12 ступенек на эшафот - Вильгельм Кейтель

В этот день я вернулся домой около 20.00, совершенно упустив из виду, что еще три недели тому назад мы с супругой отправили приглашения и вечером 11 марта ожидаем прихода гостей. Среди множества гражданских и военных визитеров совершенно случайно оказались австрийский посланник Таушиц и военный атташе генерал—майор Поль. Австрийские господа вели себя весьма непринужденно и не имели ни малейшего представления о том, что произойдет через несколько часов. Совершенно незапланированно званый вечер превратился в прекрасную маскировку военной операции.

Ночь на 12 марта стала настоящим мучением для меня. С промежутком в несколько минут мне звонили старшие офицеры генерального штаба сухопутной армии, фон Браухич и, наконец, около 04.00 начальник штаба оперативного руководства вооруженными силами Макс фон Вибан. Все без исключения заклинали меня добиться у фюрера отсрочки предписанного марша. Естественно, мне и в голову не приходило передать подобную благоглупость Гитлеру. Вначале я невнятно обещал сделать что—нибудь и предпринять необходимые шаги, потом стал сразу же отказывать своим ночным собеседникам и попросту вешать трубку. Адольф Гитлер так никогда и не узнал о панике, царившей в рядах генералитета накануне аншлюса. Даже трудно представить себе, какой взрыв эмоций вызвал бы мой рапорт, исключительно по этой причине я решил тогда поберечь нервы фюрера и армейского генералитета.

12 марта в 06.00 мы с фюрером вылетели из Берлина. Он хотел лично присутствовать при триумфальном вступлении вермахта на территорию своей австрийской родины. Мы отправились на командный пункт командующего 8 армией генерала пехоты Федора фон Бока, доложившего Гитлеру об оперативной обстановке на тот момент и маршрутах выдвижения немецких дивизий. Гитлер выразил желание лично приветствовать наступающую армию. С КП фон Бока фюрер связался по телефону с Муссолини. Дуче подтвердил прибытие курьера и получение послания от Гитлера, в котором тот сообщил главе итальянского правительства о своих намерениях, затем поздравил фюрера и немецкую армию с победой. В ответ Адольф Гитлер произнес ставшие широко известными слова:

«Дуче, этого я вам никогда не забуду. Никогда…» Потом мы медленно ехали вдоль выстроившихся по обеим сторонам улиц ликующих жителей Браунау — родного города Адольфа Гитлера. Он показал нам свою школу,[60] квартиру родителей в одном из доходных домов. Чувствовалось, что фюрер едва сдерживает волнение. Мы с большим трудом продвигались вперед по заполненным наступающими немецкими войсками дорогам. В каждом городке и населенном пункте Гитлера ожидал восторженный прием обывателей. Только к вечеру мы добрались до Линца на Дунае — города детства и юности фюрера. Уже в сумерках на въезде в город нас встретил министр австрийского правительства Зейсс—Инкварт. С балкона ратуши Гитлер обратился с речью к участникам грандиозного митинга на Рыночной площади. Энтузиазм собравшихся не поддается никакому описанию. До сих пор мне не довелось пережить ничего подобного, и я был глубоко потрясен происходящим на улицах и площадях Линца. Все мы прекрасно понимали, что вступим в страну без единого выстрела, но ни один из нас и представить себе не мог, какой нас ожидает прием. На следующий день, в воскресенье, мы по—прежнему оставались в Линце. С утра Гитлер был занят протокольными мероприятиями, а во второй половине дня состоялся совместный парад: немецкие и австрийские полки прошествовали церемониальным маршем перед зданием отеля «Вайнцингер».

На следующий день, после короткого привала в Сент—Пельтене, состоялся торжественный въезд в Вену.

До глубокой ночи по улицам, прилегающим к гостинице «Империал» на Ринге, шли и шли бесконечные колонны демонстрантов. Ни о каком сне не могло быть и речи — к моему величайшему огорчению, окна гостиничного номера выходили прямо на площадь, где многотысячная толпа без устали скандировала:

«Мы хотим видеть нашего фюрера!».

На торжественном митинге на Крепостной площади Вены Гитлер произнес ставшие достоянием истории слова:

«…Отныне и навеки я провозглашаю возвращение моей родины в лоно великогерманского рейха и объявляю немецкому народу о завершении самой важной миссии моей жизни…»

Вечером этого же дня мы вылетели на родину. Этот полет стал одним из самых ярких воспоминаний моей жизни, я чувствовал себя действующим лицом античной мистерии: стремительный бросок вслед заходящему солнцу, атмосфера возвышенной приподнятости, экстатический восторг и слезы радости в глазах фюрера. Потом он наклонился ко мне и проникновенно произнес: «Наконец все вернулось на круги своя. Вена опять стала немецкой…»

На следующее утро в Берлине меня встретил начальник центрального отдела гауптман Кляйкамп и сразу же доложил о происшедшем в мое отсутствие ЧП: в комнате для гостей — бывшей жилой комнате фон Бломберга — забаррикадировался начальник штаба оперативного руководства вермахтом генерал фон Вибан. Я немедленно вызвал Йодля, который как раз собирался доложить мне о чрезвычайном происшествии.

Фон Вибан попал в штаб по рекомендации графа фон дем Шуленбурга, генерала кавалерии в отставке, во время 1–й мировой войны командовавшего армией и группой армий «Германский кронпринц». Шуленбург настоятельно рекомендовал Адольфу Гитлеру «лучшего офицера генерального штаба, который когда—либо служил под его началом». Фюрер несколько раз заводил со мной разговор о том, что собирается перевести в штаб оперативного руководства подающего надежды генштабиста и всецело полагается в этом вопросе на мнение «старого бойца» Шуленбурга — бывшего члена СА, а ныне обергруппенфюрера СС. Я знал фон Вибана по совместной работе в управлении кадров в 1933 г., кроме того, сталкивался с ним по службе и раньше. Некоторое время кресло начальника штаба оперативного руководства оставалось свободным. Памятуя о пожелании фюрера, я попросил Йодля временно совмещать обязанности начальника управления «Л» со штабными делами, поскольку ожидал скорейшего перевода в ОКВ фон Вибана. Первоначально я предполагал, что назначение фон Вибана пойдет на пользу делу: он слыл ближайшим другом Бека, и я надеялся на то, что он поможет нам сгладить возникшие противоречия, выступая в роли своего рода буфера между ОКВ и сухопутной армией. К сожалению, я глубоко ошибался и так и не сумел разгадать нервическую натуру этого человека, а ночные телефонные звонки накануне аншлюса окончательно поставили все на свое место. Йодль вообще не мог уяснить, для чего нам навязали этого неуравновешенного холерика. Во время моего отсутствия ему довелось стать очевидцем безобразных истерик фон Вибана… Этот первый начальник штаба оперативного руководства попил у нас немало крови, и я с облегчением перевел дух, когда мы с Йодлем снова остались вдвоем.