Ричард Длинные Руки – эрцфюрст - Гай Орловский

– Пока что, – согласился он.

Я поцеловал ему руку.

– Отец Дитрих…

Он остановил меня жестом, взгляд его был серьезным и сильно встревоженным, что меня обеспокоило.

– Значит, – произнес он задумчиво, – поход на Юг может состояться быстрее, чем я думал… Сразу после закрепления на Севере?

– Святой отец, – запротестовал я. – Это чудовищно медленно!.. Я уже год назад готов был ломать и строить… ну, красиво и гордо воздвигать святое знамя церкви на руинах дикой и варварской!.. А они все дикие, которые не наши.

Он грустно улыбнулся, покачал головой.

– Молодость всегда спешит и не рассчитывает свои силы. Сын мой, ты сделал невероятно много, я глазам своим до сих пор не могу поверить. Завоевать королевство – одно, все короли то и дело захватывают друг у друга земли, а прежних владельцев изгоняют или убивают, но ты… создал флот!

– И открыл церкви выход к другим материкам, – добавил я, любому церковнику не мешает почаще напоминать, что живу и тружусь во имя и славу церкви. – Чтобы нести Слово Веры в заблудшие души!

Он кивнул, взгляд отстраненный, думает о другом, я выждал, он наконец проговорил посерьезневшим голосом:

– Сын мой, значит, пришла пора укрепиться по-настоящему.

Я насторожился.

– Это как?

– Серьезно, – ответил он со вздохом. – Не хотел тебе говорить… ты бы расстроился, но суть такова, что всему твоему воинству не выстоять и против одного-единственного отряда имперских войск!

– Отец Дитрих!

Он покачал головой.

– В Ватикане хранятся записи бесед с очевидцами последней высадки имперцев на берег. Они смели все. Во-первых, их маги обеспечивают воинам абсолютную защиту. Был показательный бой, когда рядовой имперец дрался против ста лучших воинов Сен-Мари и всех убил. Эдакая показная жестокость для устрашения. А вообще их маги просто превращают наступающее войско противников в своих рабов. И те сделают все, что они прикажут: перебьют друг друга, зарежут своих жен и детей, бросятся в море… или будут служить им, как верные псы.

Я сказал устрашенно:

– Святой отец… меня уже трясет. А что делать, чтобы не?

– Я же сказал, готовиться по-настоящему, – напомнил он. – Вызвать Монахов Истины, только они могут противостоять могучим магам Юга. А тебе, сын мой, надо побывать в том монастыре.

– Зачем?

Он ответил уклончиво:

– Расширишь кругозор.

– Святой отец, мне как-то не до экскурсий по святым местам!

– А если получить добавочную мощь? – спросил он. – Ты в силу происхождения… из очень далеких земель, бесчувствен к местной магии, но только… бесчувствен. Это твой щит. А мне казалось, тебе хотелось бы держать при себе и меч.

– Еще бы, – сказал я. – Просто другие вообще не поднимают задниц, вот и кажусь чуточку активнее. Но, правда, не отказался бы получить побольше мощи…

– Заработать, – поправил он, – или заслужить.

– Хорошо, – согласился я кисло, – можно и заработать, если не слишком трудно. Но… нельзя бы вызвать учителей сюда? Я все-таки уже король… по мощи. А домашнее обучение по качеству выше амбулаторного.

Он грустно усмехнулся.

– Сын мой, в святости нет королевских путей. И для Господа все мы… только искорки в ночи.

Я вздохнул, для церкви в самом деле все – дети Господа и равны в правах, это она насаждала везде демократию и отменяла всякое угнетение, но я человек реальных поступков и знаю, что есть трудяги, а есть лодыри. И трудяги всегда должны иметь предпочтение, в то время как полное равенство – хана прогрессу и цивилизации.

На выходе меня ждут барон Людольфинг Фортескью, ах да, он уже граф, и Альвар Зольмс. Первый предупредительно поспешил навстречу, чтобы выслушать какие-то указания насчет работы Министерства иностранных дел, а второй просто томится от безделья и надеется, что я впрягу во что-нибудь.

– Очень хорошо сказано, – проговорил Фортескью с восторгом. – Мы тут от двери все слышали, ваше высочество! Вам бы в кардиналы…

Зольмс воскликнул:

– Да что там в кардиналы – сразу в папы!

Но морда хитрая, любую умную мысль можно опорочить, если продлить ее несколько дальше и глыбже.

– Сдержанно и благоразумно, – подтвердил Фортескью. – Впечатляет весьма даже.

– Красноречие, – сказал я именно сдержанно, – высоко ценится в демократических государствах, сдержанность и благоразумие – в монархиях.

Зольмс пробормотал:

– Ваше высочество, но более красноречивого человека, чем вы, уже и на свете нет, наверное…

Фортескью поддакнул:

– Вас послушать, ваше высочество, одно удовольствие! Столько наговорите, что душа радуется, а потом стоишь вконец обалделый и думаешь: а что он сказал?

Я проворчал:

– Потому что я демократ по воспитанию и, как всякий нормальный и психически здоровый человек, деспот и тиран в душе, в сердце и в каждой косточке! Потому такой сдержанный и благоразумный, на свое красноречие внимания не обращаю. Говорит, и пусть говорит. Мне за державу обидно, она не должна зависеть от всяких там, а в данном случае тут, говорунов!.. Сэр Фортескью, мне кажется, наш веселый Альвар просится в ваше министерство?

Зольмс испуганно отшатнулся.

– Я?.. Я – рыцарь!..

– Понятно, – сказал я, – тоже работать не любит. Даже на Отечество, дым которого так сладок и приятен… Тогда почему вы не с войском топаете в сторону Тоннеля?

Он вскрикнул:

– Меня не взяли!

– Почему? – поинтересовался я. – Вы такой ценный работник или же были в отрубе после очередной пьянки?

Фортескью сказал с противной улыбочкой:

– Его лорд Рейнфельс оставил. Вместо себя. А сам ушел с войском.

Я отмахнулся.

– Разбирайтесь сами. Это я – рыцарь… И сегодня же догоню войско.

Часть третья

Глава 1

Бобик бодро несется огромными скачками, подпрыгивает на бегу, будто ловит бабочек или стрекоз, а может, и ловит, жизнь хороша, солнце жжет спину, а на той стороне Хребта, как помнит, сыро, слякотно и холодно.

Я обогнал большой отряд пеших воинов, затем еще и еще, наконец настиг рыцарскую конницу.

Все двигаются вдоль железнодорожного полотна, там пробита достаточно широкая тропа, чтобы двое всадников ехали бок о бок. Меня приветствовали весело, уже знают, с этим лордом везде победа и добыча.

Я отвечал тоже весело и бодро, хотя сердце стучит тревожно. На этот раз, ребята, не будет ни добычи, ни побед, ни славы. И двигаемся совсем не на войну. А мне погано, потому что хоть так и правильно, но гадостное ощущение, что обманываю доверившихся мне.

Наконец показался головной отряд, я придержал коня, несколько встревоженный, все расположились на отдых, хотя вроде бы рановато, затем увидел на железнодорожной линии две платформы, вздохнул с облегчением.

Воины начали подниматься, приветствуя, я вскинул руку в ответном жесте.

– Это моя вина, – сказал я честно, – припозднился чуть. Но теперь все пойдет без задержек. Сэр Гевекс!

Палант подбежал, придерживая рукой меч в ножнах.

– Ваше высочество?

– Ваш отряд?

– Да, ваше высочество!.. Имею честь им командовать.

– Начинайте погрузку, – велел я. – Как и было сказано моей светлостью, сперва командующих и военачальников, на вторую платформу, что крытая, – их коней.

– Слушаюсь, ваше высочество!

Он унесся, прыгая через ноги отдыхающих. Я посмотрел вслед с удовольствием. Вот что значит полевой командир из простых рыцарей. Не размышляет на тему: а не унизит ли свое достоинство высокорожденного лорда, если ускорит шаг, не достойнее ли идти медленно и вразвалку, время от времени останавливаясь поговорить с такими же высокородными и знатнейшими, а также просто знатными?

Платформы для перевозки строить достаточно просто, хотя и сложнее, чем в моем срединном. Там вообще брали готовые тележные оси с насаженными на них колесами, а здесь из-за расширенной колеи оси приходится изготавливать по новому шаблону, что замедляет работу, да и сами короба впятеро, если не вдесятеро шире, а в длину так вообще чудовища. Мастера чесали затылки и не верили, что отыщется сила, способная тащить такие телеги, но если лорды желают именно такое вот чудовище, то что ж, сделаем, лишь бы платили.

Воины с изумлением рассматривали тяжелые платформы, каждая размером с сильно вытянутый зал с недостроенными стенами, а я, повернувшись к ним спиной, с опаской и надеждой смотрел на приближающуюся крытую повозку, грязную, заляпанную зеленой жижей, с листьями болотных растений на колесах, тянут две замученные лошадки.

Наконец они приблизились, аббат Тибериус выбрался наружу и поспешил ко мне, тоже заляпанный болотной грязью, запыхавшийся, с ряской на плече.

– Простите, ваше высочество, – сказал он, переводя дыхание, – священники зря рискнули напрямик… Думали, та проклятая топь в такую жару подсохла… Я поспешил навстречу, фух, еле вытащили телегу и коней… Бедные животные… Пусть их покормят и дадут отдохнуть…