Весеннее пробуждение - Т. Браун

Эндрю поджал губы и вилкой указал на ногу:

– Думаю, это очевидно.

– Я не имела в виду твой протез! – снова повысила голос Пруденс. – Что случилось с нами? Ты все еще злишься, что я попросила Викторию о помощи? Или винишь меня в том, что произошло? Почему ты отказываешься поговорить со мной? Мне постоянно кажется, что ты обижен на меня. – По ее щекам потекли горячие слезы. Эндрю повернулся к ней, и Пруденс поразила светящаяся в его глазах боль. – Что случилось? – выкрикнула она.

Его лицо снова стало непроницаемым. Эндрю покачал головой:

– Ничего. Просто… Я гляжу на свой протез и могу думать только о том, как ты побежала к Бакстонам, за моей спиной, словно мы какие-то попрошайки. Словно ты не веришь, что я сам могу со всем разобраться и позаботиться о семье. Когда я на тебе женился, то не знал, что ты будешь так… небрежно относиться к моей гордости. То есть я понимал, что мы принадлежим к разным слоям общества, но никогда не думал, что ты поведешь себя так… подло. И так эгоистично.

Слова упали в разверзшуюся между ними пропасть тяжелыми осколками льда. Пруденс невольно обхватила руками грудь, чтобы защитить себя, но рана уже была нанесена. Она пораженно молчала, пока Эндрю с трудом поднимался со стула.

– Я не голоден. Пойду прилягу.

Пруденс начала вставать, но Эндрю замахал на нее рукой:

– Нет, не надо. Я сам справлюсь.

Она уставилась на свою тарелку, не в силах смотреть, как он медленно, мучительно ковыляет в спальню. Ребенок внутри затрепетал, словно чувствуя ее настроение. Несколько минут Пруденс прислушивалась к издаваемым Эндрю звукам, но вскоре в квартире повисла такая тишина, что было слышно тиканье часов на каминной полке.

Виктория стояла на носу парома. Вдалеке виднелись силуэты британских и французских кораблей, охраняющих заветную полоску воды между Кале и Дувром. Присутствие кораблей придавало уверенности. Работа во Франции закончилась, и Виктория с радостью возвращалась домой. С нее хватило крови, грязи, отчаяния, постоянного, вибрирующего страха, который пронзал ее каждый миг, и сознания, что мужчины под ее опекой умирают и она сама может умереть в любую минуту. Каждую ночь Глэдис плакала перед сном, и хотя Виктория ее не винила, она не могла к ней присоединиться, иначе ей уже не удалось бы остановить рвущийся наружу крик.

Но боль причиняли не только страдания Глэдис, сильнее всего ранили мужские слезы. Тихий плач, вызванный болью, потерей конечностей или смертью товарищей, истекших кровью в шаге от них. Виктория держала их за руку и давала возможность выговориться, хотя прекрасно знала: если бы им довелось встретиться в обществе, солдаты никогда не позволили бы себе подобных грубостей и безобразных подробностей. Но здесь, лежа на железных койках и слушая мучительные стоны других раненых, они нуждались в исповеднике. Поэтому удивительно спокойным голосом делились с ней невообразимыми картинами, которые представали перед ней всякий раз, стоило Виктории закрыть глаза.

Она боялась, что никогда не сможет от них избавиться.

Ко всему прочему добавлялась постоянная тревога за Кита. И эта тревога прогрызала желудок, как застаревшая язва.

Кавалерственная дама Фурс и остальные добровольцы сидели в каютах. Без сомнения, они решили, что Виктория сошла с ума, раз добровольно вышла на продуваемую бодрым бризом палубу, но за последние месяцы она провела слишком много времени в помещении. Ей требовался свежий воздух, чтобы сдуть затянувшую разум паутину.

Конечно, уход за ранеными приносил и положительные эмоции. Сестры милосердия Красного Креста научились ценить менее квалифицированных добровольцев за то, что те могли дать пациентам. Викторию особенно любили в госпитале, ведь она не только прекрасно выполняла свои обязанности, но и читала раненым отрывки из романов и стихи, коих помнила огромное количество. И благодарность этих людей наполняла ее сердце нежностью.

На горизонте показались белые утесы Дувра, и сердце Виктории забилось быстрее. Ей хотелось поскорее оказаться в своей квартире, в окружении друзей. Снова начать работать в госпитале, где мужчины поправлялись, а не умирали. Присутствовать при рождении Горация и навестить на выходных Саммерсет, семью и няню Айрис.

А еще ей хотелось быть там, где Кит сможет ее найти. Виктория проплакала целую вечность, затем несколько дней пылала желанием плевать на землю, по которой ступали его ноги, но в конце концов поняла, что лучше остаться ему верным другом, пусть и на задворках новой жизни, чем совсем потерять его. Кто знает, может, она заслужила подобную судьбу тем, что скверно обращалась с ним. Лишь бы Кит вернулся домой живым, и неважно, в кого он влюблен. Вернее, важно. Но лучше знать, что он принадлежит другой, чем потерять навсегда. Хотя видеть его с чужой женщиной будет больно. Виктория задумалась, называет ли он свою возлюбленную шалуньей и цитирует ли ей отрывки из стихов, затем встряхнула головой, чтобы избавиться от мрачных мыслей, и плотнее запахнула пальто. Поднимался ветер. Она опять всмотрелась в горизонт – утесы становились все ближе. У нее снова появилась твердая уверенность, что она возвращается домой иным человеком, совсем не похожим на молодую женщину, оставившую родные берега. Год назад она мечтала стать ученым, но после заключения в Хэллоуэй решила заняться преподаванием. Она страстно стремилась к независимости, к приключениям. А сейчас Виктория возвращалась из самого грандиозного, как она надеялась, приключения в своей жизни, и все, чего ей хотелось, – это оказаться рядом с любимыми людьми и знать, что они в безопасности. Как же она изменилась.

С другой стороны, в Англии, да и во всем мире, не осталось женщины, которую бесповоротно не изменила бы эта война.

Когда поздно вечером Виктория добралась до своей квартиры, она с трудом стояла на ногах.

– Сюзи? – крикнула она из прихожей.

Дом встретил теплом. Стоял конец марта, и от свежего ветра и холода на улице пощипывало щеки.

Виктория велела шоферу такси оставить чемодан на верхней ступеньке лестницы, расплатилась и заперла за ним дверь.

– Сюзи! – снова позвала она.

Служанка выскочила из запасной ванной комнаты.

– Прошу прощения, мисс, я как раз чистила ванну и не услышала вас за шумом воды. О, слава богу, вы дома! – Она бросилась Виктории на шею, и та почувствовала, как за шиворот капает вода с мокрой тряпки.

– Сюзи, я сейчас вся намокну! Что случилось?

– С мисс Пруденс беда! Роды начались раньше срока!

У Виктории кровь застыла в жилах. Она порывисто развернулась к двери, но Сюзи поймала ее за руку:

– Она не дома, мисс. Мисс Элинор повезла ее в больницу. Она сказала, что-то не так.

– В какую больницу?

– Мисс Элинор не сказала. Она позвонила по телефону и велела передать вам, что забирает Пруденс в больницу, чтобы ее осмотрел доктор.

Глаза Сюзи сделались круглыми, как блюдца, и Виктории захотелось хорошенько ее встряхнуть.

– Почему ты не спросила, куда они едут и в чем проблема? – выкрикнула она.

Лицо Сюзи сморщилось, и Виктория от души прижала ее к груди.

– Прости, ты ни в чем не виновата. Просто я расстроена.

Она пыталась думать, но страх парализовал мысли. Что, если с Пруденс что-то случится? Она не переживет этого.

Сюзи кивнула и взяла ее пальто:

– Хотите чашку чая или что-нибудь перекусить? Вы же, наверное, проголодались?

Рвение в голосе служанки явно давало понять, что она готова на все, лишь бы отвлечь Викторию от волнений.

– Не откажусь от чая, – сказала Виктория.

Сюзи направилась в кухню, но по дороге остановилась:

– Как думаете, мисс, с Пруденс все будет хорошо?

Виктория кивнула, но свернувшийся в животе клубок страха твердил об обратном.

– Конечно. У Пруденс отменное здоровье. Слушай, у меня идея. Сейчас я выпью чая, согреюсь, а потом ты научишь меня готовить мое любимое лимонное печенье. Отнесем его Эндрю и Пруденс, когда родится ребенок.

Сюзи закивала и заторопилась на кухню, а Виктория прошла в гостиную. Закрыла лицо руками и сосредоточилась на дыхании. Она не чувствовала признаков наступления приступа астмы, но размеренные вдохи и выдохи помогали успокоиться.

В какую больницу Элинор могла увезти Пруденс? И как они туда добрались? Виктория, протянув руки к огню, сосредоточенно размышляла. Сюзи принесла чай, и Виктория рассеянно поблагодарила ее.

Служанка уже направлялась к двери, когда Викторию посетила неожиданная мысль.

– К дому Пруденс Элинор подвозил шофер?

– Кажется, да. Мисс Элинор сегодня ужасно устала, но хотела перед сном навестить Уилксов. Скорее всего, она вызвала шофера.

Виктория ринулась к телефону. Перед отъездом во Францию она оставила автомобиль и шофера в распоряжении Элинор. Медсестра столько сделала для нее, что Виктории хотелось хоть как-то ее отблагодарить.

Виктория набрала номер телефона, который, к большому неодобрению дяди, установила в квартире шофера, и взмолилась о двух вещах: чтобы кто-то поднял трубку и чтобы этот кто-то знал, куда поехала Элинор. Гудки шли долгой чередой, и Виктория уже отчаялась, когда на том конце провода ответили: