Солнечный круг - Михаил Герчик

У меня гулко, на всю комнату, стукнуло и оборвалось сердце.

— Боюсь, Анна Михайловна, — запинаясь, ответил я. — Дождь сейчас, туман… Я еще сам, без отца, никогда не ездил, даже в хорошую погоду. А в такую он меня и близко к баранке не подпустил бы. Вы не думайте, мне машины не жалко… Я вас боюсь не довезти.

— Пошли! — в четвертый раз крикнул Африкан. — Чего ты перед ними унижаешься?! Я ж тебе говорил не ходить сюда! Это из-за них отец, из-за них…

— Постоите! — Витька усадил привставшую Анну Михайловну в кресло. — У нас же есть хороший, настоящий шофер. Сейчас я сбегаю за Антоном Александровичем.

— Попробуй, — я почувствовал, что сердце у меня вернулось на прежнее место и стало легче дышать. — Это было бы самое лучшее. Скажи, что ключ от зажигания и технический талон дома. Но он не поедет на чужой машине, не имеет права.

— А оставлять умирать человека он имеет право? — рявкнул Витька и выскочил из квартиры.

Африкан все еще топтался у двери.

— Пройди, — сказал я. — Сядь.

Он покачал головой и отвернулся. По его лицу текли слезы. А может, это были следы дождя?

В подъезде хлопает дверь, и мы, все трое, вздрагиваем. Нет, шагов на лестнице не слышно, это кто-то с первого этажа. Что он, заблудился, Витька? Квартиру Антона Александровича найти не может? Почему они так долго не идут? А вдруг и Жекиного отца нет дома? Тогда что делать? Сесть за руль самому? Да я же врежусь в первую встречную: полоснет фарами включенными по глазам, ослепит и — вдребезги! Или — на мокром асфальте раскрутит, вынесет на левую сторону да какому-нибудь грузовику — под колеса… И пикнуть не успеешь. Мало что я там хвастался, какой из меня водитель… Это когда знаешь, что отец рядом, что он в любую секунду руль вывернет и с тормозами управится, тогда и повоображать можно. Но если все-таки Антона Александровича нету? Или он откажется? Да нет, не должен отказаться, не такой on человек! А все же? Останусь только я… Поведу или струшу?

Снова хлопает дверь, и снова мы вздрагиваем. Бух-бух-бух! — грохочут на лестнице шаги, и в квартиру влетает Витька. За ним входит Антон Александрович.

— Лекарство с собой? — спрашивает он у Анны Михайловны.

Она поспешно достает из кармана пузырек.

— Давай ключи. — Это уж мне. — Машина заправлена?

— Не знаю. Во всяком случае, в багажнике должны быть две запасные канистры.

Антон Александрович проводит рукой по своему ежику и стряхивает с ладони дождинки.

— Поехали. Если инспектор остановит, скажем, пусть сам везет. — Он подмигивает мне и берет ключи. — Слупит с нас твой батька шкуру за такое самоуправство. Квартиру замкни как следует.

Мы выходим к гаражу. Антон Александрович звякает в потемках ключами. Дождь еле моросит, но зато туман такой, что освещенные окна домов расплылись пятнами.

— Погодка… — ворчит Антон Александрович, хлопая дверцей машины. — Хороший хозяин собаку не выгонит.

Едем. Анна Михайловна сидит впереди, рядом с Антоном Александровичем, мы втроем — сзади. Сидим, тесно прижавшись друг к другу плечами, и я чувствую, что Африкан дрожит, словно ему холодно. Еще бы, такая у человека беда! Я не думаю, я просто не могу думать о том, сколько раз он нас подводил, сколько мы перетерпели из-за него и Африкана Гермогеновича, все это чепуха по сравнению с тем, как сейчас должно быть горько и трудно ему: где-то в Сычкове, за шестьдесят километров отсюда, умирает отец… И я крепче прижимаюсь к Африкану плечом, я чуть не наваливаюсь на него, чтоб передать ему часть своего тепла: мне кажется, что от возбуждения я весь горю, как раскаленная печь. И Африкан постепенно перестает дрожать, он откидывается на сиденье и закрывает глаза.

«Дворники» старательно и неутомимо сгребают со смотрового стекла дождевую пелену. Антон Александрович подался вперед, он похож на черную нахохлившуюся птицу. Большие, как лопаты, руки спокойно лежат на баранке, плечи сведены, чуть серебрится в тусклом свете лампочек на приборной доске короткий ежик. Вокруг — белесое месиво. В нем растаяли очертания улиц — по какой это мы едем, не могу узнать, — утонули дома. Редкие встречные машины идут медленно, словно наощупь, время от времени они тревожно вскрикивают, будто заблудившиеся в лесу дети. От крика этого у меня по спине ползут мурашки: все еще никак не могу избавиться от ощущения, что не Жекин отец, а я сам сижу за рулем и вглядываюсь в вязкий туман.

Выходим на магистраль.

— Сейчас пост ГАИ, — негромко говорит Антон Александрович. — Если пронесет — тогда все в порядке. Если нет… — И включает четвертую скорость.

Мы цепенеем. Мы боимся дышать, будто по шуму нашего дыхания там, в милицейской будке, смогут определить, что нас обязательно нужно задержать. А это — лишние объяснения, это потерянное время: сколько его уже потеряли Африкан и Анна Михайловна, пока метались по городу!

Справа от дороги, пробивая туман, светится желтый фонарь. Под ним смутно темнеют силуэты каких-то машин. Вот они уже остались позади. Растаяли. Исчезли.

— Пронесло! — Антон Александрович вытирает рукавом лоб и добавляет газа. — Через часок будем на месте.

И тут рука Африкана клещами сжимает мою руку.

— Ребята, — бормочет он, и я вижу, как блестят белки его глаз, — это все я, ребята… И с сарайчиками, и с плотом, и со штаб-квартирой… Но я больше никогда, слышите, никогда…

— Ладно, кончай, — свистящим шепотом отвечает Витька. — Будто мы не догадывались! А мы тебе лягушек подкинули. Вот так…

Лето пролетело как один день. Не успели оглянуться, а сверкающий солнечный круг уже замкнулся. «Детки, в школу собирайтесь, петушок пропел давно…» Сколько мы со своим командором когда-то планов насочиняли, а успели сделать — с гулькин нос. Ну, качели для малышей, книжек с полсотни собрали, рыбок завели — три аквариума. А голубятню еще не достроили, нигде мелкой железной сетки не достанем. И собаки еще нету. Правда, Африкан пообещал привезти из Сычкова щенка — помните, какой у «дяди Клавы» на цепи волкодавище сидел? Ну, вот, чтоб от такой собаки щенка заполучить, можно и потерпеть, пока Африкан к своему дядьке выберется. Во всяком случае, конуру мы уже соорудили. Роскошная конура, просто дворец, а не собачья будка!

За браконьерство Клавдия Гермогеновича судили. Мы выступали на суде как свидетели. В тюрьму его не посадили, но оштрафовали как следует. Десятому закажет!

Вот и все. А сегодня мы идем в школу: Витька, Лера, Ростик, Жека, Казик, Африкан и я. Все вместе. В 7-й класс «А». Мы выходим из своих подъездов медленно и важно, чуть помахивая новенькими портфелями, проходим мимо качелей, мимо покосившихся футбольных ворот, мимо яблонь, на которых уже давным-давно нет ни одного яблочка, а потом срываемся и бежим во весь дух, как первоклашки, которым не терпится поскорее сесть за парты. И когда я оборачиваюсь, я вижу возле беседки наших отцов. Они стоят, курят и молча глядят нам вслед.