Леди Ру - Владимир Станиславович Елистратов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этой фляжке уже полвека, даже больше. Я ее заказал в шестьдесят первом году после полета Гагарина. Но Гагарин-то Гагариным, а в шестьдесят первом одному человеку, который умер на десять лет раньше, исполнилось бы 90 лет. И человек это был – священник. Русский, не побоюсь этого слова – поп. Хорошее это слово, крепкое – поп, и не вижу я, кстати, в нем ничего оскорбительного.
Поп, он же отец Евстафий, сельский батюшка из большого сибирского села Р., в моей жизни сыграл роль самую огромную и светлую. Так что этот «заветный вензель О да Е» не просто так.
Но сначала я должен два слова сказать о себе. Очень коротко. Я, Володя, круглый сирота. Подкидыш. Так что Петрович я так, навскидку… Липовый я Петрович. Я даже не знаю, в каком году родился. Где-то в начале тридцатых годов. В паспорте мне потом написали 33-й. Но – плюс-минус год. То есть, может быть, мне 84, может – 82… Но это не важно. Нашли меня примерно годовалым в поле в стогу летом то ли в 34-м, то ли в 35-м году. В Сибири, в какой-то деревне. Жил я в какой-то семье. Не знаю, не помню. Потом меня передали в другую деревню, в другую семью. Потом в третью. Сплошной туман. Места там глухие, до райцентра – сотня километров. В общем, известно, что в 37-м я наконец попал в село Р. И меня взял к себе тот самый отец Евстафий. Сочный был поп. Большой, сильный, гривастый. Лесков бы Николай Семеныч из него всеобязательно какой-нибудь сказ соорудил. К тому времени он был уже шестидесяти шести лет. Попадья его несколько лет назад умерла, четверо детей разлетелись кто куда. И жил он один.
Тогда были страшные гонения на церковь, но отец Евстафий каким-то чудом репрессий избежал, и церквушку его тоже каким-то чудом не закрыли. Хотя нрава отец Евстафий был крутого и в выражениях в адрес советской власти не стеснялся. Ленина именовал «картавым обмылком». Сталина – «тараканом в сапогах». И ничего, пронесло. А во время войны стало полегче: товарищ Сталин с попами помирился. И опять же чудо: меня хотели отдать, как и положено, в городской детдом, но отец Евстафий сумел оставить меня при себе. Не отдам, говорит, дите мякиной питаться. У него было какое-никакое хозяйство, ел я по тем временам сытно. Отца Евстафия в селе любили. Помогали с продуктами. В Р. работала школа, куда я и пошел перед самой войной.
Ну и вот. Учился я плохо. «Божественные книги», и не только «божественные», которых у отца Евстафия было дома много, я тайком читал. Много читал. Все подряд. И житие Александра Невского, и «Как закалялась сталь», и «Трех мушкетеров»… Еще тот винегрет. А вот в школе все время дрался, хулиганил. Уроки делать не любил. И получал двойки. Особенно много – за поведение. Отец Евстафий (я его тятей звал, а он меня – Борянка) наказывал меня за двойки своеобычно. А надо сказать, была у тяти одна слабость: под старость он стал налегать на кагор. Узнал он, что трое из четверых его сыновей погибли на фронте – и обмяк. Хотя внешне это вроде бы никак и не проявлялось. Службы он вел исправно. Но дома, как он говорил, «орошал чревие».
И вот: прихожу я из школы с двойкой, а тятя уже основательно «напричащался кагорчиком».
– Двойка?
– Двойка, тять.
– За поведение?
– За поведение, тять. Я Кулебякину по сопатке смазал.
– Резон?
– Он мне в карман чернил налил.
– Та-а-ак. Ну, не обессудь, Борянка.
Он брал Священное Писание открывал страницу, ногтем отмечал:
– От сих до сих. Книгу сию надобно вдоль и поперек уразуметь. Учи. Не выучишь – питание в пузо не дам, а зад сполна кушаком напитаю.
Я учу. А память у меня, надо сказать, была очень хорошая. Можно сказать, исключительная. Сейчас я уже памятью ослабел, даже телефоны стал записывать. Возраст… Через десять минут:
– Тять, я выучил!
– Эка ты ее, шала́вник, лихо умиропóпил. Ну, бубни, Борянка.
Я выдаю ему все как есть наизусть.
– Лих ты на зазубреж. Ладно. На́ тебе: от сих до сих.
Отец Евстафий дает мне чуть не страницу, ставит песочные часы:
– Ну, гони…
Я «гоню», тятя «усугубляет в кагорном направлении».
Часы высыпаются, я кричу:
– Тять, я выучил!
Проверка. Все чисто. Слово в слово. Ладно.
– От сих до сих. Выучить: где в какой строке какое слово.
– Как это, тять?
– А так. Вот гляди: к примеру, сказать, третья строчка сверху – шестое слово спереди. Или, скажем, так: седьмая строчка снизу – третье слово сзади. И так чтоб все, без изъятья. Усек, обормот?
– Усек, тять.
Что делать? Я учу. Тятя тем временем «вельми накагоривается».
– Я выучил!
– Ну. Четвертая строка сверху, второе слово сзади.
– «Небесного».
– Так. Восьмая сверху, третье спереди.
– «В».
– Не «в», солено твое ухо, а «в синагогах». Попался, памятка!
– Не, тять, не попался: «синагогах» будет уже четвертое, тять, а третье, тять, – «в». Предлог его звать. Предлог – тоже слово. Оно считается, тять.
– Ишь ты, ушаста Борянка, дырява портянка. Умиропопил попа. Ладно, иди картошку лопай. И сахариновая кофинетка там на салфете лежит. Баба Нюра принесла. Можешь освоить.
На следующий день я опять – в драку. Двойка. Отец Евстафий «в кагорном пылу» еще усложняет задание:
– От сих до сих – все слова сзаду наперед.
– Как это?
– А так. Вот тебе, навскидку, богомерзкое слово «бес», тьфу-тьфу-тьфу его совсем, врага!.. Как сей утлый «бес» будет наизнанку?
– «Себ»
– Так ему, хвостатому. Давай, переиначивай: от сих до сих.
Я учу, тятя окагоривается.
– Тять, выучил!
– Ну, Борянка-борзянка, держись. Вторая строка сверху, третье слово сзади – сзаду наперед…
– Йанис.
– Так. Синай. Верно. Четвертая снизу, второе спереди – вали наизнанку…
– Э-э-э…
– Что «э-э-э», прокололся?
– Не, тять. Щас. Э-э-э… Е-ы-н-й-ы-в-о-к-о-т-с-е-ж… Тять, а что такое «жестоковыйные»?..
– Кои шею свою во вражью упряжь не гнут… Вот же ж ты какая у меня, Борянка, растет жестоковыйная!..
На следующий день я опять несу двойку. Снова здорóво. Выучить задом наперед «все строчки от сих до сих». Выучить все буквы сверху вниз и наоборот. Выучить все слова по номерам на странице. И так далее.
Так со мной тятя развлекался лет пять. Пока я вдруг не стал истово учиться. Сразу после войны. А что: память свою так надрессировал – страницу задом наперед за пару минут заучивал. Да и вообще так бывает: вчера – шпана сыроштанная, завтра – отличник. Закончил я школу на все пятерки. Пошел в армию. В
