История дзэн-буддизма - Генрих Дюмулен

Благодаря столь находчивому решению христианские миссионеры достигли высокого положения в японском обществе. Однако не обошлось и без противостояния и критики нового порядка вещей. Главным противником этих новшеств был отец Кабраль, которого Валигнано сместил с должности главы японской миссии. Кабраль обратил внимание на то, что настоятелями Нандзэндзи и других основных храмов в Киото назначались сыновья и братья японских принцев или другие представители высшего сословия, и их назначение утверждалось самим императором. Насколько удачной оказалась на практике иерархическая система Валигнано, мы не можем судить, но не исключено, что она нуждалась в некоторых исключениях и усовершенствованиях.

Существовали и другие инструкции, которые подтверждали искреннее стремление Валигнано к адаптации христиан к японским обычаям. В каждом отделении миссии, рядом с входом в дом, существовала чайная комната, где напиток подавался согласно японскому обычаю. Гостей встречали сообразно их общественному статусу, что вызывало симпатию и уважение к христианской миссии. Действительно, иезуитов не раз упрекали в том, что они ищут путь к сердцам представителей высшего сословия и мало уделяют внимания простым людям. В результате этих усилий в христианство были обращены многочисленные господа (даймьё), представители высшей аристократии, самураи и бонзы. Это было время, когда христиане занимали видное положение в обществе. Столичные модники носили португальскую одежду, а любые европейские вещи вызывали неизменное восхищение. Взаимопроникновение культур двух народов продолжалось до тех пор, пока не началась череда гонений на христиан. Тем не менее взаимовлияние лучших японских традиций и христианства, происходившее за счет контактов с представителями знатных семейств, оставило существенный след в истории общечеловеческой культуры.

Христианский даймьё и чайный путь

Период японской истории начиная с 1573 года, ознаменованного окончанием сёгуната семейства Асигава, и вплоть до захвата власти Токугава Ёясю в 1600 году известен как «военное время» (сэнгоку-дзидай). Чайный путь (садё), ставший притчей во языцех, служил в лихолетье островком мира среди ужасов нескончаемых войн, во время которых были уничтожены многие драгоценные произведения искусства эпохи Муромачи. В Японии параллельно развивались два стиля чайной церемонии – рыцарский и купеческий, ибо купцы проявляли не меньший интерес к этому искусству, чем аристократы. Правитель Хидэёси был большим любителем чайной церемонии и устраивал пышные церемонии чаепития. Тихая обитель его чайного мастера, Сэн-но-Рикью (см. главу 11), была главным центром японской культурной жизни. Согласно концепции Рикью чайная церемония является порождением дзэнского духа. Именно он советовал своим ученикам «прежде всего совершенствоваться, осуществляя закон Будды», так как без прилежного аскетического воспитания основанный на вере идеал культа чаепития лишается всякого смысла.

Пик популярности чайного пути в эпохи Эйроки (1558–1570), Гэнки (1570–1573) и Тэнсё (1573–1592) совпал с периодом процветания христианской миссии.

В результате чайный путь и христианская вера стали ассоциироваться с жизнью видных представителей японского общества. В списках гостей, присутствовавших на чайных церемониях того времени, можно обнаружить имена известных христиан. Нередко чаепитие сопровождалось изучением Евангелия. На основании правил, установленных Валигнано, и отчетов, которые миссионеры посылали на родину, можно говорить о том, что европейцы осознавали значение ча-но-ю (чайной церемонии) для утверждения христианской Церкви в Японии.

На исходе XVI столетия один из наиболее выдающихся миссионеров, отец Родригес (1561–1634), в главах, посвященных «искусству чая», демонстрирует глубокое понимание религиозной сущности и духовной ценности чайной церемонии. Он рассматривает чаепитие как акт привнесения религиозного идеала дзэн в естественное проявление художественного вкуса:

«Искусство чая является своего рода религией уединения. Устроители миссии ввели церемонию чаепития как достойное занятие, воспитывающее у ее участников умеренность во всем. Таким образом, была предпринята попытка подражания дзэнским философам, жившим в уединении и, согласно их традиции и в отличие от философов других школ индийской мудрости, не прибегавшим в своей медитации к помощи книг и трактатов известных наставников. Они не только с небрежением относились ко всему мирскому, но и убивали свои страсти с помощью особых упражнений и сокровенных символических средств, которые служили им своего рода руководством. Они полностью отдавались созерцанию естественных вещей. В своем видении вещей как таковых они обретали знание Первопричины. Умозрительно они избавлялись от того, что считали злом и несовершенством, и, достигнув естественного совершенства, постигали бытие Первопричины.

Эти философы не вступали в дискуссии и споры, но позволяли другим видеть мир собственными глазами, с тем чтобы понять сущность собственного бытия. По этой причине они не давали наставлений даже собственным ученикам. Наставники этой школы отличаются мужественным и решительным характером; им чужды лень и неряшливость, равнодушие и праздность. Они ограничивают себя малым, не пользуясь многими предметами обихода, как неестественными излишествами. Они полагают, что отшельник должен довольствоваться лишь самым необходимым для поддержания жизни. Все это сочетается с невозмутимым спокойствием и скромностью, лучше сказать – с совершенным лицемерием, сопоставимым с манерой стоиков, полагавших, что совершенный человек не имеет страстей и не подвержен их влиянию.

Приверженцы ча-но-ю считают себя последователями философов-отшельников. Поэтому все мастера этого искусства, даже неверующие, являются членами школы дзэн или становятся таковыми, независимо от своего происхождения. Несмотря на подражание дзэнской церемонии, они не считают чаепитие ни суеверием, ни культом, ни каким бы то ни было религиозным ритуалом, так как не используют никаких культовых атрибутов. Имитируется лишь иноческая отрешенность от всего земного, рассудительность и живость ума, нетерпимость к праздности, лени и помпезности. В своем созерцании природы вещей участники церемонии подражают адептам дзэн, но не в том, чтобы обрести совершенное знание бытия, но в том, как они, в уединении и спокойствии, вглядываются в суть вещей и уходят от шума и суеты внешнего мира».

Этот текст свидетельствует о живом интересе европейского миссионера к чайному пути и дзэнской составляющей этой церемонии. Христианский участник чаепития мог без труда заменить буддийское содержание чаепития элементами собственной веры. Но возможна ли такая подмена во время дзэнских упражнений? Вплоть до настоящего времени этот вопрос остается без ответа. Далее Родригес указывает на то, что инструкции по проведению чаепития напоминают практику передачи дзэн, которая осуществляется без устных пояснений и зависит лишь от конкретного переживания. Понимание смысла церемонии достигается «повторением манеры дзэнских наставников, которым подражали последователи этого искусства».

Первой задачей Франциска Хавьера и его последователей было завоевание умов в университетах горы Хиэй и «Восточной страны» (Каназава), значение которых они несколько преувеличивали. После пожара 1571 года, во время которого первый университет сгорел дотла, политика миссионеров претерпела некоторые изменения, учитывая особую значимость чайной церемонии. Близкие отношения между участниками чаепития, в результате которых возникали целые социальные группы, давали уникальную возможность для распространения веры. В столице удалось обратить в христианство многих знатных купцов – любителей чайной церемонии, которые впоследствии финансировали строительство христианских церквей и больниц. Еще более значительными, но куда менее успешными были попытки донести слово Христово до высшей аристократии и рыцарского сословия, представители которого в своем большинстве были приверженцами чайной церемонии и адептами дзэн.

Контакты даймьё из Бунго, Франциска Ётомо Йосисигэ (Сёрин, 1530–1587), с христианскими проповедниками восходят ко времени построения в Японии первой церкви. Решающим событием его жизни стала встреча со святым Франциском Хавьером. Несмотря на то что для его обращения потребовалось продолжительное время, Йосисигэ всегда был другом и благодетелем святых отцов. Он глубоко понимал чайную церемонию, был в ней весьма искушен и располагал богатой коллекцией чайной посуды. Это был человек религиозный, стремившийся к постижению истины, хотя и подверженный мирским слабостям, в частности предрасположенный к чувственным удовольствиям. Впрочем, он никогда не предавался излишествам, ибо мирские радости ему быстро надоедали. Повседневные заботы и приверженность дзэн-буддизму препятствовали его обращению в христианство. Йосисигэ не мог принять это решение до тех пор, пока на собственном опыте не убедился в преимуществах нового вероучения по сравнению с дзэн. В свою новую резиденцию в Усуки он пригласил из Киото известного дзэнского наставника, для которого построил прекрасный храм. Под его руководством он прилежно занимался дзэнской практикой и поклонялся образам дзэнских патриархов – Кашьяпы и Бодхидхармы, которые украшали его алтарь, и даже пытался отправить своего сына в монастырь. Однако молодой принц категорически отказался принять монашество: «Если отец настаивает на том, чтобы я стал бонзой, то я зарежу себя или утоплюсь в океане». Сын, жестокий характер которого вызывал у отца законные опасения, обратил свой взор в сторону христианской миссии и впоследствии принял крещение. Последнее событие произошло с одобрения и в присутствии его отца. Вскоре после этого Йосисигэ сам принимает решение и становится христианином (1578 г.).