Мой сводный хулиган - Маша Малиновская

“Сладкая рыжуля” – светилось на экране имя и фото девушки, с которой мы сегодня ехали из клуба. Лида, кажется. Или Лада.

Фотография была сделана в клубе за столом, когда девушка тянула через трубочку коктейль, призывно глядя в объектив.

Это оказалось словно мощным ударом хлыста, разбившим вакуум, окутавший нас. Ледяным дождём на разгорячённую кожу.

Больно. Болезненно.

– Ник, – Артур посмотрел на телефон и поднял глаза на меня, всё ещё удерживая моё лицо в своих ладонях.

– Не надо, – я сглотнула и сделала шаг назад, высвободившись. – Не хочу снова наступать на те же грабли, – голос дрогнул от обиды, потому что в голове всплыли будто вырезанные острым стилусом на сердце обидные слова, которые я подслушала в ту ночь.

– Ника, – он сделал шаг ко мне, и я снова отступила.

– Тебе лучше уйти, – я вздёрнула подбородок.

Не готова была, не хотела опять напороться на вилы и потом загибаться от боли. Я не верила ему. Он сегодня так же самозабвенно целовал другую в клубе, а сейчас, наверное, она звонила ему, чтобы напомнить, что уже заждалась, пока он там оттащит домой свою пьяную сестрицу.

– А то зачем тебе “гиблая хрень”, которую “нафиг не надо”, – сказала я с обидой, не сдержавшись.

Артур свёл брови и странно посмотрел на меня.

– Ты вообще о чём, Царевна? Головой, что ли, спьяну приложилась?

– Да-да! Я всё слышала, понятно? – предательские слёзы всё же выступили, как я ни старалась их сдержать. Внутри всё рвалось на части, алкоголь и его близость взбудоражили нервы и запустили какой-то неконтролируемый процесс. – Так что уходи! И вообще, тебя вон рыжая третий раз набирает, дождаться не может, видимо. А у меня и без тебя всё прекрасно, понял? И с Эдиком всё серьёзно. И вообще, мы с ним хотим…

– Да понял я, понял, – сказал, будто выплюнул мне в лицо, резко поднял телефон, наклонившись, а потом развернулся и вышел быстрым шагом.

Я подбежала к двери, захлопнула её, а потом рухнула на кровать, уткнулась в подушку носом, вжалась, чтобы никто ничего не услышал, и разрыдалась. Эмоции, что весь этот месяц были крепко зашиты в груди, прорвало бурным потоком. Они хлестали и хлестали, смывая на пути моё самообладание и самовнушение, что он для меня никто и я совсем в нём не нуждаюсь. Мне было так плохо и так больно, ещё хуже, чем в тот день, когда я услышала его разговор с Петром, что все внутренности будто сжимались, сдавливались, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Было больнее, потому что за этот месяц совершенно не стало легче. Стало хуже. Значительно. Его близость, его игнор, его поцелуи с другой, а потом обжигающие губы на моих. Это невозможно выдержать. Нереально. Может быть я слишком слабая, но для меня это слишком.

А я ещё и пьяна была. Зачем люди пьют и говорят, что хотят забыться? Алкоголь, как оказалось, вскрывает всё то, что как раз хочется забыть, вырвать из сердца, не думать.

Всё стало только хуже. Намного, намного хуже.

– Ты серьёзно? – Ритка выкатила глаза. – Вот прямо замуж?!

Я закрыла лицо ладонями и потёрла глаза, благо, что они были не накрашены. Всё ещё пребывала в шоке. И даже сколько не с предложения Эдика, сколько со своего ответа.

После той ссоры после поцелуя всё стало хуже. Артур со мной здоровался только в присутствии родителей и то сквозь зубы. Выглядел по большей части злым и угрюмым. Тренировался с утра до ночи, буквально изматывая себя. Я даже как-то подслушала их разговор с отцом. Случайно зацепилась, но осталась незамеченной до конца намерено.

– Ты превышаешь нагрузку даже не в два, а в три раза. Мышцы просто перегорят и упадёшь на ноги. Как раз перед игрой, – негодовал отец.

– Я всё контролирую, – упрямо ответил Артур.

– Ага, я вижу, – шаги стихли. Наверное, папа подошёл к нему ближе, он всегда так делал, когда пытался разобраться что происходит с дорогими ему людьми, а Артур, это было очевидно, стал ему дорог. И не только как протеже. – Что с тобой происходит, парень? Тебя ломает. Дело в брате?

Брат? Артур говорил, что у него есть брат, когда рассказывал о матери, но как-то вскользь.

– Врач же сказал, что это ухудшение – временное. Так действуют препараты, а перед операцией медикаментозная терапия необходима.

– Ему плохо. Очень. Хуже чем было.

– Артур, доверься врачу. Хуже чем было, твоему брату уже не будет.

– Всегда есть куда хуже, – горько ответил Артур тихим голосом.

Мне вспомнились его слова о матери, о том, как она тяжело болела. Им с братом, наверное, казалось, что ничего не может быть хуже, чем смотреть, как мучается самый родной для них человек. Но потом её не стало, а это, должно быть, совсем невыносимо. Мне и представить страшно, что было бы со мной, если бы моя мама… Нет! Даже думать не хотелось о таком.

– Артур, притормози. Пусть врач делает своё, а ты делай своё. Всё будет хорошо.

С тренировками он, может, чуть и притормозил, но зато его качнуло в другую сторону. Домой стал приходить поздно, с явным запахом алкоголя. Один раз ночью я проснулась от шума, и мне даже показалось, что из его комнаты раздался приглушённый женский смех.

Я накрыла голову подушкой и буквально умоляла сон прийти быстрее ко мне. Но он, предатель, как специально, не торопился. Зато слёзы ревности и обиды, которые я точно не звала, были тут как тут.

Артур продолжал выкладываться по полной на тренировках по утрам, а вечерами пропадать в клубах, возвращаясь домой за полночь. Отец хмурился, но сказать ничего не мог. Его протеже исправно выполнял свою часть сделки.

А я… продолжала ходить на свидания с Эдиком, а сама сгорать изнутри от чувств к Артуру. И так все эти чёртовы три недели.

Скорее бы первый курс Академии, осталось чуть больше недели, а там, надеюсь, всё изменится. познакомлюсь с новыми людьми, может