Пуля нашла героя - Андрей Курков

Помолчав и успокоившись, Грибанин пожал плечами.

— От Семашко жена два раза хотела уйти. Но не ушла… — сказал он, и голос его прозвучал обреченно, словно говорил он это, думая о чем-то другом, более важном для него.

Дальше ели молча, но под конец ужина, напившись чаю, писатель предложил Саплухову «упиться по такому случаю».

Саплухов, услышав предложение, задрожал, замотал головой.

— Нет, спасибо, — сказал он. — Я только-только из запоя вышел…

Грибанин внимательно посмотрел ученому в глаза.

— Что ж ты, один, что ли, пил? — прозвучал его удивленный голос. — Надо было мне сказать, одному-то тоскливо…

Саплухов тяжело вздохнул.

— В следующий раз скажу… — пообещал он. Тем же вечером Грибанин ушел в одиночный запой, предварительно выпросив у ученого письмо Нины Петровны вместе с конвертом, на котором был означен ее новый адрес.

Саплухов вернулся к научной работе. Записывал новые стихи попугая, не переставая удивляться уникальным способностям птицы, которая на его глазах, на ходу подбирала рифмы, чаще удачные, чем неудачные, и склеивала из них богатые образами необычные стихотворения, которые ученый после обеда самолично перепечатывал на машинке, перенесенной из бывшего номера секретарши.

Время шло. Глубокая крымская осень умывалась дождями. В Доме творчества было довольно одиноко: только несколько писателей-пенсионеров гостили здесь. В столовой они садились вместе и чересчур громко обсуждали свои творческие планы, из которых было ясно, что все они являются прозаиками-баталистами и пишут романы о войне, о партизанском движении и о жизни в тылу.

Через несколько дней Саплухов получил заказное письмо с официальным приглашением на заседание, посвященное 60-й годовщине Великого Октября.

К этому времени он уже начал писать научный труд о поэте-попугае и, зная, что в Москве встретится с академиком Бахманом, решил написать за оставшееся до отъезда время как можно больше, чтобы показать все это академику-наставнику.

Работал и по воскресеньям, без устали, до часу ночи. Страница за страницей с четко выстроенными письменными мыслями вперемешку с примерами стихотворений поэта-попугая ложились в отдельную синюю папку с надпи-. сью «Тезисы».

Однажды, почувствовав себя довольно усталым и воспользовавшись сухим и относительно теплым днем, отправился Костах Вагилович погулять по городу. Гулял долго. Пообедал в чебуречной. А когда вернулся в Дом творчества — увидел в комнате следы взлома.

Разволновался, проверил документы и деньги, но, к счастью, все было цело.

Решил тогда ученый, что кто-то спугнул воров. Слесарь, вызванный администрацией, заменил поломанный замок. Милиционер на всякий случай составил протокол.

И жизнь пошла дальше своим чередом. На пять дождливых дней приходился один сухой. На пять обедов приходился один борщ с пампушками. А до отъезда в Москву оставалось десять дней.

Глава 45

К наступлению осени девочка Валя заметно подросла. Теперь очень часто брала Клара Валю на прогулки по холмам. Ходили они вместе с Бановым и ЭкваПырисем, а иногда и без Эква-Пырися.

Старик все так же проявлял заботу о ребенке, но иногда любил уединиться и под предлогом поиска новых грибных мест пропадал на несколько часов.

Банов этому не удивлялся, решив, что обдумывает Кремлевский Мечтатель какие-нибудь новые статьи, а может быть, даже и книгу, ведь давно ничего не писал старик, даже писем ответных не писал, хотя к чтению писем вернулся и прочитывал все, что приходило. Читал он удивительно быстро, просто проводил взглядом с правого верхнего угла в левый нижний. Удивленному Банову однажды Эква-Пырись объяснил, что такому скоростному чтению научил его немецкий профессор и называется этот способ «чтением по диагонали». Но когда Банов сам попробовал читать «по диагонали», то ничего из этого не вышло, а только голова заболела и глаза заслезились.

Пошли как-то Банов с Кларой и Валечкой погулять. Гуляли по холмам, новые места для себя открывали и вышли на поляну, где росла невысокая крепкая яблоня, ветви которой были густо усыпаны краснобокими крупными плодами.

Светило солнце, и пели птицы. И казалось, что все еще длится лето, теплое радостное лето, подарившее им первого, хоть и позднего, ребенка.

Уселись они под яблоней. Валечка заплакала — видно, проголодалась. Задрала Клара гимнастерку и стала ребенка грудью кормить. А Банов сорвал два яблока и дал одно Кларе, а второе, усевшись рядом, стал сам кушать.

Так они сидели и наслаждались чистотой и теплотой природы. Валя грудь сосала. А Клара и Банов яблоки ели, и такой хруст стоял на поляне, такой аппетитный сочный хруст, что в конце концов переглянулись Клара с Бановым и рассмеялись громко. Оба чувствовали себя счастливыми, и будущее казалось им теплым и добрым.

Глава 46

Летние дни после происшествия с поваром Сагаллаевым потянулись чрезвычайно медленно.

Медведев, ожидая решения Москвы, все еще был в сердитом настроении. Татарин наотрез отказывался покидать комнату капитана и спал у него на полу. Теперь он боялся быть побитым за то, что перестал готовить.

Готовила Светлана.

Вершинин ходил по-прежнему злой на всех и вся: еще бы, даже после того, как он избил татарина, свинина на столе не появилась. Да, честно говоря, и не могла она появиться, пока кто-нибудь не закажет ее со склада. Но заказать мог только повар.

Добрынин тоже чувствовал себя в эти дни неуютно. Особенно неудобно было ему встречаться взглядом с Се-вой, ведь до сих пор не поговорил он с Медведевым. Все —ждал Добрынин, когда решится проблема с поваром и настроение капитана улучшится. Собственно, он уже объяснил Севе письменно, в чем дело.

И вот наконец, было это во вторник или в среду, Медведеву позвонил полковник Ефимов с Высоты Ж.

— Ну что, капитан, — злобно проговорил по военному t телефону полковник. — Штучками занялся? Повара моего решил себе забрать? Смотри у меня!

И полковник положил трубку прежде, чем успел капитан подумать над его словами.

А тем же вечером пришла радиограмма из Москвы с приказом отправить повара Сагаллаева на Высоту Ж., а повара Ковиньку принять в распоряжение на высоту Н.

Медведев тут же постучал в двери к Добрынину.

— Пал Алексаныч! — обрадованно крикнул он. — Можно?

Зашел, остановился посреди комнаты и облегченно вздохнул.

— Ну что? — поинтересовался причиной радости народный контролер, встав с кровати.

— Приказ поменять местами поваров! Теперь у нас хохол будет, а не татарин!

Добрынин улыбнулся. Сразу о Севе вспомнил.

— Вы, товарищ капитан, присядьте, — предложил Добрынин, поднимаясь на ноги. Сели за. стол.

— Я вот сказать вам хотел, — Добрынин уставился прямо в радостные глаза Медведева. — Тут глухонемые жениться хотят…

— В каком смысле жениться? — удивился капитан.

— Ну любят они друг друга…

— Глухонемые?!

— Да, а что? — теперь удивился Добрынин капитанскому удивлению. — Они же совсем как люди, нормальные, только вот не говорят… Что ж им, нельзя?

— Ну почему нельзя? — пошел на попятную Медведев.

— Вот и я думаю. Сева и Светлана, они в брак хотят вступить. Говорят, что ваше разрешение надо…

— Разрешение? — Медведев задумался. — Надо инструкции посмотреть, я с таким делом еще не сталкивался… Пойду, посмотрю эти бумаги, потом зайду, — Медведев встал и вышел из комнаты.

Оставшись один, Добрынин пожал плечами, удивляясь неведенью капитана относительно своих обязанностей.

Во всяком случае, разговор начался, и стало Добрынину на душе легче.

За окном было темно, и только желтоватый свет луны падал на каменную площадку. Прожектор все еще не работал, и это, хоть и было признаком беспорядка, радовало Добрынина. Нравились ему летние теплые ночи, усыпанные звездами небеса, свет луны, спускавшийся на самое дно ущелья.

Медведев вернулся в комнату контролера с тоненькой брошюркой в руках.

— «Обязанности командира спецточки», — прочитал Добрынин название серой брошюрки.

— Да, — капитан кивнул. — Правильно. Только не разрешение я им должен дать, хотя и так можно сказать… Значит, так, как командир спецточки я являюсь представителем советской власти на вверенной мне территории и исходя из этого могу производить регистрацию браков проживающих и работающих на данной территории граждан. Вот так тут сказано…

— Значит, можно? — обрадовался Добрынин.

— Что можно? — серьезно спросил капитан. — Это я решаю: регистрировать брак или не регистрировать. Написано «могу», а не «обязан»!

Радость покинула Добрынина — видел он, что Медведев любовь как серьезное чувство не уважает.

— Так что же? — спросил потерянным голосом народный контролер. — Не будете регистрировать?

Медведев уставился на крашеные доски пола. Задумался.

— Значит, так, — проговорил он, не поднимая головы. — Что важнее: задание Родины или такое личное дело, как брак?