Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914) - Даниэль Бовуа

В 95 параграфах первой части Положения247 представлены различные разряды польской шляхты или, точнее, те из них, которые были выделены согласно видению чиновников. Если в ст. 4 давалось верное определение чиншевой шляхты, то ст. 5, где шла речь об околичной шляхте, производит впечатление сборной солянки: сюда впихнули, к примеру, мелких владельцев с неподтвержденным происхождением, пожизненных владельцев, а также залогодержателей и земельных пользователей, державших наделы на основании устной договоренности или в вечном пользовании. Это свидетельствует о том, что законодатели имели смутные представления об исторических корнях и значении существовавших различий внутри этой группы. Многочисленные статьи Положения, посвященные «истинной» шляхте, естественно, не содержат какого-либо недопонимания ее статуса, поскольку сразу после разделов она была уравнена в правах с русским дворянством. В том, что касалось условий несения государственной службы, изложенных с 20 по 31-ю статью, прекрасно видно, как власти выдавали желаемое за действительное: огромное количество шляхты, для которой был характерен изолированный сельский образ жизни, не имело ни возможности, ни желания «служить» по русскому образцу.

Среди пространных рассуждений ст. 32 делалась попытка преодолеть преграду, о которую спотыкались все, кто обращался к идее ассимиляции шляхты со времен разделов Речи Посполитой, а именно показать: кто эти шляхтичи; каковы критерии принадлежности к этой общности; кем они должны быть признаны и, опять-таки, в какой срок. И не предполагалось, что еще немало воды утечет, пока будет дан окончательный ответ на эти вопросы. Никто в то время не мог предположить, что в 1839 г. появится некий Д.Г. Бибиков и наведет порядок. Пока удовлетворились лишь утверждением, что лишь те, чье происхождение было подтверждено уездным или губернским дворянским собранием, могли сохранить за собой это право до последующего утверждения Герольдией. Как видно, предпринималась попытка осуществления более серьезного контроля со стороны государства за священными и незыблемыми до этого времени решениями местных дворянских собраний. Однако разразившиеся в 1831 г. громы и молнии лишь подтвердили, что проведение подобной проверки в Петербурге было невозможно вплоть до 1839 г. Впрочем, в 1829 г. казалось, что достаточно поверить в саму возможность такой проверки. Ухудшение положения состояло в том, что лиц, не подтвердивших своего происхождения (внимательно следили за тем, чтобы лишний раз не упоминать об их количестве), согласно ст. 32 следовало немедленно идентифицировать, чтобы данное им право, как сообщалось, «не могло продолжиться на долгое время. Возлагается на обязанность тех мест от коих утверждение означенных шляхт в дворянском достоинстве зависит, оканчивать дело без малейшего отлагательства». Впрочем, особенно ничего нового по сравнению с тем, что предполагалось предпринять на протяжении последних тридцати лет, не вводилось. Хотя в ст. 145 нам предстоит обнаружить подобие угрызения совести.

Предложение о проведении переселения, вновь представленное полковником Юреневым, как нам уже известно, принято не было. В статьях 39 – 44 говорилось (при этом не обольщались насчет результатов) о возможности добровольного выезда в свободные казенные земли. Зато представитель Министерства финансов сумел упомянуть в ст. 48 – 50 о подымном налоге (он назван польским словом «ofiara»248), который должна была платить шляхта, а также о ее обязанности выполнять общественные работы, о которых было заявлено в предыдущие годы, т.е. речь шла об участии в обеспечении перевозок и снабжении войска провиантом. Обширные пассажи в ст. 60 – 79 были посвящены рекрутскому набору, который отныне становился обязательным, правда срок службы был значительно меньше, чем для крестьян, кроме того, предусматривалось, что шляхта будет служить на Украине, в полках с польскими названиями. Об этих благих намерениях, естественно, после 1831 г. забудут.

Во второй части Положения249 еще больше места было отведено представлению мер по решению судьбы польской шляхты, которые будут воплощены в жизнь после поражения Польского восстания. Речь идет о превращении всей шляхты в «однодворцев западных губерний». В этой части нашла отражение существовавшая в России жесткая социальная иерархическая система, правда без крайностей, присущих аракчеевской политике в Белоруссии. В то же время во второй части предпринималась попытка расшевелить социально инертную шляхетскую среду, вернуть шляхте на самых низких ступенях общества ту политическую и административную роль, которая, пусть и теоретически, принадлежала ей в Речи Посполитой. В этом признании возможности наделить шляхту скромной, но реальной ролью в управлении угадываются более ранние намерения некоторых чиновников высокого ранга, отвечавших за систему образования. Однако данный шаг был сделан слишком поздно: заинтересованная сторона была решительно не готова к такой роли, а через год подобная роль станет неприемлемой и для самих властей, которые займут ярко выраженную антипольскую позицию.

В ст. 96 – 116 проекта Положения, среди прочего, шла речь о том, что в 1837 г. предложит министр государственных имуществ П.Д. Киселев по организации однодворцев – прежней шляхты. Три комиссара, не имевшие никаких представлений о пропорциональном соотношении шляхты, решили разделить ее на три общности: чиншевую, околичную и городскую. Эти образования, создаваемые наподобие крестьянской общины, должны были сформировать губернаторы, а контролировать – казенные палаты. В них должно было входить от 600 до 1500 душ, или от 200 до 500 дымов, в городах немного меньше – от 150 до 400 душ, или от 50 до 150 дымов. Бюрократическая природа проявилась во всей своей красе в такого рода спекуляциях. Действительное состояние общественных связей на Украине не давало оснований для создания подобного рода общин, однако в столице были увлечены строительством воображаемого общества. Каждой общиной раз в три года должно было избираться «шляхетское правление» во главе с войтом (по образу старост у русских крестьян) его заместителем и секретарем. Результаты выборов (остатки шляхетской автономии) должны были утверждаться казенной палатой. Предусматривалось годовое вознаграждение в размере 200 – 250 руб. ассигнациями для войта и 300 – 400 – для секретаря, а также должна была бы выдаваться печать. Бумага и счетные книги (книги учета доходов и расходов – вот что главное) должны были предоставляться казенными палатами. Этим трем представителям общины отводилась немалая роль, в их ведении должны были находиться: охрана порядка, хозяйственное руководство, объявление официальных текстов, опека над обездоленными, выдача внутренних паспортов, суд первой инстанции, контроль за побегами крепостных крестьян, забота о сохранении добрых обычаев, отчетность перед полицией, а также рекрутский набор и сбор налогов. Таковой согласно бюрократическому видению была утопическая картина по приспосабливанию шляхты к условиям империи. Добавленная in extremis250 ст. 145 обязывала всех, кого это касалось, самим в течение года с момента провозглашения Положения записаться в общины.

Весь 1830 год прошел в рассмотрениях этого проекта по отдельности и совместно разными департаментами Сената; его вновь отослали в Министерство внутренних дел для консультаций с графами А.И. Чернышевым и Е.Ф. Канкриным, возглавлявшими Военное министерство и Министерство финансов, которые непосредственно были заинтересованы в его проведении, а затем во все то время, что шло Польское восстание, работа над проектом была остановлена, потом же и вовсе от него отказались в связи с новым поворотом в решении шляхетского вопроса после объявления знаменитого указа от 19 октября 1831 г., посвященного организации однодворцев и граждан. 14 ноября 1832 г. Сенат признал, что комиссия свою миссию выполнила, 14 апреля 1834 г. это было подтверждено Министерством внутренних дел…251

Перейдем к сравнению прожектерского видения решения шляхетского вопроса в столице с тем, как воспринимали бедную шляхту в канун Ноябрьского восстания три губернатора Правобережной Украины. Прежде всего отметим, что единственным сторонником Положения был киевский губернатор В.С. Катеринич, по своему происхождению русский. Он первым послал ответ на запрос комиссии 31 октября 1829 г. Два других губернатора, поляки, отреагировали позднее. Граф Миколай Грохольский из Подольской губернии отправил письма 27 ноября 1829 г. Отчет волынского губернатора Михала Бутовта-Анджейковича252 пришел лишь 19 февраля 1830 г. Представленная ими информация не вошла в готовящийся в спешке проект, причиной тому было не только то, что отчеты пришли с запозданием, но и то, что они содержали скудные данные, а кроме того, два последних были проникнуты протестным духом253.