Последняя из рода Мун: Семь свистунов. Неистовый гон - Ирина Фуллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все же, что ей было делать со всем этим? Как доказать вину Ковина? Вот если бы Оддин поймал Художника, а тот признался в совершенных им убийствах, но подтвердил бы, что с Магистром Света разделался не он… Это вызвало бы вопросы.
Элейн присела на скамью возле небольшого жилого дома и достала из кармашка колоду. В этот раз она долго перемешивала карты, отчаянно желая, чтобы они дали подсказку.
Молодой человек с длинными кудрявыми волосами сидел перед девушкой в красном платье. Судя по вороту и чепцу, девушка была знатного происхождения, но поза была не слишком благородной: она беззаботно устроилась на подоконнике, скрестив ноги. Лицо при этом не казалось расслабленным. Молодой человек же сидел на скамье или сундуке у ее ног, отчего смотрел на собеседницу снизу вверх.
Глава десятая,
в которой решается судьба
Молодой человек с длинными кудрявыми волосами сидел перед девушкой в красном платье. Судя по вороту и чепцу, девушка была знатного происхождения, но поза была не слишком благородной: она беззаботно устроилась на подоконнике, скрестив ноги. Лицо при этом не казалось расслабленным. Молодой человек же сидел на скамье или сундуке у ее ног, отчего смотрел на собеседницу снизу вверх.
Раз вопрос касался Художника, Элейн отчего-то решила, что молодым человеком был именно он. Может быть, еще и потому, что в ее представлении у всех живописцев были длинные волосы.
В девушке она, разумеется, увидела себя. Только Элейн, хоть и была дочерью главы клана, таких нарядных платьев никогда не носила. Вот сесть так запросто на подоконник могла бы. Но платье…
От неожиданно посетившей идеи Элейн выронила карту. Ну конечно! Девушка на картинке не была знатной, она ею лишь притворялась. Притворялась, чтобы встретиться с молодым человеком.
Элейн могла помочь поймать Художника!
Надеясь, что Оддин еще не покинул Храм Света, она поспешила туда. Удача оказалась на ее стороне: стражи порядка действительно все еще были там. Они опрашивали прихожан и других служителей Света. Оддин сидел на скамье неподалеку от солнечного диска, вмонтированного в пол, и слушал рассказы пожилой дамы. Судя по его скучающему лицу, говорила та много и не по делу.
– Господин Торэм, у меня для вас срочная и важная новость, – перебила Элейн даму и заметила, как радостно сверкнули глаза Оддина.
Извинившись, он оставил собеседницу и поспешил за Элейн прочь из храма. Они снова оказались у той же скамьи, что и утром. Там-то она и изложила свой план.
– Ты хочешь стать наживкой? Ты ума лишилась? – воскликнул Оддин, услышав ее предложение.
– Просто послушай. Сейчас, когда все знают о том, что в городе душегуб, будут более осторожны. Девушки не станут разгуливать по ночам в одиночку. Ему будет трудно найти жертву. И тут я, – она изобразила, как прогуливается по дорожке, – иду по улице. Он попытается напасть, а вы с другими полицейскими будете следить за мной. Как только Художник объявится, схватите его, и всё. Главное, не убейте, чтобы он смог подтвердить, что к смерти Магистра не имеет отношения.
Оддин покачал головой и сообщил, что не намерен рисковать ее жизнью. Они спорили не меньше получаса, пока наконец Элейн не использовала свой последний аргумент:
– Если мы не поймаем Художника в ближайшее время, меня убьет не он, а твой брат. Из Нортастера я не уеду, пока не доведу все до конца, а город маленький. Сегодня вот опять столкнулась с Ковином. Еле ноги унесла. Как думаешь, сколько неудачных попыток убийства нужно, чтобы довести до исступления?
Тяжело вздохнув, Оддин ответил:
– Братец и так озвереет, когда узнает обо всем.
Но по тону Элейн поняла, что он сдался.
Подготовка началась нешуточная. Прихватив Элейн, Оддин и еще несколько полицейских отправились в участок, что находился на Ратушной площади. Там они обсудили идею с шерифом Нортастера и, получив одобрение, стали планировать поимку душегуба. Нарисовали на карте маршрут прогулки Элейн и места, где должны были караулить полицейские. Позвали девушек, которые затянули ей корсетом талию и грудь и подобрали подходящее платье глубокого синего цвета. Волосы Элейн они спрятали под чепец, но несколько прядей оставили вокруг лица. Их напудрили, чтобы те казались не рыжими, а светлыми. Все, кроме Оддина, оценили результат, решив, что Элейн прекрасно подходила на роль жертвы. Оддин же только хмурился и кривил губы. А еще много раз повторял, чтобы никто не спускал с нее глаз и Элейн каждую секунду была у кого-то под наблюдением. Кажется, к концу вечера все устали от однотипных наставлений и разбежались по разным комнатам. У Элейн такая возможность отсутствовала – ей некуда было идти.
– Ты боишься больше, чем я, – заметила Элейн.
– Конечно! Если тебя убьют, тебе будет безразлично все происходящее дальше, – проворчал Оддин. – А я до конца дней буду жить с этой ношей.
Она не была уверена, шутил ли он. Подойдя к нему ближе, Элейн улыбнулась и искренне сказала:
– Спасибо, Оддин. Давно никто так не беспокоился обо мне.
– Оно и понятно, беспокоиться о тебе вредно для здоровья, – недовольно ответил он. – Мои бедные нервы…
Она хлопнула его по предплечью:
– Ты сильный, ты справишься.
В ответ Оддин в своей излюбленной манере аккуратно сжал ее плечи:
– Ты все еще можешь отказаться. Я даже все еще готов жениться на тебе и увезти в другой город.
Элейн улыбнулась шире:
– Не думаешь ли ты, что это будет слишком тяжелое испытание для твоих слабых нервов?
– Я готов пойти даже на такие жертвы!
Она покачала головой.
– Я все еще не сказала «нет», но на наши планы это никак не влияет. Я попытаюсь привлечь внимание Художника, а ты попытаешься его поймать.
– Нет никакой уверенности, что он не ложится сейчас спать в своей мягкой кровати. Сколько ночей ты собираешься гулять?
Элейн дернула плечом.
– Я настойчивая, ты же знаешь. – А затем добавила: – Он ведь давно не убивал, верно? Только прачка Ковина была его жертвой, с тех пор он не появлялся. Наверняка жажда крови уже бурлит в нем.
Элейн только делала вид, что ей не страшно. Не хотела, чтобы Оддин переживал еще сильнее. На самом деле желудок скручивался при мысли о том, что ей, возможно, предстояло встретиться с этим
