Книга четвертая. Корректор реальности. - Олег Языков

Но тут в тыл немцам ударили наши танки! Они этого совершенно не ожидали. Мы тоже… Потому, что около нас встал разрыв 76 мм снаряда. Кто-то из танкистов Болховитина наш красный флаг и не рассмотрел. А мы стояли… И пока наш танк наберет скорость – его сожгут. Как два пальца об асфальт.

Поэтому я заорал: "Все из танка!!"

Вылетели мы из "тройки" как дробь из ружья! Благо – люков на всех хватает. И не зря – следующим снарядом наш трофей пробили в борт. Андрей заорал: "Знамя!", Каптенармус заорал: "Мой пулемет!", а я заорал: "Лежать, паразиты! Лежать! Щас рванет!"

И мы уткнулись носом в землю. Однако взрыва мы не услышали. Нет, взрывы были, хлопали танковые пушки, стрекотали пулеметы и мотоциклы. Бой-то еще шел! Но близкого взрыва от нашего танка просто не было…

Мы все осторожно вытащили клювы из травы, посмотрели друг на друга, и, медленно и аккуратно, подняли головы вверх.

Наша бедная "тройка", дымя, стояла метрах в десяти-двенадцати. На башне красным столбиком стоял покосившийся и обвисший флаг пионерской дружины. Первым к танку сорвался Андрей. Он птицей взлетел на броню и, обломив древко, сорвал флаг. Тут, с низкого старта, вперед рванул Каптенармус. Глаза его подозрительно блестели. Мы с Дедом посмотрели друг на друга, вздохнули, поднялись, сбили рукой пыль со штанов, и не торопясь побрели вперед. Я вдруг вспомнил, что где-то в танке валяется мой автомат. А Дед ничего не забыл – винтовка была с ним. Когда только успел…

В общем, залезли мы на броню почти к финалу боя. И смотрели его, как из театральной ложи, прячась за башней дымящего немецкого танка.

Особенно мне запомнилось то, как таща за собой длинное полотнище пламени, беспрестанно паля из пушки, мчался на врага наш танк. Экипаж вел бой до конца. До своего конца… Горящий и стреляющий танк вдруг вспух клубом черно-оранжевого дыма и погиб… Как мы узнали потом, это был танк командира полка Николая Дмитриевича Болховитина…

К темноте с разбитой и окруженной группировкой немцев было покончено. Наши прочесывали поле боя, извлекая изо ржи офицеров штаба 11-й танковой дивизии и трясущихся, подавленных солдат.

На окраину Дубно передовые отряды сводной группы вошли уже в полной темноте. Бои в городке еще шли. С северо-востока, от кладбища, доносился неутихающий треск пулеметов. Всю ночь наши бойцы вели бой с фашистами. Но участь их была уже решена. Танкисты группы бригадного комиссара Попеля разгромили немецкие тылы и базу снабжения в Дубно.[7]

Глава 8

Мы брели по пустым и узким улочкам Дубно в полной темноте. Казалось, городок испуганно замер, затаился. Маленькие домишки со страхом смотрели на нас из темноты слепыми, черными окнами. Еще бы… пережить стрельбу наших танков на улицах, а потом еще и немецкий артналет. Тут кто хочешь испугается. Где-то длинными очередями захлёбывались беспокоящим огнем немецкие "МГ-34". Изредка взлетали ввысь и, теряя свет и саму свою короткую жизнь, огненными каплями рассыпались и падали вниз белые осветительные ракеты.

Начальство сводной группы о нас, видимо, позабыло. Точнее – не так. Оксен уж точно не забудет… Не та школа. Просто с потерей трофейного танка мы стали как бы невидимками. Затерялись, растворились среди нескольких тысяч бойцов группы. Все были заняты делом – напряженно копали окопы, траншеи и укрытия, выкатывали трофейные пушки на заранее присмотренные противотанковые позиции, закапывали захваченные в Дубно неисправные немецкие танки в землю. Да, танкисты Попеля захватили более сорока танков. Большая часть, штук тридцать, была на ходу. Сейчас их усиленно изучали безлошадные экипажи, готовясь утром идти на них в бой. Остальные пытались привести в порядок. Совсем уж убитые машины превращали в ДОТы.

Были развернуты полевые кухни. Кормили запасливо прибранными при разгроме колонн консервами, макаронами, горячей кашей. Даже хлеб ухитрились испечь из захваченной на станции Птыча муки. Крестьянки, скорее всего, помогли.

А вот нас не кормили. Точнее – мы не знали, к кому прибиться, чтобы получить полный котелок восхитительно пахнувшей гречневой каши с колбасным фаршем из трофейных немецких консервов. Обошлись своими внутренними резервами. Маленький костерок горел в разбитом снарядом или крупнокалиберной миной домике, от которого осталось лишь две стены углом. Да и костерок-то нам был не особо нужен. Мои бойцы дружно скребли ложками по вздутым банкам с рыбными консервами. Нет, они вздулись не от того, что пропали. Они вздулись от того, что я их разогрел с помощью своих клубочков. Я посмотрел на ломкую, хваченную высокой температурой этикетку. "Тефтели рыбные", Мурманск, 1940 год… ГОСТ… Цифры я не стал читать.

Да-а, Мурманск… Сам я туда на практику не попал – родители уехали на курорт, а я устроил себе курорт дома. Молодость, сами понимаете… Ну и доотдыхался! Так, что когда мне месяц спустя в деканате сказали, сколько и чего нужно сдать, чтобы выйти на экзамены, я понял – Советская Армия только что приобрела своего нового бойца… Так оно и случилось. А вот мои друзья по Рыбвтузу поехали на практику. Кто куда – и Север, и Дальний Восток, и Черное море. Рассказывали потом – я ржал! Как в Мурманске в рыбном порту стройными шеренгами стояли девушки нетяжелого поведения, встречая грузно сидящие в воде БРМТ,[8] как набитые деньгами за успешные полугодовые рейсы рыбаки гудели в кабаках. А мои друзья летали попить пивка в Ленинград и снимали девочек из кордебалета в Риге, под бальзамчик с кофе. В порту ведь вахта не как в море – четыре через восемь. Сутки отстоял – двое суток свободен. Вот и летали. А что вы удивляетесь? Тогда из Мурманска до Ленинграда билет на самолет стоил рублей 16–17, не помню точно. Около двадцати рэ – и ты в Риге. Причем – к самолетам мы ходили свободно, до трусов никого не раздевали, стельки из туфель не вынимали. Что самолет, что трамвай – примерно одинаково. Захотел – сел и поехал. Или полетел. Билеты-то дешевле некуда. Даже студентам по карману. Мы в институте перед 8-м марта посылали гонцов в Минводы. На крыльях любви. Аэрофлотом, значит. Сгоняйте, мол, ребята, купите цветочков девушкам! Там, в Минводах, выбор цветов был побольше, а стоили они подешевле.

А вот девушки – это да-а! Затратная статья! Один мой знакомый после возвращения из полугодового рейса поменял ночь любви в Риге на денежный эквивалент автомобиля. Но, как он говорил, оно того стоило. Солистку кордебалета выбрал! Что с него взять, с кобеля?! Рыбак вразвалочку сошел на берег!

— Тур! Ты что лыбишься?

— Да так… Вспомнил кое-что… давно забытое. Ну, поели? Давайте укладываться. Андрюха, ты, как молодой, на часах!