Инквизиция, ересь и колдовство. «Молот ведьм» - Григорий Владимирович Бакус

lupum quendam equitans /vnd er im begegnet wär auf ainem wolf reitende). Истец жаловался на то, что стал хром и болен (wurd der kleger lam vnd kranck). Обвиняемый вину отрицал (Ille negauit/Er was der klag abred) Однако был уличен свидетелями (Per testes/Durch gezeügen) и приговорен к сожжению[378].

Этот нарратив резко выделяется в системе аргументации Ульриха Молитора, отдававшего явное предпочтение наследию классических авторов и стремившегося избегать сведений, полученных в ходе процессов против ведьм. Возможно, это объясняется тем, что приведенная история «колдуна, ездящего на волке» хорошо иллюстрирует тезис канона Episcopi о способе перемещений свиты богини язычников Дианы «верхом на неких зверях» (equitare super quasdam bestias)[379]. С той поправкой, что канон осуждал эти образы как дьявольские фантазмы, тогда как Молитор, наоборот, скорее подкреплял веру в них случаем из судебной практики[380]. Парадоксальным образом автор трактата продемонстрировал лояльность позиции канона в конце сочинения, категорически заявляя в четвертом заключении, что подобные «злые женщины» не путешествуют через неизмеримые расстояния в тишине ночной[381].

Ведьма и дьявол. Гравюра из трактата Ульриха Молитора в издании Иоганна Отмара. Рейтлинген, ок. 1489

Наконец, самой популярной и постоянно повторяющейся темой является обсуждение возможности плотских отношений человека и демона. Capitula presentis tractatus отводит два специальных вопроса в латинском варианте: шестой — «Может ли дьявол в образе человека сочетаться с такими женами-ведьмами в качестве инкуба»[382] и седьмой — «Возможно ли рождение детей из такой связи»[383].

Немецкий вариант Capitela vnd fragstuck dieses tractatus более лаконичен и содержит только один вопрос на ту же тему — «Может ли злой дух наяву принимать мужское обличье с низкими злыми женами и развратничать с ними»[384]. При этом собственно текст сочинения, как в латинском, так и немецком вариантах, демонстрирует три обращения к данной проблематике. Она появляется в пятой, шестой и десятой главах.

В пятой главе от лица Конрада Шатца утверждается, что никто не сомневается в способности дьявола появляться в образе человека[385]. В качестве подтверждения приводятся жития святых (св. Мартина, Антония, Элигия). Далее следует реплика Сигизмунда Габсбурга, предлагающего перейти уже ко второму вопросу, а именно — «Могут ли демоны спать с подобными женами и совокупляться с ними?»[386]. Отвечая на эту реплику, Конрад Шатц признает, что ныне действительно женщины (в немецком тексте — ведьмы) признаются, что сочетаются с ними и точно любовников ощущают[387]. Эрцгерцог реагирует на это утверждение досадливой репликой: «Бабий вздор! Болтают многое, что другие принимают на веру»[388]. Конрад уточняет, что за подобное, тем не менее, полагается смертная казнь посредством сожжения, и далее переводит разговор снова в теоретическую плоскость.

Среди прочих книжных образов следует цитата из Блаженного Августина, где объясняется, что инкубами именуют фавнов и сильванов (в немецком переводе — waldgaist, лесных духов), охочих до женщин. В ходе обсуждения со ссылкой на «Историю Артура, короля Британии» (in historijs Arcturi Regis Britannie) появляется фигура волшебника Мерлина, который, как считалось, родился из подобной связи. Упоминание этого имени ставит вопрос о возможности предвидения будущего и познания тайн ведьмами. В том числе — секретов эрцгерцога Сигизмунда Габсбурга, под эгидой которого и была написана книга.

Согласно Capitula этой вполне конкретной проблеме был посвящен восьмой вопрос, который гласил «Могут ли заклинательницы и жены прорицательницы с помощью демонов знать секреты…»[389]. В тексте диалога ее практически обошли стороной, вопрос о возможности ведьм познать княжеские секреты обсуждается попутно рассуждениям о реальности плотских отношений «нечестивиц» и демонов. Собственно, небольшая дискуссия на эту тему возникла исключительно потому, что Молитор вспомнил только один случай рождения ребенка из подобной связи, и этот случай — история волшебника Мерлина, о котором из книг было известно, что он обладал возможностью предвидеть будущее. При этом восьмому вопросу посвящено шестое заключение Молитора, которое гласит, что истинный провидец будущего — один Бог (solus Deus futurorum certus est inspector).

Центральный вопрос шестой главы в латинском варианте — «Может ли родиться ребенок в результате совокупления демонов с женщинами»[390], в немецком — «Может ли появиться ребенок из нецеломудренного дела злого духа»[391]. Образ Мерлина, уже упоминавшийся в другом контексте выше, в интерпретации Ульриха Молитора оказывается главным argumentum contra (возражением против) самой возможности зачатия ребенка в плотской связи женщины и демона на протяжении шестой и десятой глав трактата. Помимо Мерлина очень бегло упоминаются «подкидыши»[392] и, в латинском варианте, — «инкуба», в немецком — «госпожа» Мелюзина[393]. И, наконец, в десятой главе вердикт выносит Молитор: «Говорю я, что из инкуба и женщины человека создать нельзя»[394]. После чего следует заявление, что известен только один доподлинный случай рождения от духа и женщины — «Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа»[395].

Ведьма и дьявол. Гравюра из трактата Ульриха Молитора в издании Иоганна Цайнера. Ульм, ок. 1490

Все рассуждения и реплики персонажей трактата на тему плотских отношений человека и демона, взятые вместе, составляют примерно треть от общего объема текста. На фоне такого многословия кажется удивительной лаконичность окончательного заключения Молитора: дьявол в качестве инкуба или суккуба никоим образом детей породить не может[396], дети же такого рода, если и появляются, оказываются либо подкинутыми, либо призрачными[397].

* * *

Трактат Ульриха Молитора представляет собой парадокс. Наш единственный билингвальный источник явно стремится уйти от обсуждения немецких реалий, демонстративно отказывая им в праве на рассмотрение по существу. Vana mulierum opinio, der weiber torchait (лат.: «пустое женское мнение», нем.: «бабий вздор») — в этой уничижительной реплике нашло свое выражение игнорирование автором трактата тех показаний, которых так старательно добивался в ходе дознания инквизитор Генрих Инститорис.

Сам текст De laniis et phitonices mulieribus показывает, что «доктор обоих прав из Констанца» всячески стремится к замещению «бабьих россказней» книжными образами и сюжетами, почерпнутыми из агиографии и классической литературы. Мерлин, блаженная Юстина, Киприан Маг, разговаривающий с демоном, — все они оказываются гораздо более понятными и пристойными (вспомним проскакивающий у Молитора немецкий эвфемизм секса — «нецеломудренное дело», unkeüschen werk!), достойными рассуждений ученого человека.

В целом, по общей направленности сочинение Ульриха Молитора во многом следует Malleus Maleficarum. Однако, в отличие от последнего, в трактате «доктора обоих прав из Констанца» не обсуждаются вопросы натурфилософского характера. Принципиальное значение имеет то обстоятельство, что скептическое отношение к возможностям ведьм