Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914) - Даниэль Бовуа

Невзирая на существовавшие злоупотребления и архаичность, польские дворянские собрания сохранились примерно до 1860 г., причиной тому была неспособность царских властей обеспечить украинские губернии нужным количеством чиновников. Собрания, чью работу власти пытались корректировать, были нужны Петербургу для обеспечения сбора налогов и проведения рекрутских наборов. Итак, маршалки, подкомории с подсудками поддерживали чиновников, это взаимодействие гарантировало существование крепостничества еще долгие годы. О судебной реформе в Петербурге начали вести робкие разговоры лишь после 1831 г. До этого времени лишь несколько малозначительных поправок нарушило незыблемость местного самоуправства. Возможно, именно такое положение дел обусловило то, что в русском языке одним из синонимов слова «обыватель» (созвучного польскому слову obywatel (гражданин)) стало «филистер» – человек с узким кругозором, живущий исключительно мелкими личными интересами, а синонимом чванливого высокомерия, заносчивости стало польское слово латинского происхождения honor (честь), в русском варианте звучащее как «гонор».

Принципы раздачи судебных должностей в первые после присоединения к Российской империи годы также дают повод задуматься над тем, насколько по сравнению с землевладельцами, остающимися вне всякого подозрения, в действительности шляхетскими привилегиями пользовались посессоры и арендаторы. 19 октября 1798 г. Павел I решил ликвидировать суды в Васильковском, Черкасском и Уманском уездах Киевской губернии, мотивируя это нехваткой достаточного количества шляхтичей для их формирования. Судебная власть над первым перешла к Богуславскому уезду, над вторым – к Чигиринскому и над третьим – к Звенигородскому. Затем в ноябре 1800 г. гражданским губернатором В.И. Красно-Милашевичем было продолжено сокращение судов, и к 6 сентября 1804 г. в Киевской губернии лишь семь уездов из двенадцати имели полный судебный аппарат: подкоморский суд и двухступенчатый (верхний и нижний) земский суд261.

Официальная причина – недостаточное количество шляхтичей – выглядит несколько надуманной: даже если взять под сомнение данные переписи и учесть, что в Киевской губернии было втрое меньше землевладельцев, чем в Волынской и Подольской, они все-таки составляли 1692 лица, а такого количества должно было хватить для полной комплектации уездных судов. Правда, в 1797 г. Уманский уезд целиком (речь идет о 117 селах с примерно 60 тыс. крестьян обоего пола) принадлежал Щ. Потоцкому. Сложно себе представить, чтобы такого магната интересовали проблемы правосудия на низшем уровне. Его владения не ограничивались лишь этим уездом: в целом ему принадлежали 312 сел. Не столь богатым был его кузен Петр Потоцкий, впрочем, как и Чарторыйские, владевшие 194 селами, Браницкие, Вороничи, Любомирские, Жевуские или Оссолинские262. Тем не менее предположение, что из 511 фигурирующих в переписи наследственных землевладельцев никто не выразил желания заседать в суде или возглавить шляхетское собрание, кажется сомнительным; удивляет и то, что эти функции не были перепоручены кому-то из 1181 арендатора, зафиксированного в переписи по Киевской губернии. Следует ли из этого сделать вывод, что при Павле I крупные землевладельцы этой губернии восприняли указ Екатерины II от 3 мая 1795 г., где в 3-м пункте шла речь лишь о владении землей, а не о ее аренде, буквально? Или, скорее, можно предположить, что отсутствие органов правосудия в пяти уездах окончательно развязывало магнатам руки и полностью отвечало их желаниям?

В любом случае такое положение дел не могло сохраняться долгое время: мало того что в судах накапливались залежи крестьянских жалоб, негде было регистрировать земельные сделки шляхтичей. И хотя наверняка подкупленный военный губернатор, которому поручили провести в Киевской губернии перепись, в 1804 г. утверждал, что в губернии проживают всего 401 наследственный землевладелец и 426 арендаторов, т.е. в целом 827 «граждан» (лишь половина из приведенных в переписи 1795 г.), Сенат постановил, а император утвердил решение о возобновлении деятельности пяти судов и их организации в Богуславе, Чигирине, Липовце, Махновке и Умани.

Вопреки повсеместной для Российской империи практике, согласно которой судьями становились местные жители, указ предписывал провести выборы из числа «граждан» соседних уездов, а если это невозможно, назначить русских чиновников из губернского правления, что было все-таки нежелательно, «особливо по тамошним обрядам судопроизводства, основанным на прежних их правах» (т.е. речь шла о применении права согласно Литовскому статуту, тогда еще малоизвестному властям)263.

Украинский историк И. Кривошея отмечает, что и в самом деле до 1809 г. маршалки Уманского уезда земельных владений в нем не имели, а впоследствии, после смерти в 1805 г. Щ. Потоцкого, его огромное имение было раздроблено между множеством потомков. Значительная часть его владений была выставлена на продажу, и таким образом появились многочисленные новые владельцы средней руки (зачастую прежние арендаторы). Эта «демагнатизация» дала возможность организовать выборы, поскольку с этого времени количество шляхтичей стало достаточным264.

Александр I, как уже говорилось, в начале своего правления принялся энергично приводить в соответствие основные принципы существования польской шляхты с принципами организации российского дворянства, однако постепенно пришел к выводу о существовавших между этими группами принципиальных отличиях. В мае 1802 г. он упразднил пожизненное пребывание маршалков в должности, что дало повод А. Чарторыйскому полагать, что в скором времени все существовавшие проблемы будут решены265. Действительно, в опубликованном 19 мая 1802 г. Учреждении о губерниях, новой редакции Учреждения 1775 г., много места было уделено выборам и функциям, возлагаемым на дворянство, однако, поскольку это был текст общего характера, в скором времени его оказалось недостаточно, и губернаторы начали его корректировать. Указ был критически воспринят и наиболее независимыми членами польских дворянских собраний, которые, едва лишь политический климат стал более благоприятным, выступили с инициативами, в значительной степени отличными по своему характеру от принятого в среде русского дворянства повиновения. Например, сразу после провозглашения указа от 19 мая полномочный представитель волынской шляхты, князь Каликст Понинский, обратился с просьбой, чтобы на должности, на которые было невозможно найти кандидатов из помещиков (скорее всего, речь шла о второстепенных должностях, которые не интересовали богатую шляхту, а не о нехватке вероятных кандидатов), позволили назначать чиншевиков, на что через месяц получил временное разрешение266.

Подобные поправки никак не могли способствовать унификации традиций, характерных для русского дворянства и польской шляхты. Ход выборов в Подольской губернии, которые согласно указу от 19 мая начались 25 августа 1802 г., во многом свидетельствует о том, что «граждане» – шляхта продолжали по старинке считать дворянские собрания-сеймики поводом для шумихи, драк и демонстрации «золотых вольностей». Военный губернатор А.Г. Розенберг, на которого был возложен надзор за ходом работы собрания, и гражданский губернатор В.И. Чевкин были более чем удивлены увиденным, о чем и сообщили в Петербург.

Их рапорты дают возможность реконструировать небольшой скандал в стиле давних традиций «шляхетской демократии», а одновременно с этим увидеть первые попытки вмешательства со стороны российского чиновничества в дела этой замкнутой среды267. Согласно рассказу Розенберга, в назначенное время множество шляхтичей (т.е. 200 – 300 человек) съехалось в Каменец-Подольский, дав тем самым понять, как высоко они ценили оказанную им честь. После традиционной церемонии принесения присяги в большом зале благородного собрания губернатор Чевкин обратился к ним с речью, в которой заверил их в расположении к ним монарха и призвал выбрать среди равных себе предводителя – человека достойного, заслуженного и опытного, а кроме того, всем сердцем готового служить правде, поскольку именно ему они вверяли не только свои дела, но и судьбу. Ходом дискуссии и голосованием руководил Ю. Витославский, однако в скором времени военный губернатор убедился в том, что процедура выборов не отвечала установленным правилам и что во многих уездах количество «чиновников» (автор рапорта заменил этим словом, очевидно, непонятное ему польское слово poseі – депутат), не располагавших какой-либо собственностью, было крайне велико. Вновь видим уже упомянутую проблему – зажиточная шляхта неприязненно относилась к служебным обязанностям. Подобное положение дел, по мнению Розенберга, противоречило как положениям Жалованной грамоты, так и указу от 19 мая 1802 г., поэтому после безрезультатного напоминания главе собрания о регламенте он не колеблясь обратился к губернскому прокурору и городничему с просьбой провести проверку, что, несомненно, явно противоречило неприкосновенности депутатов и шляхетской автономии, а потому оказалось нереальным. Недовольство и беспорядок достигли пика, когда в зале заседаний и в городе начали распространяться памфлеты на некоторых членов собрания, что свидетельствовало о формировании партий, а это уже было абсолютно неприемлемо для самодержавия. Военный губернатор поручил коменданту знаменитой Каменецкой крепости Гану и В.И. Чевкину найти авторов и издателей этих постыдных и незаконных произведений (которые, естественно, не прошли царской цензуры, находящейся на тот момент еще на стадии формирования). Напрасный труд. Важные лица, в адрес которых были направлены памфлеты, покинули выборы.