Суворов - Вячеслав Лопатин

Совместное путешествие глав двух империй не осталось незамеченным. Англия, Пруссия и Швеция усилили свои интриги при дворе султана, но главным противником России в Константинополе представлялась Франция, приславшая в Турцию своих советников — обучать янычар европейскому строю, укреплять фортификацию и строить новые военные корабли.

Сегюр в своих поздних записках утверждал, что Потемкин, в отличие от проявлявшей сдержанность императрицы, хотел войны, чтобы получить высшую степень ордена Святого Георгия. Документы же говорят о том, что Потемкин после неурожайного года с большим трудом пополнял хлебные «магазей-ны» закупками в Польше и хлебородных губерниях России. Его грандиозная строительная программа в Северном Причерноморье нуждалась в мире. Имея от императрицы полномочия давать указания российским дипломатам, он требовал от Булгакова еще на год-два сохранить мир с Портой. Князь был готов пойти на удовлетворение значительной части требований, выдвигаемых в Константинополе сторонниками войны.

Разрыв произошел в августе, а пока путешествие продолжалось. 17 мая императрица и ее спутники покинули Херсон и держали путь в Крым, сказочную Тавриду. Накануне отъезда из Херсона императрица делится впечатлениями от увиденного в письме Брюсу: «Здешний край чрез десять лет будет из изобильнейших… здешний край есть земной рай».

На подходе к Перекопу царский поезд встречали казаки — три с половиной тысячи донцов во главе с войсковым атаманом А.И. Иловайским. Были устроены показательные маневры, вызвавшие неподдельное восхищение австрийского императора. В Крыму карету императрицы окружили татарские всадники, полторы тысячи отборной конницы под начальством бригадира Ивана Горича Большого, родом черкеса. Снова взрыв удивления: вчерашние враги конвоируют карету российской императрицы!

На длинном спуске к Бахчисараю лошади понесли. Иосиф и принц де Линь, сидевшие в карете напротив Екатерины, восхищались силой ее характера: на ее лице не промелькнуло и тени беспокойства. Татарским наездникам удалось на полном скаку перехватить лошадей и спасти высоких гостей.

В самом Бахчисарае путников встретило мусульманское духовенство во главе с муфтием. Гости остановились в бывшем ханском дворце. Мечети и дома освещались иллюминацией. Во время одной из прогулок император и граф Сегюр признались друг другу, что увиденное напоминает сказку «Тысячи и одной ночи»: русская императрица спокойно отдыхает в столице ханства, наводившего в течение столетий ужас на Россию и Польшу.

Двадцатого мая статссекретарь Храповицкий заносит в дневник слова Екатерины: «Говорено с жаром о Тавриде: "Приобретение сие важно; предки дорого бы заплатили за то"». На следующий день Екатерина пишет в Москву Еропкину: «Весьма мало знают цену вещам те, кои с уничижением бесславили приобретение сего края. И Херсон, и Таврида со временем не токмо окупятся, но надеяться можно, что если Петербург приносит осьмую часть дохода империи, то вышеупомянутые места превзойдут плодами безплодные места».

Двадцать второго мая царский поезд прибыл в Инкерман — небольшую деревушку на высоком берегу Ахтиарской гавани. Во время обеда в путевом дворце по приказу Потемкина упали шторы на окнах — и гости увидели белокаменный Севастополь, прекраснейшую гавань и стоящий в ней флот! Это была кульминация путешествия.

На обратном пути, расставшись с императором, Екатерина прибыла в село Блакитное на Полтавской дороге в 70 верстах от Херсона. Здесь во главе шести полков государыню встречал Суворов.

Как записано в камер-фурьерском журнале, 8 июня на Полтавском поле «под предводительством генерал-аншефа и кавалера князя Юрия Владимировича Долгорукова все конные полки маршировали мимо ставки Ея Величества. А напоследок в присутствии Ея Императорского Величества всё войско, имея 40 орудий полевой артиллерии, атаковало неприятеля пред собою поставленного, причем во всех движениях доказало совершенное устройство и похвальную расторопность». На кургане, прозванном в народе «Шведской могилой», рядом с императрицей стоял Потемкин в окружении генералов, свиты и знатных иностранцев. Торжество на поле русской славы должно было подтвердить преемственность политики Екатерины II, идущей по стопам Петра I.

О своем участии в полтавских маневрах Суворов не упоминает. Скорее всего, он внес лепту в подготовку войск, но честь их показа Екатерине выпала на долю князя Ю.В. Долгорукова, произведенного в генерал-аншефы ранее его.

В тот же день государыня повелела: «Сенату заготовить похвальную грамоту с означением подвигов Господина Генерал-Фельдмаршала Князя Григория Александровича Потемкина в присоединении Тавриды к Империи Российской, в успешном заведении хозяйственной части и населении губернии Екатеринославской, в строении городов и в умножении морских сил на Черном море, с прибавлением ему наименования Таврического».

Красноречивее всех свидетельств о великом созидательном подвиге на юге говорит изменение численности населения Азовской и Новороссийской губерний, входивших в Екатеринославское наместничество: с 1777 по 1787 год она увеличилась с 200 тысяч до 725 тысяч человек обоего пола. Потемкин сделал на юге больше, чем Петр Великий на севере.

Три десятилетия спустя Сегюр в своих «Записках» рассказал о путешествии, больших маневрах в Кременчуге и полтавском торжестве. Однако камер-фурьерский церемониальный журнал, фиксировавший всё происходившее при высочайшем дворе, о «кременчугских маневрах» не упоминает. Очевидно, за давностью лет впечатления от тамошнего смотра войск слились с впечатлениями от полтавских маневров.

По горячим следам Сегюр дал высочайшую оценку увиденному во время путешествия. «Я с большим удовольствием опишу… все те великолепные картины, которые Вы нам показывали, — писал он Потемкину 25 августа 1787 года. — Торговлю, привлеченную в Херсон, несмотря на зависть и болота; чудом созданный в два года флот в Севастополе… и ту гордую Полтаву, где Вы с такою убедительностью мощью 70 баталионов отвечали на те нападки, которым подвергалось Ваше устроение Крыма со стороны невежества и зависти. Если мне не поверят, то это будет Ваша вина: зачем Вы сделали столько чудесного в столь короткое время, ни разу не похвалившись, пока не показали всего разом?!»

Поверив поздним мемуарам Сегюра, Николай Полевой, самый популярный биограф Суворова в XIX веке, заявил, что «в Кременчуге Екатерина любовалась маневрами войск, предводимых Суворовым». Полевой вообще весьма вольно обращался с документами (которые, к слову сказать, были еще малоизвестны) и предпочитал им устные предания.