Гроза над Миром - Венедикт Ли

Пини опрометью бросается прочь и скрывается в боковом коридоре.

Выжившему из ума вонючему старому козлу, Ваге. Ты…

Письмо Наоми было бессодержательным и преследовало только одну цель: унизить, оскорбить. До всего ей было дело. До его возраста, не угасшей мужской силы, спокойной манеры принимать удары судьбы, его проявлений щедрости… До всего! Издевалась она в выражениях самых низких и грязных. Заканчивалось послание выражением надежды на его скорую смерть и намерением сплясать джигу на его могиле.

Командиру «Громовержца» Н. Вартан.

Письмо твое получил. Не могу обещать, что посягательства на твою жизнь прекратятся. Положение таково, что я не контролирую вполне своих людей в их отношении к тебе. Наше с тобой примиренье, думаю, невозможно — по сходной причине с обеих сторон. В жизни можно делать все, что хочешь, если готов отвечать за последствия. Поэтому, поступай по своему разумению, неважно, одержишь ли верх или нет. В. Картиг 17.7.27, Вагнок

«Громовержец» остановился на день у Ганы и принял на борт десант. Затем дозаправился и пополнил боезапас в Норденке и продолжил путь на подмогу Арни. Джено с его сборной солянкой из опехотившихся матросов, фанатичных бойцов из бывших чистильщиков и хилой поддержкой Габа с остатками флота — устоять не смогут. Вага понимал это отчетливо, и последние дни носил при себе яд. Он ни о чем не жалел. Хорошие были годы, но все имеет привычку приходить к концу.

Влияние его пало так низко, что он почел за благо не отдавать больше никаких приказов. Достаточно хоть кому-то проигнорировать очередное распоряжение первого адмирала — и великий Вага больше не вождь. Вдобавок ко всем неприятностям по Вагноку стали расходиться листки с насмешливыми рисунками. Самый безобидный из них изображал первого адмирала, улепетывающего, не успев натянуть штаны, от виднеющегося на заднем плане «Громовержца». Следом с кислой миной спешила Бренда с ночным горшком наготове.

Мальчишку, ночью пробравшегося ко входу в сад, схватила охрана. Он успел наклеить несколько мерзких картинок по обеим сторонам арки, остальные нашли у него в сумке. Вага не стал устраивать разбирательства, а велел охранникам отрубить пацану обе руки и выбросить его, истекающего кровью, в море.

Гонец прибыл поздним вечером, его шатало от усталости, стикс его лег сразу же, как освободился от седока и теперь жадно лакал воду из низкого чана.

КОММОДОР ДЖЕНО ДОКЛАДЫВАЕТ. ТРЕТЬЕГО АВГУСТА С.Г. МНОЮ ЗАХВАЧЕН ФЛАГМАН МЯТЕЖНИКОВ «ГРОМОВЕРЖЕЦ» И ПЛЕНЕНА ИХ ГЛАВАРЬ НАОМИ ВАРТАН.

14. ПОСЛЕДНИЙ ПОХОД

Она лежала в ванне с горячей, пахнущей хвоей водой. Это была ее ванная, в ее роскошной квартирке, предоставленной когда-то первым адмиралом своей спасительнице. Но, странное дело, Наоми не могла вспомнить, как снова очутилась здесь. Даже как раздевалась и входила в воду. И кто готовил ей купание? Ни Тонки, ни Пини… Она что, одна в Гнезде с его сотней комнат?

Послышались шаги. Бренда вошла спокойно, молча достала нож.

— Не рыпайся.

Наоми не успела ни опомниться, ни почувствовать боль. Острое как бритва лезвие разрезало вдоль ей вены на обеих руках.

— Теперь ноги.

Снова сверкнуло лезвие. Бренда повернулась и вышла. Вода в ванне розовела, смешиваясь с ее, Наоми, кровью! Затем приобрела глубокий красный цвет. Собрав силы, Наоми приподнялась, вцепившись в край ванны руками, с ужасом глядя на свои окровавленные запястья.

И проснулась от собственного крика. Темнота каюты, легкая качка… К утру «Громовержец» войдет в Чертово горло, чтобы решить судьбу кампании. Последние дни Наоми упивалась собственным могуществом. «Громовержец» весь пропах мужским потом, этих парней вела она в решающий бой. Отчего же сбылось проклятие Бренды: приходят по ночам страшные сны?

Болезненно-бледное вставало солнце. Берега, левый — близкий, правый — чуть видный неспешно уползали назад, по мере того, как «Громовержец» все глубже входил в Чертово горло. Сердце теснила смутная тревога.

— Скорее бы, — вырвалось у Наоми.

Она стояла рядом с Файдом на мостике, напряженно вглядываясь в покрытый чахлым леском левый берег. Деревья с судорожно искривленными стволами тянули вверх поднятые в муке руки ветвей. Неприятное место.

Файд не успел ответить. Удар картечи по прикрывавшим мостик броневым щиткам отозвался оглушительным звоном. Стреляли с левого берега. Наоми, вздрогнув, выругалась.

— Извините меня… Что… Файд!!!

Он попытался ответить ей, но глаза его потускнели и, через секунду, еще не начав падать, он был мертв. Маленький кусочек свинца прошел сквозь узкую смотровую щель и попал ему в грудь между пятым и шестым ребром, пробив сердце. Мгновеньем раньше или позже он пролетел бы мимо… Какие нелепые случайности определяют порой: жить тебе или нет.

Файд повалился вперед, Наоми подхватила его, удерживая, и на ее груди тоже расплылось красное пятно. Не ее кровь. Файда. «Прощай. Зачем мы живем, если так нежданно уходим?» Глаза ее были сухими. Некогда горевать. Придется преподать повторный урок, если пример Тира ничему не научил.

Зачем поспешили, спрашиваете? Гром стоял, словно весенняя гроза. Такая канонада. Или бежать без оглядки, или выказать любопытство. Заявились мы и чуток глаза выставили. Уж тишина настала. Берег перепахан, смотреть страшно. Она чокнутая, говорю вам. Сразу подумал. И, пожалуйте, доказательство. В пятистах метрах от берега «Громовержец» — крепко приклеился на камнях.

Он и в таком виде был — не скушать. До поры.

Как лопухнулись? Неведомо. Одно видно: прошли, снесли берег огнем и въехали в банку на полном ходу. Носа мы не казали, но они снова открыли огонь, ну, прям видели нас. Много ребят полегло от такого нежданного облома. Стихло, я выполз из дерьма и опять выставил гляделки.

Плавучая дорожка уже развернулась и ганская пехтура гуськом, да быстро-быстро сваливала на берег. Мы давно просекли, что пройдет меньше полусуток, и они побегут с борта, как тараканы из чайника. А вышло еще скорее. Огонь возобновился, но били вглубь — чистили десанту путь. Мы сидели тихо, держались за челюсти, чтоб зубы не стучали. Так протикало времени достаточно, чтобы вода стала помалу прибывать, и мы увидели, что «Громовержец» сидит уж больно глубоко, да и крен дал заметный. Пропоролись.

Десант ушел, и, верьте, не хотелось нам с ними встречаться. Пусть катят, куда хотят — места здесь гиблые. Огонь прекратился насовсем. С борта дернули все, кто оставался. Течение усилилось и дорожку корежило — вот-вот опрокинет. И тут я увидел ее. «Форсо кинэй!» — я такой балачки не знаю, а в память въехало.