Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914) - Даниэль Бовуа

Следствием бурных выборов стало то, что гражданскому губернатору Чевкину согласно ст. 39 Жалованной грамоты предложили две кандидатуры на пост маршалка. Чевкин считал, что один из них – землевладелец Людвик Рациборский, который никогда не занимал никаких должностей даже на уровне уезда, а большая часть отданных за него голосов внушала сомнения, – не отвечает необходимым критериям. Губернатор отдал предпочтение Каетану Пешинскому, который, по крайней мере с 1797 г., был хорунжим в своем Летичевском уезде, а затем с 1800 г. – уездным предводителем. Таким образом, вроде бы требования российских властей к «службе» были соблюдены. Губернатор заверял, что в своем выборе руководствовался исключительно уважением к воле императора и закону.

Считая свое задание выполненным, военный губернатор Розенберг отбыл по делам в Одессу. И тем самым совершил ошибку, поскольку понятия не имел о принципах функционирования «шляхетской демократии». Он не успел проехать и 35 верст, как получил письмо от Чевкина, высланное 7 сентября 1802 г., с сообщением, что Пешинский отказался от должности маршалка, поскольку не чувствовал себя в состоянии исполнять возложенные на него обязанности. К письму прилагалась петиция членов дворянского собрания, написанная на польском и русском языках, в которой объяснялось, что отказ Пешинского предопределен состоянием его здоровья и нехваткой опыта. Шляхта просила утвердить в должности Рациборского, получившего большинство голосов, а именно 125. Уже 8 сентября теми же лицами – уездными маршалками и только что избранными судьями было составлено на польском языке обращение к императору, в котором объяснялось, что набравшего всего 100 голосов Пешинского выдвинули только потому, что по закону следовало предлагать двух кандидатов, и что он, кроме того, находится под полицейским надзором. «То, что маршалком губернии был утвержден тот, кто менее отвечал пожеланиям общества, вызывало неудовлетворительную реакцию», – писали протестовавшие, добавив несколько льстивых фраз о чувстве справедливости императора.

Методы, как видим, не были слишком деликатными, однако решение царского представителя обжалованию не подлежало. Как раз тогда, когда Розенберг получил письмо Чевкина и петицию, прибыл новый посыльный с письмом от Пешинского, в котором тот сообщал, что никогда ни от чего не отказывался, напротив – с благодарностью принимает оказанную ему честь. Чевкин также получил подобное послание. Поддержка со стороны царских властей дала Пешинскому возможность выиграть выборы без учета мнения большинства своих «сограждан».

В объяснениях, представленных обоими царскими чиновниками в конце декабря министру юстиции Г.Р. Державину, подчеркивалось, что поддержанный ими маршалок старательно исполнял возложенные на него обязанности. Кроме того, были даны заверения, что он не находился под полицейским надзором. Он лишь получил напоминание о внесении оплаты за уборку места, где происходило дворянское собрание в 1801 г. Вопрос был закрыт, а того, кто не хотел поддержать голосования, самого лишили права голоса.

Суть интриги, по мнению обоих российских чиновников, состояла в том, что предыдущий маршалок Витославский, вдохновитель написания петиции к Александру I, был шурином Рациборского. Это предположение представляется правдоподобным. Данный пример хорошо иллюстрирует значение кумовства в жизни шляхты, как, впрочем, и манипулирования голосами нескольких безземельных шляхтичей при слабом участии в выборах. Ведь контроль над судебной властью давал возможность слежения за ходом всех земельных сделок, а также контроль над аграрными отношениями.

Представление о роли шляхты в империи не предполагало беспокойства о сохранении влияния на местном уровне, а также превосходства помещиков. Это становится еще более понятным, если принять во внимание, что императорский указ Сенату от 4 февраля 1803 г., уточнявший роль Герольдии, не вызвал практически никакого отклика на Украине268. Этот высший орган по делам привилегированного сословия, управляемый герольдмейстером и двумя асессорами, одновременно подчинявшийся министру юстиции и генерал-прокурору Сената, был, как мы уже убедились, хотя в то время это могло быть еще не настолько очевидно, абсолютно непригодным для проверки шляхетских титулов в присоединенных губерниях. Подписывая указ, царь ошибочно полагал, что можно полностью добиться того, чтобы принимались лишь исключительно достоверные свидетельства о шляхетском происхождении, этого идеала на Украине не удавалось достичь. Одно из положений указа свидетельствует о бездне, разделявшей помещиков юго-западных и центральных губерний Российской империи. Указом определялась процедура назначения на государственные должности, получения высоких должностей в царской администрации, а также напоминалось, что кандидаты на такие должности должны быть внесены в списки, представляемые в Герольдию раз в три года; кандидаты должны были выдвигаться дворянскими собраниями, в т.ч. должна была делаться отметка о предпочитаемом месте службы. Далее прилагался список должностей, на которые можно было таким образом выдвигать людей.

Случалось, хотя и крайне редко, что некоторые польские аристократы с Украины назначались на высокие должности: в 1818 г. Филипп Плятер269 стал волынским вице-губернатором, в 1820-х гг. Б. Гижицкий и М. Грохольский были даже назначены губернаторами, хотя очень сомнительно, что они смогли подняться так высоко благодаря описанной избирательной процедуре: связи при дворе были фактором значительно более действенным. В целом же, за несколькими исключениями, помещики на Украине не выражали желания получить чин таким образом.

Н.К. Имеретинский, изучавший в 1893 г. волынское дворянство, не только удивлялся, но и возмущался, найдя подтверждение о государственной службе в Герольдии лишь для двух лиц с 1803 по 1818 г., по одному лицу в 1818, 1819 и 1820 гг., ни одного в 1821 и 1822 гг., для двух в 1823 г.; незначительный рост наблюдался в более поздний период: от одного до десяти лиц в 1824 – 1830 гг.270

Очевидно, чтобы избежать последствий бесконтрольных действий судей, избранных способом, описанным выше, император указом от 19 июля 1804 г. устанавливал, что в дальнейшем четыре представителя шляхты/дворянства – заседатели уездных судов – будут исполнять возложенные на них обязанности не в качестве почетных, как ранее, а за незначительное официальное вознаграждение, предусмотренное в бюджете Министерством финансов в размере 200 рублей ассигнациями в год, и будут подчиняться Министерству внутренних дел. Вместе с тем не было сказано ни слова о соответствии этой должности существовавшему перечню гражданских чинов в Табели о рангах – видимо, причина крылась в том, что эта выборная должность, включавшая в себя «феодальные» традиции, воспринималась властями как временная и переходная. Этот гибрид по своей сути был слабо интегрирован в бюрократическую машину империи271. За исполнение остальных судебных функций, как мы в дальнейшем убедимся, продолжали платить вознаграждение из дворянских взносов.

Указ о выборах 1805 года и видимость диалога

Централизованное государство не могло быть довольно судопроизводством, зависимым от местных кланов и класса землевладельцев, четко определить границы которого не удавалось, поэтому в 1805 – 1808 гг. власти предприняли несколько попыток навести порядок.

Наступление на действующую систему правосудия начал киевский гражданский губернатор П.П. Панкратьев, а Сенат подготовил несколько уточнений относительно проведения выборов.

Среди очень подробных и ценных губернаторских отчетов внимание привлекает отчет Панкратьева за 1804 г., прочитанный тщательным образом (как свидетельствуют собственноручные отметки карандашом) министром внутренних дел В.П. Кочубеем. В нем представлена критика находившейся в руках польской шляхты судебной системы, что говорит о том, что достаточно рано царская администрация начала воспринимать ее как ахиллесову пяту польской шляхты на Украине. Однако пока в этом направлении власти действовали медленно и осторожно. Основы польского правосудия, определенные Литовским статутом, будут полностью уничтожены в период 1831 – 1840 гг.

С момента своего назначения Панкратьев обращал внимание на существовавшие несоответствия в традиционном правосудии и на отсутствие возможности у властей напрямую иметь дело с крестьянами без посредничества польских структур, в том числе и «неблагомыслящих экономов по поместьям». Обстоятельно обосновав свою жалобу министру внутренних дел 4 декабря 1802 г., он повторил ее в отчете за 1804 г.272 Губернатор уже тогда выступал за реорганизацию системы судопроизводства, которой недоставало средств, персонала, а главное, как отмечал губернатор, она была абсолютно неконтролируемой. Кассационную жалобу на решение этих судов можно было подать только в Сенат, но никто не осмеливался туда обращаться. Следовало, по мнению губернатора, создать губернский апелляционный суд. Это предложение было оставлено без внимания. Зато было внимательно воспринято все, что губернатор сообщал об уездной полиции. Избранные шляхтичи, по его утверждению, не могли успешно справляться с возложенными на них обязанностями, поскольку в большинстве своем были мелкими землевладельцами, получавшими мизерную добавку к своим доходам из взносов, которые шляхта платила в казну (получая налог на земские повинности, государство выступало лишь посредником). Земский исправник (глава нижнего земского суда – сельской полиции) получал всего 250 рублей ассигнациями в год, а его заседатели – по 200 рублей. Из этой суммы оплачивались нанимаемые служебное помещение и квартира, дневные и ночные поездки по приказам и делам следствия на своих или нанятых лошадях, при этом командировочные не предусматривались. Губернатор сообщал о необходимости увеличения размера жалованья и обеспечения их большим штатом секретарей и переписчиков, которым также следовало повысить выплаты. Последним платили от 30 до 70 рублей в год, а потому на эти низкооплачиваемые должности соглашалась обычно лишь чиншевая шляхта. Затем Панкратьев переходит к своей основной идее. Он не намеревался отменить принцип выборности для судебных органов и соглашался с тем, чтобы помощников исправника и в дальнейшем определяло дворянское собрание «для соблюдения в точности священного закона», о чем он наверняка не раз слышал от местной шляхты, «чтобы всяк своими судился». Зато избрание исправника, по его мнению, к «святым» принципам не относилось. Он должен был, по мнению губернатора, стоять выше интересов отдельных групп и олицетворять Закон, «но он, завися выбором от самих помещиков, может ли быть так взыскателен, чтобы не опасаться, что вперед ни к чему его не выберут? Почему и весьма нужно, чтобы земский исправник был зависим от определения губернского начальства», т.е. решения губернатора приравнивались к закону. «А всего бы лучше, – писал далее прямо губернатор, хотя и знал, что бюджет Министерства юстиции такого не позволит, – если бы определено было поветовым судам жалование, а всякие акцизы по правам польским собираемые были запрещены». Однако еще нескоро настанет время для проведения столь серьезной реформы.