дерево.

Инспектору было стыдно, что с ним возятся, как с маленьким ребенком, а он никак не может освоить езду на оленях. Из-за него на целых два часа задержался отъезд в бригаду. Старый Кымыныкват успокоил инспектора, сказав, что и у детей не сразу все получается, и дал команду пастухам выловить убежавших в стадо оленей, а сам принялся ремонтировать легкую нарту с выгнутыми, похожими на петли, полозьями.

Постепенно инспектор стал осваивать искусство езды и, когда приехал к Айны, уже овладел им.

Когда проснулись Айны и Тымко, чай был готов, и они, окинув взглядом стадо и убедившись, что все олени на месте, попили чаю и стали собираться в дорогу. Быстро уложили на две нарты кочевой скарб, выловили четырех оленей, запрягли их и тронулись в путь.

До основного стада было километров восемьдесят. Впереди ехал Айны, за ним инспектор, сзади шло стадо, за которым следовал пастух Тымко. Он не позволял оленям разбежаться. Часа через три, обнаружив хорошее пастбище, остановились, чтобы дать подкормиться животным да и попить чайку самим. Дальше впереди пошел Тымко, а Айны замыкал шествие. Потом и инспектор освоился с приемами перегона небольшого стада и тоже стал иногда замыкать шествие. Часто, показав направление, Айны предлагал инспектору идти вперед и пробивать дорогу в рыхлом снегу. После стада оставалась широкая полоса снега, вспаханного сотнями ног.

Больше недели кочевал инспектор с Айны и Тымко. Гнать быстро оленей нельзя — потеряют упитанность перед отелом, поэтому через каждые десять — пятнадцать километров останавливались. Перед этим Айны, выехав вперед, долго выискивал удобное место для отдыха, каким-то неведомым путем определял наличие ягельника, вскапывал снег и говорил:

— Здесь ночевать будем. Если корм хороший, олени не разбегутся, можно спокойно отдыхать.

Когда инспектор ехал впереди, он фотографировал стадо и все время расспрашивал бригадира.

— Как называется такое дерево?

— Ынкэн гээвоттот. Это лиственница, — отвечал Айны.

Инспектор снова спрашивал:

— А как называется этот перевал, по которому мы сейчас подымаемся?

— Просто лыпыткын — перевал.

Но однажды, когда Айны был впереди, а инспектор следовал за ним и опять что-то спросил, Айны остановил упряжку и решительно подошел к нему: