Дым осенних костров - Линда Летэр

в самый дальний угол и старался не смотреть на врагов. Его все еще мутило, а тряска усиливала боли.

Шазут внимательно наблюдал за ним какое-то время, а потом достал из тряпья в ящике темную бутыль, сам подошел и ткнул эльфу в лицо:

— Пей!

Судя по недовольному ворчанию банды, это был широкий жест. Наль молча принял предложенное и глотнул обжигающей, горькой нагретой жидкости. Его передернуло; он прижал сжатый кулак к губам под издевательский гогот и зажмурился. Дело не в крепости, как они вообразили. Что напиток напоминал по вкусу, лучше было умолчать. Впрочем, вскоре у него прошла слабость в коленях и даже в голове слегка прояснилось. Менее всего желал он вести беседы с врагами, однако выяснить несколько вопросов было необходимо.

— Что делали вы на лесной дороге? — сквозь зубы спросил он.

— Мы ж не дурни! — хмыкнул жилистый всклокоченный Чуг, задорно скалясь. — Глядим, городишко-то людской давеча весь трясется! Как заладили — Дикая охота! Оранд, Оранд охотился в лесу! Грядут великие напасти!

— Роланд, — непроизвольно поправил Наль.

Чуг неодобрительно блеснул на него глазами, но тут Кучук дал товарищу подзатыльник и бодро продолжил:

— Так мы враз смекнули, какой такой там Лоранд охотился! А ну как тонкохрусты забылись? Вдруг надолго? А мы тут как тут!

Наль отвернулся и через силу стал смотреть на дорогу.

* * *

Громкая речь орков превратилась в ежечасную пытку. Жажда терзала на жаре с небывалой жестокостью, но гордость не позволяла самому просить воды у привычных к условиям врагов. Несмотря на палящее солнце, он был очень бледен. Яркий свет резал глаза, и невольно Наль возвращался мыслями к незавершенному рассказу главаря о гордом пленнике из твайлари, которых за чрезвычайную бледность орки прозвали поганками. Все орочьи прозвища были презрительны и злы, но только оказавшись пленником сам, Наль прочувствовал ни с чем несравнимое ощущение беззащитности перед врагом. Отчаянная жгучая ненависть захлестывала всякий раз, когда Шазут, доставая из-за пазухи украшенный изящной резьбой медальон Лонангара, принимался рассуждать, сколько может стоить Наль, а сколько медальон. Рабы-эльфы ценились в ордах дороже других, переходя уже в разряд редких диковинок, а чем красивее раб, тем больше статуса он придавал своему владельцу. Однако раб мог оказаться непослушным, от него следовало непрестанно ждать подвоха, украшение же, будучи проданным в правильные руки, обеспечивало на какое-то время совершенно безбедную жизнь.

На остановках его отпускали на цепи в ближайшие заросли, а потом волокли, как скот, назад в телегу. Стоило вдали показаться людям, пленника заставляли лечь на пол и накрывали грязной старой рогожей. Звать на помощь было бесполезно; лишь один раз с телегой разминулась достаточно большая и, судя по звукам, неплохо вооруженная группа всадников, но те проскакали галопом, громко переговариваясь и смеясь. Издали Наль успел заметить короткие голубые плащи с белыми крестами. Ему нужно было на западное побережье, банда Шазута же, выйдя на большой тракт, двигалась прямо к северу, увозя пленника все дальше от праздника солнцестояния, Амаранты и судьбоносного военного похода.

Постоялый двор возник у дороги, когда день перевалил за середину. Громогласно подначивая друг друга в предвкушении обеда и отдыха, орки связали пленнику ноги, проверили узлы на руках, толчком уложили на дно телеги и накрыли рогожей. Наль закрыл глаза. Он старался приглушить измучившую его за двое суток дурноту, улавливая малейшие звуки вокруг. Слух эльфа болезненно усилился. Пролетела стрекоза. Вспорхнула в лесу по ту сторону постоялого двора крупная птица. Новый всадник спешился у дверей, откуда несутся голоса постояльцев и звон посуды… К телеге приблизились еле слышные шаги. Ясный, необъяснимо близкий голос говорил на языке франков. Наль скорее угадал, чем понял фразу:

— Добрый человек, сколько миль отсюда до Виллерба́нна? Успею ли до наступления ночи, или лучше переждать здесь?

— Чегоо… — презрительный ответ оставленного стеречь добро орка оборвался, не успев толком начаться. Раздался звук двух ударов — второй о землю. Хуже, чем сейчас, положение обернуться все равно не могло: Наль откинул связанными руками грубую ткань с лица и слабо позвал:

— Эй!

— Друг! — темноволосый загорелый эльф в дорожном костюме заглянул в телегу. От ударившего в лицо солнца перед глазами Наля начали расплываться ослепляющие разноцветные пятна. Он различил изумленные оливковые глаза и колото-резаные шрамы на лбу и щеке. Чайка оживилась, потянулась к незнакомцу мордой через телегу. Вестери мгновенно перерезал веревки небольшим кинжалом. Преодолевая головокружение, Наль спешно нашарил в противоположном углу телеги собственные кинжалы, замотанные в тряпье, шпагу для новых мидгардских порядков и меч с ремнями и закрепил на поясе.

— Давай руку, — зашептал вестери, видя состояние пленника. — У конюшни стоит мой конь. Мы уйдем на одном!

— Не могу, — выдохнул Наль, хватаясь за борт. — Там, в таверне, остальная банда. Главарь украл медальон моего отца, погибшего в Последней Войне. Я не уйду без медальона.

Хотя в отдельных случаях речь шла об излишней привязанности к блеску, в основном причиной трепетного отношения к ювелирным изделиям было восхищение эльфов бесценным даром творчества, продуктом высокого мастерства. Особое место занимали родовые реликвии, чья ценность стояла много выше материальной, и потому, несмотря на вящее безумие затеи, вестери не стал возражать.

Немногочисленные постояльцы и голодные путники были погружены в свои занятия, когда от дверей послышался приятный звучный оклик:

— Господа, чья телега стоит без присмотра? Красивое личико увлекло кучера в сарай, а по дорогам немало лихих людей ездят. Неровен час кто уведет лошадей.

Шазут распознал по голосу эльфа, но тот в свою очередь не мог знать, кому принадлежит замаскированная под крестьянскую телега. Благодушная глупость пошла банде на руку. Орки столь высоко оценили Чайку, что вели со своими лошадьми, не оседлывая и не нагружая поклажей. Они не пожелали отдать ее здешнему конюху, и оставили Зогата сторожить ее вместе с пленником. Однако Зогат оказался скверным сторожем. Пристукнув кулаком по столу, Шазут отправил Гмуда вытащить похотливого недоумка из сарая. Недовольно зыркнув в тарелку, на которой оставались еще замоченные в соусе куски жесткой баранины, тот отправился к выходу, в дверях умышленно задев растерянно хлопающего ресницами эльфа плечом.

Банда с удовольствием заметила, что новоприбывший слегка занервничал, удерживая взгляд на извечных врагах, прежде чем опустился за свободный стол у самой двери и подозвал немолодую и хмурую женщину для заказа. Люди не догадывались, что совсем рядом с ними сидят источники знакомых им с измальства легенд.

— Они там что, — проворчал Шазут, когда эльф, представившийся Налю Дерьеном, получил часть своего заказа, а Гмуд так и не возвратился, — вторую девку нашли, али в очередь встали?