Кровь на эполетах - Анатолий Федорович Дроздов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что ж. Жених согласен, люди, – я указал на Егора, – тоже. Осталось невесту уговорить.
– Ну, дык, – Егор почесал в затылке. – Аграфена Юрьевна – барышня добрая, но с норовом.
– Плохо еще мы воспитываем наших графинь, – сказал я голосом товарища Саахова из фильма «Кавказская пленница».
Офицеры захохотали.
– Спокойной ночи, господа! – сказал я, вставая. – Не засиживайтесь! На рассвете уезжаем.
Яков проводил меня в комнату горничной. Ее дети – девочка лет трех и годовалый мальчик уже спали, укрытые одеяльцем. Глафира ловко раздела дочку, оставив только рубашонку, и уложила рядом. Маша поначалу закапризничала, повторяя: «Папа́! Папа́!», но я склонился к ней и стал гладить по головке. Она схватила мою ладонь, подложила под щеку и скоро засопела. Я убрал руку.
– Привыкнет, – улыбнулась мне Глафира. – Не беспокойтесь, ваше сиятельство. Ей, конечно, как дворянской дочери, отдельно спать надлежит, но я мню, что пока лучше с детками. Говорят, ее мамка на дороге умерла, и она возле нее день сидела. Так?
– Именно, – кивнул я.
– Страсти-то какие! – перекрестилась Глафира. – Не тревожьтесь, ваше сиятельство, догляжу вашу доченьку. В другой раз приедете – смеяться будет.
– Спасибо! – сказал я и вышел.
Яков отвел меня в спальню Хрениной. Увидав знакомую кровать под балдахином, я едва не приказал найти что-нибудь попроще, но передумал. Простыни на кровати оказались свежими, перина – мягкой, я упал и провалился.
* * *
– Вставайте, ваше сиятельство! Вставайте! – кто-то тряс меня за плечо.
Я открыл глаза. Надо мной стоял Яков со свечой.
– Что случилось? – сиплым голосом спросил я, садясь на кровати. Мне опять снилась хрень с мертвым Наполеоном. Меня вновь привязывали к столбу и расстреливали из ружей мертвецы.
– Человек к дому вышел, – торопливо проговорил Яков. – Вас спрашивает. Одет как купец, говорит, что ваш проводник.
Чарны? Как он нас нашел?
– Вы бы поспешили, ваше сиятельство! – добавил Яков. – Плох он. Как бы не помер.
Черт! Я вскочил и торопливо оделся. Лакей сунулся помогать, но я рявкнул на него – у самого скорее выйдет. Через минуту мы уже спускались по лестнице. Чарного я нашел в прихожей. Он сидел на лавке, привалившись спиной к стене и свесив голову на грудь. Вокруг толпилась полуодетая дворня.
– Расступитесь! – приказал я и присел на корточки перед поляком. Тот с видимым усилием поднял голову и глянул на меня. Черт! В своем мире я повидал немало смертей, и сейчас отчетливо видел: жизнь покидала поляка.
– Господин… капитан… – прошептал он.
– Отойдите! – велел я дворне. Что бы ни сказал лейтенант, лучше обойтись без лишних ушей. – Свечу оставьте!
Яков поставил толстую свечу на пол и вместе с дворней отошел к лестнице.
– У меня…
Чарны с видимым усилием поднял руку и заскреб пальцами по армяку. Я распахнул его и вытащил пакет, завернутый в коричневую бумагу.
– Генерал… – прошептал он.
– Понял, – кивнул я. – Что с вами?
– Ночь скакал… – слова давались ему с трудом. – Потом день. Казаки… Стреляли… Ушел, но они попали…
Голова его вновь упала на грудь. Я похлопал его по щекам.
– Говори! Нас как нашел?
– Следы… – улыбка тронула его побелевшие губы. – От Чарного не скроешься… Кони пали, пешком брел… На дороге – баррикада, хлопы костер жгли. Обошел – и к дому. Генерал…
Он захрипел и повалился набок. Я бросил пакет и подхватил обмякшее тело. Уложив на лейтенанта на спину, приложил пальцы к сонной артерии. Пульса нет. Повернув тело к свету, я разглядел на спине входное отверстие от пули. И он еще шел!
Я уложил поляка на спину, поднял с пола пакет и повернулся к дворне.
– Умер.
Они закрестились.
– Яков! Бери свечу, и за мной!
В столовой я отослал лакея, велев оставить свечу. Взломал сургучную печать на пакете. На стол выпали листок бумаги и нечто плотное, сложенное в несколько раз. Первым делом взял записку.
«Выполняю свое обещание, господин капитан. На этой карте – маршрут движения императора. Из Красного он выступил в ночь на 27 ноября. Императора сопровождает охрана – два эскадрона личной гвардии из польских шеволежеров. Они отличные воины, но у вас, по словам лейтенанта Чарны, есть пушки и две сотни егерей со штуцерами. Великолепный шанс отличиться. У меня будет просьба: император не должен попасть в плен. И еще. Лейтенанту надлежит исчезнуть навсегда. Сделайте это в благодарность за полученные сведения».
Твою мать! Я торопливо развернул карту. Путь, по которому, если верить Маре, двигался Наполеон, был отмечен чернилами. Я попытался найти на карте Залесье. Не сразу, но это удалось. Прикинул масштаб… Неизвестно, с какой скоростью движется Наполеон, но это вряд ли более 50 верст в день. Быстрее лошади не выдержат. Скорее всего, даже медленнее. Если выступить сейчас, есть шанс перехватить вот тут…
Я отложил карту и задумался. Подстава? Маре решил отловить попаданца и замутил хитрую комбинацию? Капитан Руцкий объявлен личным врагом Наполеона, и на его поимку брошены лучшие силы Великой армии? Смешно. Эта армия сейчас драпает во все лопатки, и единственное ее желание – унести ноги из России. Это раз. Второе: отправляя Чарного, Маре не знал, где мы находимся и, тем более, не предполагал, где мы устроим засаду, и устроим ли вообще. Чарны мог нас не найти. А вот если грохнем Наполеона, во Франции поменяются расклады. Ситуация для нее сложится лучше, чем в моем времени. Кто бы ни пришел на смену Бонапарту, продолжать войну он вряд ли захочет. Это у Наполеона свербело… Хорошо ли это для России? Да лучше не придумать!
Удивлен ли я, что Даву решил предать Наполеона? За Маре стоит маршал, сам бы генерал на подобное не решился. В моей реальности Даву был самым верным сторонником императора. После его отречения отказался приносить присягу Бурбонам, вышел в отставку, а затем с энтузиазмом присоединился к Бонапарту в знаменитые «100 дней». После Ватерлоо угрожал союзникам развязать войну во Франции, чем спас жизнь многим генералам. Но потом пошел на службу к Бурбонам. Почему? Потому что Наполеона отправили на остров Святой Елены – навсегда. Некому стало блюсти верность. Здесь Даву знает, что ждет Бонапарта. Он нашел красивый выход: император погибнет от русской пули. Светлый лик гениального полководца не испачкает позорный плен. К слову, если кто не знает, терпя поражения от союзников, Наполеон сам мечтал о такой смерти и остервенело лез под пули и ядра. Не срослось…
Я вспомнил мертвого лейтенанта. Эх, Чарны, Чарны! Кому ты служил так верно
