День цветения - Ярослава Кузнецова

Я, стараясь не наступать на слабый пунктир следов, подбежала к Герену.

— Ты что-то видишь? Да?

Герен выбрался из проема. Лицо у него застыло.

— Он там.

— Где?

— Там, внизу, на крыше сарая. Его столкнули.

— Ладален? Не может быть! Пусти меня!

Но Герен пресек мои попытки влезть между зубцов.

— Альсарена. Не надо на это смотреть.

— Пусти! Пусти! Он еще жив! Ему можно помочь!

Куда там! Герен, конечно, не такая громадина, как Имори, но тоже не из маленьких. Он просто зажал меня помышкой. В борьбе я выронила совок.

— Беги за людьми, Эрвел, — велел он, — пусть принесут лестницы и веревки. Тот сарай, что прямо под башней. И пусть ломы захватят, он, скорее всего, примерз.

Эти "ломы" меня добили. Я как представила себе, что тело моего родственника будут отковыривать от сланцевой кровли железным ломом, будто кучу смерзшегося навоза…

И я сразу поверила, что он — там, и он давно мертв, как и дядя Невел. Невел? Я вытаращила на Герена глаза.

— Невел… Теперь — Ладален?

Мой неофициальный жених кивнул:

— Господин Невел Треверр убит. Не кабаном.

— А кем?

— Узнаем.

Эрвел уже убежал, а внизу, под раскрытым люком, тихонько поскуливал Ун. Расстроенная Редда подошла к нам.

— Господи… за что? Кому это надо?

— Если мы узнаем, за что, мы узнаем, кто убийца.

Я всхлипнула. Не то, чтобы я вдруг ощутила горечь утраты, просто близость крупного взрослого мужчины пробудила во мне какие-то совсем детские эмоции. Остро захотелось родительского тепла и участия. Герен, видимо, это понял, и не стал выпускать меня из рук. Наоборот, прислонил лбом к просторной своей груди, и сказал:

— Ну, ну, детка. Все будет хорошо.

Честнее, конечно, было все это прекратить, но так приятно быть слабой! Я не стала прекращать.

— Второй человек — убийца, — размышлял вслух Герен, — скорее всего, он шел следом за жертвой и накинулся на нее сзади, когда та высунулась между зубцов. Вернее, не накинулся. Хватило одного толчка в спину.

— Он ударил совком для углей! — догадалась я. Герен поднял орудие убийства и покачал головой.

— Вряд ли. Здесь никаких отметин. Впрочем, совку не место на верхушке башни. И Ладалену не место… зачем он сюда явился? Если его заманили, то как? И как к этому делу пристроить Невела?

— Одни следы Ладалена, другие — убийцы, — вставила я, — пусть Редда понюхает его следы и ищет. Ладалена же она нашла.

— Убийца явно использовал вещество, отбивающее запах. Собаки ничем не смогут нам помочь.

Со двора раздались крики и шум. Пришли люди с ломами. Герен легонько подтолкнул меня к люку.

— Альсарена, детка, иди вниз. Я тут еще похожу, посмотрю. Может, что-нибудь найдется. Мы с Реддой потом к вам спустимся.

Я оглянулась с порога.

— Герен.

— Что, дорогая?

Я потопталась на краю дыры.

— Ну… зря ты со мной связался. Одни неприятности.

— Альсарена, — он грустно усмехнулся, — я связался не только с тобой. Я связался с твоим отцом. Давным-давно. Выкинь из головы всякие глупости.

Я вздохнула и выкинула всякие глупости из головы.

Тот, Кто Вернется

"— Жизнь — вне опасности, — прохладная рука Лапушки ласково гладит мой лоб, — Можешь больше не бояться.

Гатвар что-то бурчит из угла, а Лапушка наклоняется ко нме:

— Как чувствуешь себя, парень?

— Хорошо, — выговариваю я. — Тепло.

— Это — жар. Но кризис уже позади. Вот тут, на столике, питье, давай ему раз в полчетверти, а эти пилюли — три раза в день. Перевязки буду делать сама.

Гатвар снова невнятно бурчит.

— Ну, все. Пока, парень, — еще раз касается моего лба и пропадает.

А я лежу на мягком-мягком облаке, укрытый теплым-теплым туманом. Облако чуть покачивается, как лошадь на легкой-легкой рыси. Я не умру, родные. Лапушка — авторитет, второй человек после самого Косорукого. Все так, как ты сказал, дядя. Не будь у меня за спиной вас, может, я и умер бы. Но вы — ждете. Я не могу обмануть вас. Я не человек. Я — нож в броске. А железо не умирает. Мне нельзя умирать. Я же говорил, отец, еще когда ты был живой, я — здоров. Здоров и очень вынослив. Зря ты за меня боишься…

— Не могу больше, — пробивается из ниоткуда чей-то голос, хриплый, измученный, — Мы здесь уроки учим, порицания-поощрения хватаем, а вы… — голос прерывается.

Странный звук — словно воздух выходит из пропоротого бурдюка. Я пытаюсь понять, что происходит, но подняться не могу — теплый туман давит на грудь ремнем фиксации. Косорукий на тайных наших занятиях рассказывал, как правильно крепить ремни фиксации, чтобы не тревожить рану…

Другие звуки — что-то во что-то наливают. И — пьют, жадно и гулко глотая. Наконец мне удается повернуть голову, и я вижу человека у стола. Перед ним — бутылка, в руке у него — кружка, лицо белое с зеленцой, под покрасневшими мутными глазами тяжело набрякли мешки.

— Я бы попробовал сам, — говорит он, — Но у меня нет шансов. Так он сказал, Проверяющий. Смешно, да? Я ведь даже против двоих "псов" — "мешок". Я — "мешок", понимаешь? Он сразу сказал, что вся надежда на Малыша. Что я слишком стар, чтобы всерьез чему-то научиться. Они ведь до двадцати в Армию свою принимают. Так что ты поздно хотел отправлять сюда Дагварена…

Это — Гатвар, доходит до меня. Я никогда его таким не видел. Он… Он — пьян! "В зигзаг", как говорят каоренцы…

— Ты ведь знаешь, — шепчет Гатвар, — Ты еще тогда знал, зачем я ползал в ногах у них, врал, что — повар, что ни при чем, зачем унижался и скулил. Вы все знали, вы поняли, вы же помогли мне… Мы так и не простились, Лар, и клятву я принести не мог, какая к дьяволу клятва без Лица, но ты знаешь, ты же видишь… — лицо его жалко кривится, снова этот звук…

Гатвар плачет. Гатвар.

И мне делается холодно. Очень-очень холодно. И пусто.

В глубине себя я понимал, что пришлось ему сделать, чтобы выйти живым из Большой залы Орлиного Когтя. Но — по-детски, глупо, — надеялся, что он смог убежать, спрятаться, притвориться мертвым… А как он мог убежать, как мог спрятаться, когда донжон оцепили по периметру?!.

Он Потерял Лицо. Из-за меня. Он просил пощады. И Мельхиор Треверр отпустил его. Потому что гирот не может притвориться, что теряет Лицо. Он его действительно теряет. И вы, родные, вы могли не брать в руки оружия, и сохранить свои жизни. И остаться навеки неприкаянными тенями без Лица, и никогда-никогда не вернуться. Сущие не могут позвать того, у кого нет Лица. У Неуспокоенных все же остается надежда…

Герен Ульганар

Он сам нашел меня.

— Тебе не кажется, командир, что сегодня твой приказ пахнет совсем нехорошо?