Дети смотрителей слонов - Питер Хёг

— Доктор, — говорит Гитте. — Мы очень признательны вам за вашу заботу. И мне бы хотелось воспользоваться случаем и обсудить с вами вопрос о жизни после смерти.

Тильте выпрямляется. И открывает дверь в коридор.

— Врачу предстоит серьёзная операция, — говорит она.

Серьёзные операции снимают все вопросы. Синдбад и Свен-Хельге выходят. Но Гитте уходить не хочет.

— Это исключительная возможность, — настаивает она. — Продолжить диалог между религией и естествознанием. Вы открытый человек, доктор. Не лишённый скептицизма, но открытый. Я это чувствую.

Тильте провожает Гитте до дверей.

— Может быть, в другой раз, — говорит она. — Доктор никуда не денется. Позже она в любой момент будет готова обсудить с вами все самые животрепещущие вопросы.

Мы с Тильте и Баскером валимся на стоящую в нашей каюте гаремную кровать в форме сердца. Нам ясно, что сегодня вечером у нас нет никаких сил оттаскивать Вибе к её гробу — пусть уж лучше Рикард в клинике исполнит ей несколько музыкальных тем. Пожелав доброй ночи Рикарду, мы съели все канапе до последнего. Мало сказать, что мы утомились — мы чувствуем смертельную усталость и готовы к последнему причастию.

Но в голове безостановочно вертятся мысли. В этом-то и беда. Научные изыскания, в том числе и наши с Тильте, свидетельствуют о том, что все великие мистики считали людей фабриками по производству мыслей, на которых никогда не останавливаются машины, и при таком беспрестанном шуме невозможно понять, можно ли будет в тишине услышать хотя бы первые слова ответа на действительно серьёзные вопросы, например, почему мы появились на свет и почему мы снова должны его покинуть и почему сейчас кто-то колотит в дверь?

Дверь открывается, на пороге стоит граф Рикард Три Льва со своей архилютней.

— Не хочу оставаться один, — объясняет он. — Кажется, она наблюдает за мной. Мне был дан знак, мой внутренний уровень рекомендовал мне отправиться спать к вам.

Баскер лежит между мной и Тильте. Мы бы никогда не стали пускать животных на кровать, но Баскер не совсем животное, он что-то вроде человека. Мы отпихиваем его в сторону, освобождая место для графа.

— Я вообще-то очень старался, — оправдывается Рикард. — Попурри из песен Миларепы, лучшие византийские песнопения с горы Афон, послания Раманы Махариши Аруначале. Но она никак не реагирует.

Тут Рикард замечает газетную вырезку с фотографией круглой витрины, где стоят Ашанти и два охранника.

— Вот тут я буду петь, — сообщает он. — В старой церкви замка. Акустика там замечательная.

Мы с Тильте не двигаемся с места. Мы замираем.

— Это одно из красивейших помещений замка, — говорит Рикард. — Оно станет прекрасным, просто исключительным фоном для проведения Великого Синода.

На мгновение мы теряем дар речи, первой в себя приходит Тильте.

— Рикард, — спрашивает она, — а что там внизу, под церковью?

— Казематы, — отвечает Рикард. — Старая канализация. Но теперь там сводчатые коридоры. И прекрасная атмосфера. Там похоронен ярл Блафвелла. Оказался как-то в Дании. В XVIII веке. Умер от алкогольного отравления. Великолепное помещение. Мы там травку сушили, когда я был маленьким. Играли в доктора с детьми кухонной прислуги. Хороший воздух, постоянная влажность, комфортная температура.

— Рикард, — говорит Тильте, — ты рассказывал маме об этих подвалах?

— Я показал их ей. Они ведь искали безопасное место, куда в случае попытки ограбления или пожара можно было бы спрятать сокровища. А я ей и говорю: «Там уже есть такое помещение. И уже есть люки в полу, закрытые плитами. Там, где прежде были лестницы». Я объяснил ей, как всё следует сделать. Ваша мама была в восторге от моей сообразительности. Вспоминаю, как моя собственная мама говорила мне в детстве: Рикард, нелегко тебе будет найти в мире место, соответствующее твоему «удивительному уму».

— Когда ты показывал всё это маме? — спрашиваю я.

— Мы ездили с нею туда. Три раза. Скажу вам, что путешествовать с вашей мамой — сплошное удовольствие. Привлекательная женщина. Но я предпочитаю вас. Правда, может, одно другому и не мешает. Очень даже пикантно. И мать, и дочь, и сыновья. Можно было бы завести целый гарем. Это самое правильное — при моей выдающейся сексуальности. Тут на судне всё прямо-таки располагает к этому.

— Рикард, — спрашивает Тильте. — А другой выход из этих казематов есть?

Рикард понижает голос. Подмигивает нам.

— Только никому ничего не говорите, мои пупсики. Считается, что другого выхода нет. Но, когда я был ребёнком, мы нашли туннель. Он ведёт прямо на восток. Подземный ход. На самом деле, это просто старая канализация. Закрытая кирпичной стенкой. С потайной дверью. Наверняка её сделали во времена шведских войн. Мы пользовались этим ходом, когда нас наказывали, запрещая выходить из дома. А нам надо было в кафе «Жемчужина» в яхтенной гавани Ведбека. Туннель этот заканчивается в скалах на берегу. Оказываешься прямо в шлюпочном сарае. У самого Эресунна. Мы там хранили маленькую резиновую лодку. Со здоровенным подвесным мотором. И выходные костюмы в непромокаемых мешках. А по туннелю спускались на скейтбордах. Надев налобные фонарики. У туннеля, конечно, небольшой уклон. Раньше была канализация.

Только никому ничего не рассказывайте. Именно этот туннель ведёт прямо к подземному сейфу. Да в общем-то и не страшно, если кто его найдёт. Он из закалённой стали и железобетона. Это такой большой ящик. Защищён от взлома. Несгораемый. И весит две тонны. Они поднимали его со двора замка краном.

— Рикард, — спрашиваю я. — Может быть, ты показывал этот туннель маме?

Рикард погружается в задумчивость.

— Очень может быть. Это романтическое место. Туннель. Плиты на полу. Потоки астральной энергии. Прекрасное место покурить травку. У меня, возможно, даже могла возникнуть мысль о мимолётном поцелуе. Не так часто оказываешься с глазу на глаз с вашей мамой. Никому об этом не говорите. К сожалению, она не согласилась на это. Но я не сдаюсь. Чтобы завоевать некоторых женщин, требуется время.

Рикард устраивается поудобнее.

— Меня ждёт бессонная ночь. — Говорит он. — В постели с тремя ягодками.

Эту реплику наверное следует считать комплиментом. Но вряд ли она была особенно искренней, потому что уже через минуту граф Рикард погружается в сон, обняв свою архилютню.

Мы лежим в темноте и не можем заснуть. Несмотря на страшную усталость, расслабиться невозможно.

— Петрус, — шепчет Тильте, — ты бы мог сказать, что папа и мама похожи на жуликов и воров?

— Нет, — отвечаю я.

— Ты бы мог сказать, что они одержимы страстью к деньгам?

Здесь мне требуется минутку подумать. Потому что всякий ребёнок хотел бы дать отрицательный ответ на этот вопрос. Конечно же, они были счастливы в те месяцы с норковой шубой и «мазерати», когда деньги лились рекой. Но если рассмотреть это их счастье под микроскопом, то окажется, что в общем-то всё дело было в том, что отец теперь мог, катая моих одноклассников, разгоняться до 260-и или может быть даже до 280-и на прямом участке возле аэродрома. А что касается мамы, то похоже, что она когда-то видела в кино, как взрослые дамы разгуливают по комнате перед камином, завернувшись в меха на голое тело, и теперь ей самой захотелось попробовать.

— «Мазерати», — говорю я, — и норковая шуба. На самом деле им больше всего хотелось, чтобы у других людей было какое-то религиозное переживание. Для них это важнее всего. Деньги — только средство. И не очень удачно выбранное.

— Значит, Петрус, если мама и папа не прирождённые преступники и на самом деле вовсе не такие алчные, разве мы можем поверить в то, что они решили пожертвовать своей работой, домом, детьми, своим каким-никаким именем и репутацией, чтобы добровольно обречь себя на жизнь, в которой их будет разыскивать Интерпол в пятидесяти странах — всего лишь ради нескольких аквариумов со сверкающими камешками, которые им, скорее всего, будет очень трудно продать?

Мы смотрим друг на друга. До настоящего момента мы были так озабочены стремлением понять, что же всё-таки происходит, что никак не могли представить себе всю картину. Но теперь у нас понемногу начинает возникать какая-то ясность.

— И тем не менее они спланировали ограбление, — говорит Тильте. — Но у них должен был быть какой-то другой план, не собирались же они просто сбежать с украденным.

Усталость исчезла, волосы на голове у меня встают дыбом.

— Закон о найденных вещах, — говорю я. — Там должно быть что-то о вознаграждении за находку.

Тут мы оба поднимаемся с постели.

— Если бы им удалось заставить всех поверить, что драгоценности украл кто-то другой. — говорит Тильте. — А потом вернуть их. Тогда можно получить вознаграждение.