Танго на цыпочках - Екатерина Лесина

Ника, не ожидавшая подобного выпада, побелела, потом побагровела, и выскочила из машины, точно пробка из бутылки шампанского.

— И зачем ты так с ней?

Вместо ответа Салаватов нажал на газ, успеется еще с оправданиями, и вообще, имеет он право на дурное настроение или нет?

— Ну и дурак. — Пробурчала Сущность.

Мой дневничок.

Бред. Перечитываю и сама удивляюсь, какой же это все-таки бред. Неужели это я писала? Ну, почерк мой, значит, все-таки я. Ничего не помню, в голове пусто-пусто, а на душе легко. Снова Алик. Умом я понимаю, что ему нельзя верить, а вот тело, оно не просто верит — оно тянется к Алику, томимое жаждой. Эту жажду не утолить водой, не выжечь огнем, она будет существовать ровно столько, сколько буду существовать я сама. Она часть меня, иногда кажется, что лучшая часть. Доза, доза, доза… Умри, но достань, иначе ад.

Нефтяное море в легких и сердце, которое бьется из последних сил, но тебе совсем не хочется, чтобы оно билось. Тебе все равно. Приходят люди, знакомые и незнакомые, что-то говорят, что-то требуют, но ты не слышишь. В голове одна-единственная мысль — достать дозу. С нею все становится хорошо, мир прекрасен, жизнь прекрасна, я сама прекрасна.

Колеса — это еще ерунда. Мне было так плохо, что я едва не умерла. И Тим, как назло, в командировку укатил, а с Ники никакого толку, лишь плакать и могла. Зато Алик приехал и мигом решил проблему. О, он очень хорошо умеет решать чужие проблемы. Как сейчас помню. Столовая ложка воды, белый порошок плавает на ее поверхности сказочным островом, пока Алик кончиком ножа не разрушает остров. Вода становится белой, словно от извести, только это совсем не известь. Зажигалка. Простая, копеечная, полупрозрачная, газа остается лишь на половину, но Алик утверждает, что нам хватит. Алик прав. Пламя лижет ложку и белесая жидкость закипает. Я чую странный запах, он манит, обещая забвение. Сейчас. Скоро. Я забуду, какой грязной была. У меня снова будут крылья и краски, снова увижу свой собственный рай. Мне так хочется полететь. Скорее…

Пластиковый шприц в упаковке. Одноразовый — Алик брезглив. Резиновый жгут пережимает вену, немного больно, но я терплю, рай того стоит. Вены синими линиями проступают на коже. Ну, скорее же, не хочу больше ждать. Игла похожа на бабочку. У бабочки есть хоботок, у иглы тоже. Он вгрызается в синюю линию, а в шприце — брюшке ядовитой бабочки появляется кровь. Правильно, мы с ним одной крови, он и я.

Небо снизошло до меня, или это я снизошла до неба?

Ангелы ползут по желтому рассвету, глупые крыла солнце заслоняют. Снова я одна руки поднимаю…

Доминика

Я была так зла, так зла, что не замечала ничего вокруг. Ну, Тимур, ну, молодец, теперь понятно, кто он такой. Хам. Зэк. Просто урод. Впрочем, нет, на урода Салаватов не тянет. Он высокий и весь такой из себя… А я — дура, что с ним связалась. И вообще только дура способна влипнуть в такую историю.

И только дура способна забыть сумочку с ключами в машине.

— Дура. — Произнесла я в слух и нажала на ручку, просто от злости и безысходности. И дверь открылась, прямо, как в сказке. Дверь открылась, а за дверью…

За дверью никого не было.

Неужели я, выходя из дому, забыла закрыть? Но нет, закрывал Салаватов, точно помню: ключ заело в замке и ему пришлось возиться минут пятнадцать, но дверь закрылась, а теперь? Теперь она открыта, и это значит, что сюда кто-то заходил.

Я стояла на пороге, не решаясь зайти в квартиру. А если там…? Да там может быть что угодно! Труп, чемодан с героином, пистолет, вор, убийца… Коленки подкашивались со страху, а еще такое чувство, будто за шиворот высыпали пригоршню льда.

Ну же, я смелая, я войду в квартиру, и, что бы или кто бы там не находился, не испугаюсь. Не убьют же меня средь бела дня, это, право слово, чересчур.

Пусто! Господи, как хорошо, что здесь пусто, что никого-никого нету! Я едва не расплакалась от облегчения, и, свинтив крышку со стоявшей на столе бутылки «Бонаквы» — холодная, просто прелесть — осушила ее одним глотком. Все-таки эти «странные» происшествия раскачивают психику. Тимур просто плохо закрыл дверь, а…

А в воздухе пахло «Черной магией», тонкий, еле-еле уловимый аромат ночи дрожал, затухая, еще минута-другая и он полностью исчезнет. Но я-то буду помнить о запахе злого колдовства, принесенного в дом неведомой ведьмой, которая с неизвестно какой целью выдает себя за мою погибшую сестру.

Это не Лара, нет, не Лара, Лара умерла.

«— Ну и что?» — ленивыми каплями падали на пол лепестки черной розы. Черную магию делают непременно из черных-черных роз, а еще из тягучего дегтя и когтей летучей мыши.

Господи, откуда такие странные мысли? Это похоже на безумие, надо будет попросить Тимура, чтобы он нашел врача. Пусть специалист скажет, схожу я с ума или уже сошла. Запах «Черной магии» стал сильнее. Теперь я могла его видеть: ленты-змеи, материализуясь в воздухе, тянулись ко мне. Нет, не хочу! Прочь от меня!

Прочь из квартиры! Я бросилась к дверям, но на пороге стояла Лара.

— Ты куда? От судьбы не убежишь, пойдем со мной.

— Куда?

— Я научу тебя летать. — Пообещала Лара.

Тимур

Розовую сумочку на переднем сиденье Салаватов заметил не сразу, пришлось возвращаться, не заставлять же ее торчать перед запертой дверью, еще, не приведи боже, случится что-нибудь, а ты потом отвечай.

— Перед кем?

— Перед совестью.

— А она у тебя есть? — Поддела Сущность.

— А ты мне на что?

Крохотная сумочка помещалась в ладони. Интересно, кто придумал, что женские сумочки должны быть маленькими? Да что в нее влезет-то? Помада и ключи? И ради этого таскать с собой нелепый розовый кошелечек на длинной веревочке? Все-таки женщины — совершенно непостижимые создания. Как бы не порвать эту ерундовину ненароком.

Салаватов раздраженно толкнул дверь в подъезд: нет других забот, кроме как бегать за девчонкой, которая свои вещи разбрасывает где попало.

Дверь в квартиру была открыта нараспашку. Черт побери, а это что значит?

— Ника?

В воздухе витал странный запах. Духи и что-то еще… Что-то сладкое и смутно знакомое… Опасное.

— Ника! Ника, ты где?

Вот теперь Салаватов испугался по-настоящему.

— Ника, отзовись!

Она не отозвалась. Она не слышала. Она стояла на балконе и смотрела вниз. А потом… Потом Ника решительно перекинула ногу