Третья сила - Дмитрий Ермаков

Тут же ударили остальные автоматы. Двое солдат Империи рухнули замертво у стен ВШ. Остальные рассеялись и открыли ответный огонь. Ударил один подствольник, потом второй, но гранаты, к счастью, не причинили никому вреда. Потом со стороны лежащего на боку грузовика заработал «Печенег». Одна из его пуль задела по касательной ногу Шаха, но тот не вышел из боя. Не обращая внимания на рану, он продолжал поливать свинцом залегшего противника.

Силы стали примерно равны. У веганцев имелось техническое превосходство, у сталкеров — численное. Непрерывным огнем Царь, Шах и Самсон не давали врагу высунуться из укрытий. Пользуясь этим, Лис перебежал через открытое пространство и укрылся за опрокинутым газетным киоском. Оттуда он мог вести огонь по врагу с фланга. Несколькими выстрелами Иван вывел из строя пулеметчика. В этот же момент на асфальт упал с простреленной головой Царь — снайпер «зеленых» уложил его из СВД.

«Расстроится Дэн, он его уважал», — мелькнула мысль в голове Рысева. На жалость не было времени. Святослав задействовал свою нехитрую «артиллерию»: выпустил в укрытие снайпера гранату из подствольника. Выстрел даром не пропал — выронив винтовку, стрелок рухнул на асфальт.

Оставался только один веганский солдат. Командир.

Офицер засел очень грамотно и патроны тратил экономно. Огрызался короткими, хлесткими очередями или одиночными выстрелами. Ни Шах и Самсон, ни Лис не могли в него попасть. Шах попытался поменять позицию, чтобы взять врага в клещи, и пуля веганского офицера попала точно в сердце сталкера. Шах упал, конвульсивно дернулся несколько раз и затих. Темное пятно медленно расплылось на асфальте.

«Будет Тигра новую тройку собирать», — подумал Рысев.

Самсонов под пули не полез, остался в укрытии. Громов прекратил огонь. Тогда Святослав начал сам перемещаться ближе к углу жилого дома, откуда можно было попытаться снять офицера. Комбинация казалась простой. Проползти метров сто, потом перекатиться — и вот уже угол здания. Рысев начал движение.

Вдруг стрельба со стороны ВШ прекратилась. Офицер веганцев больше не стрелял.

«Совсем хорошо, — ухмыльнулся Святослав, застыв перед последним рывком, — патроны вышли у гада».

И он сорвался с места.

Чтобы мгновение спустя рухнуть замертво на землю.

Подкрепление, которое поджидал веганский офицер и до подхода которого пытался продержаться, прибыло.

Имперский стрелок, отставший от основного отряда, не только незаметно подобрался с тыла к сталкерам Оккервиля, но и занял удобную позицию. Одним точным выстрелом снайпер уложил Святослава, и тут же, переведя ствол влево, второй пулей оборвал жизнь Гриши Самсонова. Лишь в Ивана Громова попасть он так и не смог — последний выживший сталкер затаился.

Над развалинами Заневского пассажа, ставшими ареной жестокой кровавой бойни, на долгое время установилась мертвая тишина.

Это свидание Сони и Димы начиналось так же, как и все предыдущие. Он как обычно пришел к ней в пять часов вечера. Она встретила его улыбкой, ласково потрепала по волосам. Отодвинулась на край матраса, чтобы Дима мог сесть рядом. Все было, как всегда, и в то же время что-то изменилось. Взгляды, которые Соня бросала на Диму, показались юноше какими-то странными. Прежде она так на него не смотрела.

— Что-то случилось, Сонь? — спросил Дима. Но она не ответила, вместо этого Бойцова заговорила, словно обращаясь к кому-то третьему:

— Хороший матрас ты мне принес, Дим. Сразу видно, подарок от всей души. Мягкий, удобный… Те, что со склада выделяли, рядом не валялись. На циновке, конечно, было бы неудобно, жестко. А тут… Милое дело.

— Я очень рад, — улыбнулся парень, — но к чему ты это?

Соня, однако, продолжала говорить как бы сама себе, не отвечая на его вопросы.

— Про меня мои бывшие много всякого болтают, знаешь. Что я им сама на шею вешалась, что я доступная. Стоит свистнуть — и вот я уже бегу. Знаешь, когда мужики говорят такое про девушку? Знаешь? Только в одном случае. Когда она послала их на три буквы. Надо же хотя бы перед товарищами похвастаться не состоявшимся «полетом». Так вот знай, Дим. Все было наоборот, ровно наоборот.

— Сонь, погоди, — нахмурился Дима; тема беседы ему категорически не нравилась, — мы же с тобой про это уже говорили… Ты же мне сказала, что никогда уже не сможешь родить ребенка. Тогда к чему…

— Эх, Дима-Дима, — покачала головой Соня и нервно рассмеялась, — какой же ты смешной. Для тех, кто ко мне приставал, это наоборот было огромным, прямо-таки гигантским плюсом. А что? Развлекайся, сколько влезет, все равно ребенка не будет. Никакой ответственности, никаких обязательств. Кра-са-та! — Соня расхохоталась во весь голос, но тут же добавила сухо: — Только хрена лысого они получили. Поэтому про меня и ходят такие слухи.

— Между прочим, господин Стасов специально на этот случай придумал наказание: месяц общественных работ в свинарнике, — заметил Митя, вспомнив один из законов общины, касавшийся как раз внебрачных связей.

— Я тя умоляю, — Соня прыснула в кулак. — Думаешь, они боятся Василь Василича?.. Этих кобелей разве что расстрелом испугаешь. Но знай, Димуль, с тех пор, как я вырвалась из логова безбожников, я никого даже в комнату свою не пускала. Ни одного мужика. Я пыталась понять главное: чего они хотят, чего добиваются. Не слова слушала, слова ничего не стоят. В душу пыталась заглянуть. И каждый раз видела одно и то же. Но я дала себе слово: если встречу кого-то… кого-то… не такого, то сделаю его счастливым. Обязательно-обязательно.

— И ты хочешь сказать, — произнес Дима, сглотнув, дрожащим от волнения голосом.

— Да какой там «хочу сказать». Я, кажется, прямо говорю. Эх, дурачок ты мой…

Рука девушки легла Диме на плечо. Ее пальцы поиграли с мочкой его уха, коснулись щеки.

Свет, проникающий через десятки отверстий между листами фанеры, играл на ее стриженых волосах, на груди, на руках.

Со станции доносилась тихая музыка. Кто-то наигрывал на самодельной дудочке.

Сердце Димы билось все чаще. Он не знал, что ему говорить, как поступить. Мозг его оцепенел. Но сердце подсказывало услужливо: «Ничего не говори. Просто доверься ей. Ты же любишь ее?»

— Наверное, это даже будет красиво, — шепнула Бойцова, придвигаясь ближе, чтобы Дима чувствовал на лице ее горячее дыхание. — Может быть, мне даже не будет плохо. А тебе… Тебе будет хорошо. Это я тебе гарантирую. Ну?

И Соня начала медленно, осторожно снимать с себя кофту, подарок Лены Рысевой.

В этот момент, перекрывая нежные переливы флейты, под сводами станции зазвучал дрожащий, срывающийся на визг голос Василия Стасова. Он кричал в мегафон, поэтому слышно было во всех концах «Проспекта», во всех закоулках.

— Внимание! Внимание! На станции вводится военное положение. Всех мужчин прошу немедленно собраться перед Советом! Повторяю: военное положение!

А потом он добавил уже тише, но все равно достаточно громко, чтобы Соня и Дима услышали:

— На улице идет бой. Отряд Рысева уничтожен.

Часть вторая

ЭТО МЕТРО, ДЕТКА!

Глава 1. ПРЕДАТЕЛЬ

Ночь накануне Гришиного первого боевого рейда была самой жаркой, самой безумной, самой волшебной в жизни Лены. Эта ночь могла бы не состояться, но рейд перенесли на сутки.

Они долго откладывали первую ночь любви, ожидая, когда получат отдельное жилье, но в этот раз, зная, что завтра ее возлюбленный не просто уходит на улицу, а отправляется на боевое задание, в разведку, Лена отбросила последние сомнения, забыла про все страхи, раскрепостилась. Раскрылась перед Гришей вся, без остатка. И Гриша ответил ей тем же. Он был так чуток, так внимателен к ней, и в то же время так напорист и неутомим, что Лена не могла уже понять, на земле она или на небе…

Все подходит к концу. Кончилась и эта сказочная ночь. В десять утра Гриша кое-как продрал глаза, встал, оделся и тихо вышел из комнаты. Конечно, он хотел остаться с любимой, но приказ Святослава не терпел возражений.

— В половине одиннадцатого чтоб был на «Ладоге»! — сказал отец Лены.

Предстояла серьезная подготовка к вылазке, проверка снаряжения, оружия. В последний раз, прежде чем закрылась дверь, Гриша полюбовался рыжими локонами его любимой девушки, сладко спящей под мягким одеялом, тихо вздохнул и отправился на задание.

Лена спала.

Ей снились прекрасные, безмятежные сны об их с Гришей совместном будущем. В одних видениях она нянчила одного малыша, в других — сразу двоих. Потом картинка менялась и она видел своего отца, уже совсем седого, но все еще бравого и крепкого, в окружении галдящих внуков. Лена безмятежно улыбалась во сне…

Но вдруг все изменилось. Сон стремительно превратился из идиллии в кровавый хаос, стал страшным, зловещим, пугающим.